«Вы имеете право хранить молчание…»: 300 лет Академия наук сохраняла себя под давлением власти

8 фев­ра­ля 1724 года была осно­ва­на Санкт-Петербургская ака­де­мия наук и искусств, кото­рую в Российской ака­де­мии наук счи­та­ют сво­ей пред­те­чей. Триста лет Академия нахо­ди­лась под дав­ле­ни­ем вла­сти, сна­ча­ла импе­ра­тор­ской, потом совет­ской, а теперь — Администрации пре­зи­ден­та. За это вре­мя Академия пере­жи­ла несколь­ко клю­че­вых транс­фор­ма­ций. Некоторые из них были похо­жи на хирур­ги­че­ские опе­ра­ции, неко­то­рые — на нане­се­ние побо­ев. Но одним из глав­ных ее инстинк­тов все­гда было сохра­не­ние интел­лек­ту­аль­ной силы путем сохра­не­ния самой себя. Иногда — ценой жертв, но чаще — ценой молчания.

Автор тек­ста — Дмитрий Баюк, лабо­ра­то­рия SPHere (CNRS, уни­вер­си­тет Paris- Cité). Действительный член Международной ака­де­мии исто­рии нау­ки. Член ассо­ци­а­ции «Независимый инсти­тут философии».

Начало 2024 года, юби­лей­но­го для Российской ака­де­мии наук, было озна­ме­но­ва­но вне­зап­ной ата­кой на Институт фило­со­фии РАН. Ее быв­ший вице-пре­зи­дент Алексей Ремович Хохлов напи­сал в сво­ем теле­грам-кана­ле: «В послед­ние дни вни­ма­ние СМИ при­влек­ла поле­ми­ка вокруг Института фило­со­фии РАН с исполь­зо­ва­ни­ем лек­си­ки, кото­рая (мяг­ко гово­ря) не при­ня­та в науч­ном сооб­ще­стве». Хохлов дал ссыл­ку на ста­тью Андрея Ваганова в «Независимой газе­те», в кото­рой автор зада­ет­ся вопро­сом: «Чем объ­яс­нить мол­ча­ние Российской ака­де­мии наук вокруг ситу­а­ции одно­го из ее веду­щих иссле­до­ва­тель­ских инсти­ту­тов гума­ни­тар­но­го профиля?».

«Полемика», о кото­рой идет речь, сво­дит­ся к тому, что фило­со­фия в «стране побе­див­ше­го СВО», долж­на окон­ча­тель­но и бес­по­во­рот­но стать «суве­рен­ной», а кто с этим не согла­сен, дол­жен отпра­вить­ся в Сибирь или на Соловки. Причем согла­сие или несо­гла­сие фило­со­фов и, преж­де все­го, их руко­во­ди­те­лей надо кон­тро­ли­ро­вать при помо­щи полиграфа.

РАН реши­ла бла­го­ра­зум­но про­мол­чать по пово­ду этой новой ини­ци­а­ти­вы, огла­шен­ной с пло­щад­ки Российского новост­но­го агент­ства, сохра­ня­ю­ще­го со вре­мен СССР свое назва­ние ТАСС.

А еще 26 фев­ра­ля 2022 года автор этих строк обра­тил­ся к одно­му из чле­нов пре­зи­ди­у­ма с част­ным пись­мом. Напоминая о доволь­но близ­ком зна­ком­стве во вре­мя сов­мест­но­го обу­че­ния на кафед­ре кван­то­вой тео­рии физи­че­ско­го факуль­те­та МГУ, я, кро­ме про­че­го, писал:

«Я про­шу Вас как Вице-пре­зи­ден­та РАН и от име­ни все­го ака­де­ми­че­ско­го сооб­ще­ства обра­тить­ся к Президиуму с ини­ци­а­ти­вой про­ве­де­ния вне­оче­ред­но­го засе­да­ния, на кото­ром было бы состав­ле­но и под­пи­са­но откры­тое пись­мо к депу­та­там Государственной Думы с прось­бой о про­ве­де­нии вне­оче­ред­ной чрез­вы­чай­ной сес­сии. В повест­ке этой сес­сии долж­но быть четы­ре вопро­са: 1) о недо­пу­сти­мо­сти веде­ния вой­ны на тер­ри­то­рии ино­стран­но­го госу­дар­ства, 2) о при­оста­нов­ле­нии бое­вых дей­ствий в Украине, 3) о недо­ве­рии пра­ви­тель­ству, 4) о созда­нии комис­сии по рас­сле­до­ва­нию дей­ствий пре­зи­ден­та России в послед­ние месяцы».

Я не полу­чил отве­та на это пись­мо. Молчание пре­зи­ди­у­ма РАН не помог­ло его руко­вод­ству удер­жать­ся в сво­их крес­лах. Именно оно сде­ла­ло рито­ри­че­ски­ми вопро­сы Андрея Ваганова. Молчание Академии ста­ло зна­ко­вым в пред­две­рии важ­но­го юбилея.

Указ на салфетке

План пер­вой в России ака­де­мии наук и искусств пер­вый рос­сий­ский импе­ра­тор Петр I пере­дал Сенату 20 (30) янва­ря 1724 года. Он до сих пор хра­нит­ся в Архиве РАН и, чест­но гово­ря, боль­ше похож на небреж­но выпол­нен­ную на сал­фет­ке домаш­нюю рабо­ту нера­ди­во­го уче­ни­ка. Но это не поме­ша­ло Сенату уже спу­стя неде­лю, 28 янва­ря (8 фев­ра­ля) 1724 года на его осно­ва­нии издать указ о ее учреждении.

