Как эти события в Украине и в мире отразятся на вашей области науки? На ее развитии в России? Сохранятся ли международные научные связи? Публикуем ответы научных работников — представителей разных научных дисциплин.
Алексей Иванов, докт. геол.-мин. наук, профессор РАН:
Коллеги из-за рубежа с российским и нероссийским гражданством, с которыми мы работали раньше, подтверждают готовность сотрудничать и в будущем. Однако прямо сейчас, пока всё не нормализуется, конечно же, никаких визитов друг к другу не может быть, затруднен даже просто обмен данными. Естественно, у нас в России ожидается катастрофа по аналитическим исследованиям на собственном оборудовании, которое будет работать ровно до тех пор, пока сохраняются запасы расходных материалов и комплектующих. Фирмы уже испытывают серьезные проблемы с поставками.
Тут и прямые запреты, и непредсказуемый курс рубля. Международные журналы, по крайней мере издательства Elsevier, подтверждают, что формально никаких ограничений на статьи российских авторов не будет. Но выборочно политика дискриминации российских авторов уже идет. На официальном уровне ряд зарубежных научных обществ ввел запреты на совместные проекты. В общем, всё зависит от того, как скоро и каким образом всё это закончится и к чему это приведет внутри России.
«Международные связи перейдут в анабиоз»
Сергей Нечаев, докт. физ.-мат. наук, директор Центра Понселе (Франция — Россия):
Эта преступная война, не имеющая никакого отношения к заботе о гражданах, а преследующая исключительно цель несменяемости режима, должна быть немедленно прекращена.
Наука по определению интернациональна. Достаточно посмотреть на типичный коллектив авторов хорошей публикации: это, как правило, специалисты из разных стран. Совместная работа обязательно предполагает личное общение, которое в данных условиях невозможно. Преступная политика государства отбрасывает российских ученых на периферию, делая их изгоями поневоле и заложниками системы. В последние лет двадцать российские ученые, работающие постоянно за рубежом, довольно часто приезжали в Россию, что весьма благодатно отражалось на российском научном ландшафте. Теперь они все уедут, а дистанционное общение, конечно, никак не заменит личное.
Особой специфики для физики тут нет. Нам пришлось аннулировать несколько международных конференций, одна из которых должна была стать сателлитом Международного математического конгресса. Что касается развития российской науки в условиях изоляции, то я в это не верю. Можно пытаться залить деньгами (рублями) высокотехнологичные области науки, но:
а) во-первых, эти рубли скоро уже ничего не будут стоить;
б) международная изоляция и отсутствие нормального обмена мнениями в международном масштабе не позволят создать «коммунизм в одной отдельно взятой стране»;
в) занятия фундаментальными науками (в том числе физикой и математикой) требуют внутреннего спокойствия, некоторого «эмоционального комфорта», который в настоящих условиях отсутствует, и отсутствие перспектив в России будет подталкивать молодых ученых переходить в другие (более практические) области либо уезжать. Ученые не размножаются в неволе.
В основном, на мой взгляд, международные связи перейдут в анабиоз. Останутся связи на уровне личных контактов, лабораторий, возможно факультетов. Университетские и академические связи будут разорваны, и я думаю, что это правильно: ни Академия наук, ни, скажем, МГУ не выступили с осуждением войны (хотя отдельные члены или сотрудники этих организаций это сделали). И эти организации в их нынешнем состоянии в России отжили свое и давно перестали выполнять прогрессивные функции.
Если мы выживем в этом безумии, то придется снова начинать учиться говорить с коллегами из других стран. Друзья-математики предлагают для этого воспользоваться помощью «нейтральных» стран с удобной логистикой — Грузии и Армении, куда можно было бы перенести проведение совместных конференций и школ.
Разрыв
Алексей Крушельницкий, докт. физ.-мат. наук, Университет Мартина Лютера (Халле, Германия)
Чтобы не подставлять редакцию, не буду писать здесь о собственных оценках последних событий, оставлю это для своего «Фейсбука». Скажу лишь, что вот уже вторую неделю моя семья существует в состоянии перманентного шока, мы живем как в дурном сне, с трудом заставляя себя заниматься повседневными делами. Сосредоточиться и думать о работе очень трудно; еще труднее от осознания того, что это всё очень надолго.
Прежде всего, несколько слов об общей обстановке в Германии. Если не считать резко подскочивших цен на бензин, повседневная жизнь немцев пока практически не изменилась. Понятно, что Украина — это главная новость как в СМИ, так и в частных разговорах. Споров и дискуссий нет, мнение всех немцев единодушно и однозначно, путинферштейеров здесь не осталось. Единственные люди, которые сейчас чувствуют себя воодушевленными, — это часть бывших россиян. Мне лично с такими встречаться не доводилось, но я знаю о них от своих знакомых. В целом, отрицательного отношения к российским гражданам нет. Эксцессы наверняка где-то были и будут, но это исключение. Немцы близко к сердцу принимают проблемы беженцев, и многие им помогают. При всем при этом большинство немцев полагают, что для них лично вся эта трагедия ограничится лишь повышенными ценами в магазинах. Дай-то бог…
Теперь про науку. Двадцать пятого февраля Альянс научных организаций Германии, который объединяет практически все исследовательские центры и фонды (DFG, DAAD, Fraunhofer, Max Plank, Helmholz и другие), выступил с призывом немедленно прекратить все совместные с российскими организациями научные проекты. Этой рекомендации последовали также и немецкие университеты. Приостановка проектов, однако, не означает, что российские исследователи, работающие в настоящее время в Германии в рамках этих проектов, должны немедленно вернуться домой, — они могут доработать до конца. Таких, впрочем, почти нет из-за ковидной пандемии. Разрыв научных связей, тем более с учеными, которые могут совсем не поддерживать происходящее в Украине, — это событие, которое вряд ли кого-то может обрадовать. Но здесь явно действует та же логика, что и в отношении спортсменов, людей искусства и так далее. Санкции — они как бомбы: не разбирают, кто был за, а кто — против.