Некоторые из буду­щих пер­вых ака­де­ми­ков уже дав­но рабо­та­ли в России, неко­то­рым пред­сто­я­ло при­е­хать толь­ко год спу­стя. Первое их собра­ние состо­ит­ся уже после смер­ти Петра I при его наслед­ни­це на рос­сий­ском пре­сто­ле, Екатерине I, а фак­ти­че­ская рабо­та и вовсе нач­нет­ся лишь в 1726 году. Но важ­но не это. Важно, что Академия наук в России все-таки появилась.

Для боль­шин­ства пер­вых ака­де­ми­ков род­ным язы­ком был немец­кий. Они при­е­ха­ли в недав­но отстро­ен­ный и пока еще очень неуют­ный и холод­ный Санкт-Петербург ради высо­ко­го жало­ва­ния, кото­рое было им обе­ща­но, хотя и ред­ко выпла­чи­ва­лось вовре­мя. Все они осо­зна­ва­ли свой ста­тус, недо­опре­де­лен­ный и полу­при­двор­ный, силь­но огра­ни­чи­ва­ю­щий их в воз­мож­но­сти что-либо ска­зать, а чаще обре­ка­ю­щий хра­нить молчание.

Официально импе­ра­тор­ский ста­тус и свой пер­вый устав Академия полу­чит толь­ко в 1747 году. В 1917 году она утра­тит его после низ­ло­же­ния госу­да­ря импе­ра­то­ра и впер­вые ста­нет назы­вать­ся Российской ака­де­ми­ей наук, РАН. Вскоре после это­го силь­но изме­нит­ся ее пер­со­наль­ный состав, так как мно­гие ака­де­ми­ки, не соглас­ные с после­ре­во­лю­ци­он­ны­ми изме­не­ни­я­ми, поки­нут пере­жи­ва­ю­щую граж­дан­скую вой­ну страну.

После созда­ния СССР Академия будет в оче­ред­ной раз ради­каль­но рефор­ми­ро­ва­на, и в 1925 году на ее осно­ве воз­ник­нет Академия наук СССР, кото­рая послу­жит зон­ти­ком для воз­ни­ка­ю­щих одна за дру­гой ака­де­мий союз­ных рес­пуб­лик. Последней в их ряду ста­нет Академия наук РСФСР, после дол­гих муче­ний обра­зо­вав­ша­я­ся толь­ко в 1990 году, но тем не менее имен­но она, а не Академия наук СССР ока­жет­ся после рас­па­да СССР пра­во­пре­ем­ни­цей и адми­ни­стра­тив­ной плат­фор­мой для обнов­лен­ной РАН, кон­вер­ти­ро­вав неко­то­рых из быв­ших ака­де­ми­ков союз­ных рес­пуб­лик, состо­яв­ших в АН СССР, в ино­стран­ных чле­нов РАН.

Последнее ради­каль­ное пре­об­ра­зо­ва­ние про­шло в 2013 году, через год после «укра­ден­ных выбо­ров» и воз­вра­ще­ния на пре­зи­дент­ский пост Владимира Путина и нака­нуне важ­ных транс­фор­ма­ций само­го госу­дар­ства, смысл и зна­че­ние кото­рых нам пред­сто­ит еще осо­знать в буду­щем, если, конеч­но, слу­чит­ся до него дожить. В 2013 году ака­де­ми­кам в оче­ред­ной раз дали понять, что им луч­ше помал­ки­вать, но само сохра­не­ние ака­де­мии, пусть и в несколь­ко потре­пан­ном виде, боль­шое сча­стье: власть пони­ма­ла, что от ака­де­ми­ков может быть какая-то поль­за, хотя и не очень пони­ма­ла, в чем имен­но она может состоять.

И все-таки исто­рия, о кото­рой я соби­ра­юсь тут рас­ска­зать, отно­сит­ся к дале­ко­му XVIII сто­ле­тию, тому его пери­о­ду, когда стра­ной пра­ви­ли жен­щи­ны: сна­ча­ла дочь Петра Великого Елизавета Петровна, а потом немец­кая прин­цес­са, волей слу­чая ока­зав­ша­я­ся на рос­сий­ском пре­сто­ле и взяв­шая имя Екатерина II. В том веке бли­жай­шая к Земле пла­не­та Венера два­жды про­хо­ди­ла по дис­ку Солнца, и для все­го мира это было очень важ­ным собы­ти­ем. Наблюдать его было нуж­но из несколь­ких, как мож­но более уда­лен­ных друг от дру­га точек на Земле. Некоторые из них ока­за­лись на тер­ри­то­рии Российской Империи. А наблю­да­те­ли ока­за­лись доста­точ­но вни­ма­тель­ны­ми, что­бы смот­реть не толь­ко в небо.

 В Сибирь смотреть на Венеру

Прохождение Венеры по дис­ку Солнца важ­но пото­му, что это одно из тех ред­ких небес­ных явле­ний, кото­рые поз­во­ля­ют опре­де­лить, насколь­ко вели­ка Солнечная систе­ма. Если точ­но изме­рить, сколь­ко вре­ме­ни Венера вид­на на сол­неч­ном дис­ке, то мож­но вычис­лить, насколь­ко велик диск Земли, когда смот­ришь на него с поверх­но­сти Солнца. Ясно, что он совсем не велик. Радиус, под кото­рым диск Земли виден с поверх­но­сти Солнца, назы­ва­ет­ся сол­неч­ным парал­лак­сом. Его вели­чи­на, хоро­шо извест­ная нам сего­дня, чуть мень­ше 9 угло­вых секунд. Венера, ради­ус кото­рой почти такой же, как ради­ус Земли, кажет­ся доволь­но малень­кой, хотя мини­маль­ное рас­сто­я­ние до нее от Земли почти вчет­ве­ро мень­ше рас­сто­я­ния от Земли до Солнца. Угловой раз­мер Венеры для зем­но­го наблю­да­те­ля изме­ня­ет­ся в пре­де­лах от 10 до 66 угло­вых секунд. Тем не менее если мы зна­ем, под каким углом Земля вид­на с Солнца, то мы сра­зу зна­ем, как дале­ка она от него, так как ее раз­мер был доволь­но хоро­шо опре­де­лен уже древни­ми гре­ка­ми. Проблема в том, что из-за пре­врат­но­стей зем­но­го кли­ма­та веро­ят­ность уви­деть, как Венера вышла на сол­неч­ный диск и как она сошла с него, нахо­дясь в одном и том же месте и гля­дя в один и тот же теле­скоп, очень невы­со­ка. А собы­тие это очень ред­кое, хотя и слу­ча­ет­ся пара­ми с про­ме­жут­ком в 8 лет. В XVIII веке оно ожи­да­лось в 1761 и 1769 годах, а в сле­ду­ю­щий раз — толь­ко в 1874 и 1882. Ставки были высо­ки: для уче­ных того вре­ме­ни опре­де­лить сол­неч­ный парал­лакс было при­мер­но так же цен­но, как для совре­мен­ных физи­ков пой­мать бозон Хиггса. Так что оба раза в гло­баль­ный про­ект вклю­ча­лось все меж­ду­на­род­ное науч­ное сооб­ще­ство, ста­ра­ясь манев­ри­ро­вать в поли­ти­че­ских рас­прях миро­вых дер­жав и не попасть в зону актив­но­го воен­но­го конфликта.

Пункты наблю­де­ния про­хож­де­ния Венеры в 1769 году на тер­ри­то­рии Российской Империи

В 1761 году аст­ро­но­ми­че­ские экс­пе­ди­ции были орга­ни­зо­ва­ны ака­де­ми­я­ми наук Великобритании (Лондонским коро­лев­ским обще­ством), Франции, Австрии, Норвегии и России. Наблюдения про­во­ди­лись в Калифорнии, на ост­ро­ве свя­той Елены, на Ньюфаундлендских ост­ро­вах, на Суматре, вбли­зи нынеш­не­го Кейптауна в Южной Африке, в Норвегии. Императорская ака­де­мия наук в Санкт-Петербурге про­фи­нан­си­ро­ва­ла три экс­пе­ди­ции на тер­ри­то­рии Империи, в Сибири: одну воз­гла­вил ака­де­мик Никита Иванович Попов (1720-1782), дру­гую ака­де­мик Степан Яковлевич Румовский (1734-1812) и тре­тью Жан Батист Шапп д’Отрош (1728-1769), фран­цуз­ский ака­де­мик и вдо­ба­вок лицо духов­но­го звания.

Страница ака­де­ми­че­ско­го пери­о­ди­че­ско­го изда­ния Novi Commentarii Санкт-Петербургской ака­де­мии наук, на кото­рой пере­чис­ле­ны все восемь руко­во­ди­те­лей экс­пе­ди­ций и места наблю­де­ния. В спис­ке толь­ко один рус­ский аст­ро­ном — Румовский, и один рус­ский офи­цер — Исленьев. Все осталь­ные ино­стран­цы, вклю­чая лей­те­нан­та рос­сий­ской армии Христофора Эйлера (вышел в отстав­ку в 1799 году в чине гене­ра­ла-лей­те­нан­та). Google Books

Попов про­во­дил свои наблю­де­ния в Иркутске, Румовский — в Селенгинске, а Шапп д’Отрош — в Тобольске. Все трое столк­ну­лись с раз­но­го рода про­бле­ма­ми, как непо­сред­ствен­но свя­зан­ны­ми с наблю­де­ни­я­ми, так и сопут­ству­ю­щи­ми. Не вда­ва­ясь в подроб­но­сти, ска­жу толь­ко, что облач­ность поме­ша­ла всем трем наблю­да­те­лям. По воз­вра­ще­нии в Санкт-Петербург Румовский обви­нил Попова в фаль­си­фи­ка­ции дан­ных, из-за чего Попов был фак­ти­че­ски лишен воз­мож­но­сти про­дол­жать свою рабо­ту, и по всей види­мо­сти имен­но это ста­ло при­чи­ной его ран­ней кон­чи­ны. Только в кон­це ХХ века архив­ные изыс­ка­ния Нины Ивановны Невской пока­за­ли, что под­лог совер­шил Румовский, выдав резуль­та­ты наблю­де­ний Попова за свои и вос­поль­зо­вав­шись сво­им адми­ни­стра­тив­ным ресур­сом, что­бы забло­ки­ро­вать уси­лия Попова защи­тить себя.

Отдельного рас­ска­за заслу­жи­ва­ет Шапп д’Отрош.