Однако важно вот что. Как в официальных публичных заявлениях, так и в приватных разговорах подчеркивается принципиальная разница между контактами с российскими официальными учреждениями и контактами с конкретными людьми из России. Это совершенно разные вещи, и личные связи, моральная поддержка россиян только усиливаются. Коллективное письмо российских ученых против того, что нельзя называть своим словом, получило в Германии большую известность и цитируется как пример поведения, достойного всяческого уважения. Российские ученые, работающие в Германии, не испытывают морального или тем более административного давления со стороны коллег — знаю это по себе и по другим россиянам, работающим вместе со мной.
Отдельной темой стоит проблема российских и украинских студентов, которые обучаются в Германии. На днях ректор нашего университета разослал всем сотрудникам письмо по поводу текущей ситуации. Основной темой там было положение студентов из России и Украины, всего их в университете около 250 человек. Им всем выражается поддержка и будет оказываться помощь, причем одинаковоне разбирая, кто из Украины, а кто из России.
У многих из них надвигается финансовая катастрофа. Хотя учеба в немецких университетах почти бесплатная, но за еду и жилье платить надо. А получить деньги от родителей студентам сейчас иногда просто невозможно. Карточные переводы из России заблокированы, а родители многих украинских студентов не могут перевести деньги своим детям по другим очевидным причинам. Был объявлен сбор пожертвований, будут даже благотворительные концерты в пользу российских и украинских студентов, но сможет ли это всё решить проблему, пока неясно.
Что касается научного сотрудничества, наш университет тоже присоедился к бойкоту всех российских организаций. Конечно, Россия не самый главный партнер Германии в области научных исследований, и замораживание всех контактов — это в основном жест, незначительно влияющий на работу немецких исследовательских центров и университетов. Но несмотря на это, выражается надежда, что разрыв связей будет не очень долгим. Мне тоже хочется в это верить.
Надо определяться
Евгений Шахнович, профессор факультета химии, химической биологии и биофизики, Гарвардский университет (США):
В последнее время в научной среде США обсуждается вопрос, как относиться к контактам с учеными из России. По некоторым аспектам — полный консенсус (по крайней мере среди тех, с кем я разговаривал и кто определяет policy). Например, проведение любых конференций в России исключено — как мы знаем, это уже последовательно выполняется в разных областях науки. Таким же образом отменяются все совместные гранты и проекты.
Однако другие вопросы менее однозначны. Например, как быть с публикациями, авторы которых имеют российскую аффилиацию. Преобладает мнение, что такие работы надо отклонять до рецензирования. Меня такая позиция коллективного действия не устраивала, поскольку, зная о происходящем в России, я осознавал, что многие из тамошних ученых не поддерживают чудовищное вторжение на Украину. Письмо ученых и научных журналистов России с осуждением войны в Украине собрало более 8000 подписей — немалая цифра, учитывая, что многих «подписантов» могли ждать вполне реальные репрессии.
Как же быть с этими коллегами, которые ничего, кроме глубокого уважения, не вызывают? Я опубликовал в соцсетях небольшой пост, где предлагал ученым из России, посылающим свои работы в западные журналы, добавить краткое заявление, осуждающее войну против Украины. Мне тогда казалось, что такое действие сродни подписанию письма сходного содержания. Однако мое предложение вызвало много отрицательных откликов, включая обвинения в расизме (как будто существует такая раса — российский ученый). Суть их сводилась к тому, что ученых нельзя принуждать ни к каким высказываниям, что не надо смешивать политику и науку и т. д.
Мне кажется, что здесь проявляется непонимание некоторых фундаментальных вопросов. Во-первых, одобрение или неодобрение войны против соседней и действительно братской страны, которая никому не угрожала, — это не вопрос политики (вроде того, какие платить налоги или выбрать Петрова или Сидорова в какой-нибудь орган). Это вопрос основы бытия человеческой личности. Перефразируя булгаковского Иешуа, «объявить себя частью цивилизации или просто порядочным человеком легко и приятно».
Я не настолько наивен, чтобы не понимать, что так легко рассуждать из Бостона, а идти под полицейские дубинки или даже под увольнение без средств к существованию — совсем другое. Однако (в который раз) так легли карты истории, что от народа России зависит в большой степени, получится ли остановить эту никому не нужную войну, которая не только несет боль, страдания и смерть, но и имеет высокую вероятность превратиться в Третью мировую — мы все свидетели ядерного шантажа, исходящего из Кремля.
После того как мой пост был опубликован, в России приняли людоедский (и, насколько я могу судить, антиконституционный) закон «о фейках», который сделал мое предложение более опасным для коллег из России. Я поэтому изменил его, призвав вместо публичного заявления делать его в частном письме редактору, которое не публикуется. Опять же, редактору важно знать, по какую сторону цивилизационного выбора стоит человек, с которым он имеет дело. По сравнению с этим всякие вопросы типа научной новизны, доказанности гипотезы, адекватности экспериментальных контролей и т. д. — детский лепет.
Никоим образом не хочу казаться моралистом или рядиться в одежды апостола Петра, но, к сожалению, сейчас такое время, что отступать некуда и, как говорил М. С. Горбачёв в эпоху нашей молодости, «надо определяться».
15.03.2022