Первый иноагент среди российских академиков

Выше уже гово­ри­лось, что пер­вые рос­сий­ские ака­де­ми­ки при­е­ха­ли в основ­ном из немец­ких уни­вер­си­тет­ских горо­дов вро­де Тюбингена, Лейпцига или Кёнигсберга, веро­ис­по­ве­да­ния были люте­ран­ско­го, а в Санкт-Петербурге ока­за­лись по реко­мен­да­ции Христиана Вольфа. Однако было несколь­ко важ­ных исклю­че­ний. Например, мате­ма­ти­че­ская шко­ла в России фор­ми­ро­ва­лась под силь­ным вли­я­ни­ем двух боль­ших швей­цар­ских семей: Эйлеров и Бернулли. Леонард Эйлер (1707-1783) родил­ся в Базеле и в уни­вер­си­те­те это­го горо­да изу­чал мате­ма­ти­ку под руко­вод­ством Иоганна Бернулли (1667-1748). При Санкт-Петербургской ака­де­мии состо­ял с 1727 по 1741, а потом с 1766 и до смер­ти в 1783 году.

Леонард Эйлер. Портрет Я. Хандманна. Википедия

Иоганн Бернулли. Портрет И. Хубера. Википедия

Два сына Иоганна Бернулли, Даниил (1700-1782) и Николай (1695-1726), при­е­ха­ли в Санкт-Петербург в 1725 году. Для стар­ше­го, Николая, суро­вый рос­сий­ский кли­мат ока­зал­ся непе­ре­но­сим, и он умер все­го через год рабо­ты в новой ака­де­мии. А Даниил не толь­ко непло­хо при­спо­со­бил­ся к новым усло­ви­ям, но даже в опре­де­лен­ной мере повли­ял на Леонарда Эйлера, убеж­дая пере­ехать на бере­га Невы. Правда, к 1730 году в Петербурге ему пере­ста­ло нра­вить­ся, и три года спу­стя он нашел себе дру­гую рабо­ту, сме­нив свой ста­тус про­фес­со­ра Академии на ее ино­стран­но­го почет­но­го члена.

Подобным обра­зом и аст­ро­но­мия ока­за­лась в основ­ном под вли­я­ни­ем фран­цуз­ских уче­ных. Еще в 1717 году Петр I посе­щал Парижскую обсер­ва­то­рию и обсто­я­тель­но обсуж­дал при­клад­ные про­бле­мы аст­ро­но­мии с буду­щим коро­лев­ским кар­то­гра­фом Людовика XV Гийомом Делилем. Последнему уда­лось вну­шить рос­сий­ско­му царю, что имен­но аст­ро­но­ми­че­ские мето­ды поз­во­ля­ют наи­бо­лее успеш­но решать зада­чи кар­то­гра­фии, и успе­хи в этой обла­сти настоль­ко вооду­ше­ви­ли Петра, что он при­гла­сил Гийома Делиля в Санкт-Петербург рабо­тать при дво­ре: ака­де­мии в тот момент еще не было. Гийом Делиль отка­зал­ся, остал­ся в Париже, но в Россию поеха­ли два его млад­ших бра­та, Жозеф Никола и Луи. Луи зани­мал­ся аст­ро­но­ми­че­ски­ми наблю­де­ни­я­ми на новых тер­ри­то­ри­ях того вре­ме­ни и умер от цин­ги на Камчатке в 1741 году, а Жозеф Никола не толь­ко стал осно­ва­те­лем петер­бург­ской аст­ро­но­ми­че­ской шко­лы, но и осно­ва­те­лем и пер­вым руко­во­ди­те­лем Российского кар­то­гра­фи­че­ско­го бюро. Благодаря его ста­ра­ни­ям и ста­ра­ни­ям его сотруд­ни­ков, в том чис­ле его бра­та, в 1747 году был издан пер­вый пол­ный Атлас Российской Империи. Сразу после это­го Жозеф Никола вер­нул­ся в Париж и, как пят­на­дца­тью года­ми рань­ше Даниил Бернулли, сме­нил свою про­фес­сор­скую долж­ность на почет­ный ста­тус ино­стран­но­го чле­на, кото­ро­го он, одна­ко, очень быст­ро лишил­ся: его запо­до­зри­ли в шпи­о­на­же в поль­зу Франции, и, пере­став быть ино­стран­ным почет­ным чле­ном, он стал пер­вым ино­стран­ным аген­том в исто­рии рос­сий­ских ака­де­мий. Указ импе­ра­три­цы Елизаветы Петровны так и не был нико­гда отме­нен, а Жозеф Никола вер­нул­ся в спис­ки ино­стран­ных почет­ных чле­нов РАН непо­нят­но когда и непо­нят­но на каких осно­ва­ни­ях. Шпионил ли он на самом деле и насколь­ко поступ­ки, в кото­рых его обви­ни­ли, про­ти­во­ре­чи­ли зако­нам Российской Империи, исто­ри­ки до сих пор разо­брать­ся не могут и горя­чо спо­рят по это­му поводу.

Аббат-клеветник

Жан-Батист Шапп д’Отрош был абба­том. Это вовсе не озна­ча­ет, что он сто­ял во гла­ве како­го-то аббат­ства и направ­лял по жиз­ни две­на­дцать или более мона­хов. В като­ли­че­ской жиз­ни у это­го сло­ва есть и дру­гое зна­че­ние: он был руко­по­ло­жен в свя­щен­ни­ки, но жил в миру и сво­е­го при­хо­да у него не было.

Жан-Батист Шапп д’Отрош. Гравюра Ж.Б. Тиллярда. Википедия

Интересно, что абба­том в том же самом смыс­ле был и Николай Коперник, толь­ко в отли­чие от Шаппа д’Отроша он был не свя­щен­ни­ком, а толь­ко кано­ни­ком. И то, что Коперник, будучи кано­ни­ком, не был ни свя­щен­ни­ком, ни мона­хом, дол­гое вре­мя сби­ва­ло с тол­ку мно­гих исто­ри­ков. Но речь сей­час не о нем.

Вернувшись в Париж, Шапп д’Отрош опуб­ли­ко­вал свои путе­вые замет­ки, в кото­рых доволь­но мало гово­рит­ся о том, какие аст­ро­но­ми­че­ские наблю­де­ния он про­во­дил в Сибири на день­ги из рос­сий­ской каз­ны. Он пишет о том, что видел вокруг, и опять же, если поль­зо­вать­ся совре­мен­ным язы­ком, то пере­жи­ва­е­мое им мы бы назва­ли куль­тур­ным шоком. Город Тобольск при­ят­но выгля­дит изда­ле­ка, но пер­вое впе­чат­ле­ние рас­се­и­ва­ет­ся, когда в него захо­дишь и видишь грязь по коле­но, поко­сив­ши­е­ся зда­ния и пья­ных горо­жан. Дорога до Тобольска заня­ла у него намно­го боль­ше вре­ме­ни, чем ожи­да­лось. Надо было торо­пить­ся, что­бы ко дню про­хож­де­ния успеть выстро­ить обсер­ва­то­рию, боль­ше похо­жую на сарай­чик. Ее при­шлось охра­нять сол­да­там, пото­му что мест­ные жите­ли запо­до­зри­ли стран­но­го ино­стран­ца в том, что от его таин­ствен­ных мани­пу­ля­ций с Солнцем, кото­рые он прак­ти­ко­вал в этом сво­ем сарай­чи­ке, у них потом слу­чит­ся мор и недо­род. Особенно силь­ное впе­чат­ле­ние на като­ли­че­ско­го абба­та про­из­ве­ла ген­дер­но-ней­траль­ная баня, куда горо­жане при­хо­ди­ли помыть­ся все сра­зу, неза­ви­си­мо от пола и возраста.

Два тома его кни­ги вышли сна­ча­ла в Париже в 1768 году, а год спу­стя в Амстердаме. При рос­сий­ском дво­ре она вызва­ла край­нее раз­дра­же­ние. Уже в 1770 году в Петербурге была отпе­ча­та­на напи­сан­ная по-фран­цуз­ски книж­ка «Антидот или заме­ча­ния по пово­ду одной сквер­ной кни­ги». Через сто лет появи­лась ее рус­ская вер­сия под заго­лов­ком «Антидот, поле­ми­че­ское сочи­не­ние Екатерины II». И дей­стви­тель­но, сей­час мно­гие соглас­ны, что сама импе­ра­три­ца напи­са­ла опро­вер­же­ния «измыш­ле­ни­ям зло­на­ме­рен­но­го ино­стран­ца», хотя все еще нахо­дят­ся люди, пред­ла­га­ю­щие дру­гие име­на в каче­стве более веро­ят­но­го автора.

Тобольская баня. Иллюстрация к кни­ге Жана-Баптиста Шаппа д’Отроша. Гравюра Огюстена де Сент-Обена по рисун­ку Жана-Баптиста Ле Пренса. Архив Лувра

Очень быст­рое появ­ле­ние отве­та на путе­вые замет­ки Шаппа д’Отроша ука­зы­ва­ет, что, по всей веро­ят­но­сти, об их содер­жа­нии в Санкт-Петербурге зна­ли задол­го до их пуб­ли­ка­ции. Но каким имен­но обра­зом его опро­вер­га­ли, Шаппу д’Отрошу узнать было не суж­де­но: в 1769 году он умер в Мексике от кишеч­ной инфек­ции во вре­мя сво­ей послед­ней экс­пе­ди­ции, куда отпра­вил­ся для наблю­де­ния сле­ду­ю­ще­го про­хож­де­ния Венеры по дис­ку Солнца.

Обойтись без иностранцев

Весной 1767 года импе­ра­три­ца Екатерина II через дирек­то­ра Санкт-Петербургской ака­де­мии, гра­фа Владимира Григорьевича Орлова, обра­ти­лась к ака­де­ми­кам с пись­мом, в кото­ром при­зы­ва­ла наи­луч­шим обра­зом про­явить себя при наблю­де­нии гря­ду­ще­го про­хож­де­ния Венеры по дис­ку Солнца. Если их соб­ствен­ных сил недо­ста­точ­но, то она пред­ла­га­ла им исполь­зо­вать оста­ю­ще­е­ся до ред­ко­го аст­ро­но­ми­че­ско­го собы­тия вре­мя, что­бы под­го­то­вить к его наблю­де­нию наи­бо­лее спо­соб­ных офи­це­ров рос­сий­ской армии. Тем самым она дава­ла понять, что уча­стие аст­ро­но­мов-ино­стран­цев, не состо­я­щих в Академии, нежелательно.

Для того, что­бы пра­виль­но про­со­от­вет­ство­вать ука­за­ни­ям импе­ра­три­цы, был сыг­ран послед­ний акт карьер­но­го состя­за­ния Попова и Румовского. Никита Иванович, в про­шлом уче­ник Жозефа Никола Делиля, пред­ло­жил свой про­ект буду­щих наблю­де­ний, кото­рый был посте­пен­но дез­аву­и­ро­ван. Румовский, в про­шлом уче­ник Эйлера, про­вед­ший два послед­них года перед воз­вра­ще­ни­ем Эйлера в Санкт-Петербург в Берлине и даже жив­ший у него дома, сам при­зна­вал­ся, что рабо­та аст­ро­но­ма не в пол­ной мере ему близ­ка, и все-таки по мере вытес­не­ния Попова из ака­де­ми­че­ской сре­ды шаг за шагом зани­мал пози­цию глав­но­го аст­ро­но­ма в Академии.

Первая стра­ни­ца пись­ма Екатерины II гра­фу Орлову о про­хож­де­нии Венеры. Google Books

При этом ака­де­ми­ки пони­ма­ли, что их соб­ствен­ных сил недо­ста­точ­но, а под­го­то­вить долж­ным обра­зом нуж­ное коли­че­ство офи­це­ров рос­сий­ской армии у них не полу­чит­ся. Дело ослож­ня­лось тем, что импе­ра­три­ца пред­ло­жи­ла удво­ить пред­ло­жен­ное Поповым чис­ло мест наблю­де­ния, посколь­ку, как она счи­та­ла, веро­ят­ность тума­на, облач­ной пого­ды и дру­гих ослож­ня­ю­щих наблю­де­ния обсто­я­тельств в пред­ло­жен­ных местах слиш­ком высо­ка. Количество экс­пе­ди­ций вырас­та­ло до вось­ми. Наличных аст­ро­но­мов было два, но одно­го по поли­ти­че­ским при­чи­нам пред­по­ла­га­лось выве­сти из игры. Было, прав­да, еще два талант­ли­вых офи­це­ра, при­ни­мав­ших уча­стие в экс­пе­ди­ци­ях Попова и Румовского в 1761 году: одно­му из них в буду­щем пред­сто­я­ло стать адъ­юнк­том Академии, а вто­ро­му - уме­реть, не дожив несколь­ких недель до про­хож­де­ния Венеры через сол­неч­ный диск. Об этом, конеч­но, в 1767 году было еще неиз­вест­но, но в любом слу­чае коли­че­ство потен­ци­аль­ных наблю­да­те­лей ока­зы­ва­лось недо­ста­точ­ным. И тут ака­де­ми­ки про­яви­ли свою заме­ча­тель­ную изоб­ре­та­тель­ность и уме­ние рабо­тать с вла­стя­ми пре­дер­жа­щи­ми. Благодаря мани­пу­ля­ци­ям Леонарда Эйлера, нахо­див­ше­го­ся в Санкт-Петербурге, и Даниила Бернулли, рабо­тав­ше­го в Базеле, в крат­чай­шие сро­ки у Академии обра­зо­ва­лось два новых чле­на, спо­соб­ных про­во­дить аст­ро­но­ми­че­ские наблюдения.

Новый отряд российских астрономов

Уже 11 мая 1767 пись­мо гра­фа Орлова, зачи­тан­ное на засе­да­нии Академической кон­фе­рен­ции, под­твер­ди­ло назна­че­ние Логина Юрьевича Крафта (1743-1814) наблю­да­те­лем в аст­ро­но­ми­че­ский депар­та­мент Академии с еже­год­ным содер­жа­ни­ем в 360 руб­лей. В пись­ме выра­жа­лась надеж­да, что сво­ей служ­бой он смо­жет со вре­ме­нем добить­ся и более высо­ко­го поло­же­ния. Словно в ответ на это, еще до сво­е­го при­ез­да, он при­слал руко­пись сво­е­го сочи­не­ния «О пред­сто­я­щем в 1769 году соеди­не­нии в эклип­ти­ке Венеры с Солнцем».

Имя Крафта для Академии не было чужим. Его отец, Георг Вольфганг Крафт (1701-1754), защи­тив дис­сер­та­цию в Тюбингене, при­е­хал в Санкт-Петербург в 1727 году и стал про­во­дить аст­ро­но­ми­че­ские наблю­де­ния под руко­вод­ством Жозефа Никола Делиля. Однако отно­ше­ния не скла­ды­ва­лись: Делиль ока­зал­ся слиш­ком авто­ри­та­рен для склон­но­го к само­сто­я­тель­но­сти иссле­до­ва­те­лям. И Крафт-стар­ший сме­нил в 1733 году Эйлера на кафед­ре опыт­ной и тео­ре­ти­че­ской физи­ки, когда сам Эйлер сме­нил уехав­ше­го Даниила Бернулли на кафед­ре математики.

Несмотря на быст­рую карье­ру и хоро­шие отно­ше­ния с кол­ле­га­ми, Георг Вольфганг явно чув­ство­вал себя в Петербурге неуют­но и при пер­вом же удоб­ном слу­чае, пред­ста­вив­шем­ся ему в 1744 году, уехал в Тюбинген, оста­вив в Петербурге жену с годо­ва­лым мла­ден­цем на руках. При жене так­же оста­вал­ся и ее млад­ший брат, Георг Фридрих Фельтен. По сча­стью, раз­лу­ка была недол­гой, и уже через год семья в пол­ном соста­ве вос­со­еди­ни­лась в Тюбингене. Младшее поко­ле­ние вско­ре вер­ну­лось в Санкт-Петербург: Георг Фридрих начал рабо­тать у Растрелли под име­нем Юрия Матвеевича и стал одним из самых извест­ных рос­сий­ских архи­тек­то­ров, а под­рос­ший и полу­чив­ший немец­кое обра­зо­ва­ние мла­де­нец Вольфганг Людвиг под име­нем Логина Юрьевича отпра­вил­ся в 1769 году в Оренбург смот­реть на Венеру.

К кон­цу лета, 13 авгу­ста 1767 года, Леонард Эйлер пред­ста­вил еще одно­го сво­е­го про­те­же — Георга Морица Ловица (1722-1774), попро­сив­ше­го­ся на рос­сий­скую служ­бу «преж­де все­го и в осо­бен­но­сти» для наблю­де­ния про­хож­де­ния Венеры. И тут реше­ние было при­ня­то мгно­вен­но: уже 17 авгу­ста кон­фе­ренц-сек­ре­тарь зачи­ты­вал пись­мо гра­фа Орлова о пред­ло­же­нии Ловицу занять пост гео­гра­фа с содер­жа­ни­ем в 1000 руб­лей в год; кро­ме того, ему выде­ля­лось 200 руб­лей на пере­езд. Для Ловица этот пере­езд ста­нет роко­вым: «из-за скру­пу­лез­ной точ­но­сти и дотош­но­сти», как харак­те­ри­зо­ва­ли его кол­ле­ги впо­след­ствии, его экс­пе­ди­ция несколь­ко затя­ну­лась. На обрат­ном пути он слиш­ком дове­рил­ся жите­лям немец­ко­го посе­ле­ния на Волге, кото­рые выда­ли его вме­сте с часов­щи­ком, сол­да­том и слу­гой повстан­цам Пугачева.

Таким обра­зом, на конец 1767 года Академия в рекорд­ные сро­ки обза­ве­лась дву­мя новы­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, спо­соб­ны­ми про­во­дить аст­ро­но­ми­че­ские наблю­де­ния. Двор не толь­ко не воз­ра­жал, но и финан­си­ро­вал их тру­до­устрой­ство. И на сле­ду­ю­щем шаге все в той же паре Эйлер-Бернулли роди­лось еще более дерз­кое реше­ние, пря­мо иду­щее враз­рез с ука­за­ни­ем импе­ра­три­цы. В октяб­ре 1767 года по ини­ци­а­ти­ве все того же Бернулли в про­то­ко­лах Академической кон­фе­рен­ции появи­лось имя швей­цар­ско­го аст­ро­но­ма из Женевы Жака Андре Малле, кото­ро­му пред­сто­я­ло воз­гла­вить одну из экс­пе­ди­ций, не будучи чле­ном Академии, а уже к янва­рю 1768 года этот вопрос был согла­со­ван на всех инстан­ци­ях. Малле пред­по­ла­гал при­е­хать со сво­им род­ствен­ни­ком и помощ­ни­ком Жаном Луи Пикте. Постепенно роли (но не выпла­чи­ва­е­мое им Академией жало­ва­ние) Малле и Пикте срав­ня­лись: они оба воз­гла­ви­ли экс­пе­ди­ции на Кольский полу­ост­ров. Экспедиция Малле отпра­ви­лась в Поной, а Пикте — в Умбу. Еще одну экс­пе­ди­цию на Кольском полу­ост­ро­ве, в Коле, воз­гла­вил сам Румовский.

Астрономы как антропологи

Гипотетические опа­се­ния Екатерины II под­твер­ди­лись. И Малле, и Пикте начи­ная с того момен­та, когда они поки­ну­ли род­ную Женеву в апре­ле 1768 года, вели днев­ни­ки, в кото­рых подроб­но запи­сы­ва­ли свои впе­чат­ле­ния во вре­мя сво­их дол­гих путе­ше­ствий по Российской Империи. Правда, в отли­чие от Шаппа д’Отроша, они не торо­пи­лись их пуб­ли­ко­вать. Эти днев­ни­ки уви­де­ли свет толь­ко в 2005 году, и есть надеж­да, что ско­ро появит­ся и их пере­вод на рус­ский язык. Поскольку все, отно­ся­ще­е­ся к аст­ро­но­мии и резуль­та­там их наблю­де­ний, было очень опе­ра­тив­но опуб­ли­ко­ва­но в пери­о­ди­че­ских изда­ни­ях Академии в 1769 году, в днев­ни­ках они писа­ли о том, что виде­ли вокруг. А то что они виде­ли, им часто не нра­ви­лось, осо­бен­но когда они добра­лись до Кольского полу­ост­ро­ва и позна­ко­ми­лись с мест­ны­ми жите­ля­ми, кото­рых в сво­их запи­сях назы­ва­ли само­еда­ми (Les Samoïèdes).

Самоедка в лет­нем пла­тье (кон. XVIII в.). Гравюра Иоганна Готлиба Георги. Архив Нью-Йоркской пуб­лич­ной библиотеки

Их самих на тер­ри­то­рии Империи посто­ян­но под­вер­га­ли раз­но­об­раз­ным ущем­ле­ни­ям в пра­вах. Уже само то, что они были ино­стран­ца­ми, ста­ви­ло их под подо­зре­ние. Однако им было хоро­шо понят­но, что даже в Санкт-Петербурге про­стые жите­ли ущем­ле­ны в пра­вах еще боль­ше, чем само­еды. Оказавшись в дале­кой про­вин­ции, они уви­де­ли не толь­ко зна­чи­тель­но боль­шее нера­вен­ство и несо­по­ста­ви­мое ущем­ле­ние в пра­вах, но и доволь­но слож­ную иерар­хию, в кото­рой «корен­ные» кре­стьяне (то есть отно­ся­щи­е­ся к титуль­ной рус­ской нации) счи­та­ют­ся при­ви­ле­ги­ро­ван­ной этни­че­ской груп­пой в срав­не­нии с «ино­род­ца­ми» или «само­еда­ми». 

Малле и Пикте доста­точ­но подроб­но фик­си­ру­ют про­из­вол офи­це­ров по отно­ше­нию к сол­да­там, воен­ных по отно­ше­нию к граж­дан­ским, рус­ских кре­стьян по отно­ше­нию к «ино­род­цам»:

«Из Колы при­е­хал сол­дат от кан­це­ля­рии тре­бо­вать день­ги с кре­стьян […] В его инструк­ции было напи­са­но, что гонец будет нака­зан, если вер­нёт­ся и без денег, и без кре­стья­ни­на; эти поной­ские кре­стьяне пла­тят опре­де­лён­ную сум­му за каж­дую душу Короне, сверх это­го пла­тят они и Коллегии эко­но­мии; они так­же пла­тят за пра­во ловить рыбу в реке; в былые вре­ме­на там было 20-25 семей, ныне их чис­ло умень­ши­лось до 4, но с них тре­бу­ют столь­ко же; когда кто-то из них уми­ра­ет, их не уби­ра­ют из реест­ра: живые долж­ны пла­тить за умер­ших и отсут­ству­ю­щих; каж­дый год их вынуж­да­ют брать из каз­ны вод­ку на про­да­жу, они мно­го раз про­си­ли, что­бы их от это­го изба­ви­ли, но не полу­чи­ли согла­сия, [… сре­ди них было] мно­го таких, кто, не отчи­тав­шись долж­ным обра­зом, был сослан в Сибирь или на руд­ни­ки, и от это­го дерев­ня обез­лю­де­ла». Путешествующие в отда­лен­ные угол­ки России неза­ви­си­мые аст­ро­но­мы оста­ви­ли нам цен­ные сви­де­тель­ства не толь­ко импер­ской поли­ти­ки в отда­лен­ных про­вин­ци­ях, но и коло­ни­аль­но­го харак­те­ра это­го империализма.

За про­шед­шие века облик Академии силь­но изме­нил­ся. Она дале­ко про­дви­ну­лась по пути суве­ре­ни­за­ции. Ушли в про­шлое родив­ши­е­ся в недру­же­ствен­ных стра­нах про­фес­со­ра, а почет­ные ино­стран­ные чле­ны прак­ти­че­ски никак боль­ше не могут вли­ять на ее рабо­ту. Некоторые из них, воз­мож­но, и хоте­ли бы отка­зать­ся от это­го сво­е­го ста­ту­са, но даже пра­ва на такую воль­ность у них боль­ше нет. Впрочем, будем опти­ми­ста­ми: желез­ный зана­вес для ака­де­ми­че­ско­го сооб­ще­ства нико­гда не быва­ет непро­ни­ца­е­мым. Академическая дипло­ма­тия нико­гда не пере­ста­ет рабо­тать, и, думаю, мы ско­ро в этом убедимся.

 Академическое молчание

Во вре­мя под­го­тов­ки к празд­но­ва­нию 225-летия АН СССР в 1950 году пре­зи­дент Академии Сергей Иванович Вавилов груст­но шутил: вот, мол, АН СССР у нас стар­ше само­го СССР. Сегодняшняя РАН, кото­рая фак­ти­че­ски созда­ва­лась как АН РФ, бла­го­ра­зум­но была назва­на как пред­ре­во­лю­ци­он­ная пред­ше­ствен­ни­ца АН СССР и хочет счи­тать себя 300-лет­ней. Не будем спо­рить. Но в про­ек­те зако­на, вне­сен­но­го в Думу 28 июня 2013 года, гово­ри­лось о ее лик­ви­да­ции, а так­же о лик­ви­да­ции еще двух рос­сий­ских ака­де­мий: Российской ака­де­мии сель­ско­хо­зяй­ствен­ных наук и Российской ака­де­мии меди­цин­ских наук — и созда­нии на их осно­ве новой ака­де­мии, кото­рая, хотя и будет тоже назы­вать­ся РАН, не будет ее пра­во­пр­не­м­ни­цей. Интересно, если бы закон был при­нят имен­но в такой фор­ме, это не поме­ша­ло бы отме­тить ее 300-летие в этом году?

Ясно одно: над чере­дой поли­ти­че­ских режи­мов, уста­нав­ли­ва­ю­щих­ся на этой части суши, все эти три века вита­ла труд­но­опре­де­ли­мая интел­лек­ту­аль­ная сила. Все это вре­мя она ходи­ла в узде, но каким-то чудес­ным обра­зом и сама ока­зы­ва­лась уздой.

Мне, как и вся­ко­му ака­де­ми­че­ско­му сотруд­ни­ку (хотя теперь уже быв­ше­му), ака­де­ми­че­ские про­мед­ле­ния и вялость ака­де­ми­че­ских реак­ций быва­ют досад­ны. Как и боль­шин­ству из нас, мне кое-что извест­но о соуча­стии рос­сий­ских ака­де­мий и их отдель­ных чле­нов в пре­ступ­ле­ни­ях режи­мов и инсти­ту­ци­о­наль­ной кор­руп­ции. В неко­то­рых ситу­а­ци­ях хочет­ся, что­бы не толь­ко голо­са отдель­ных ака­де­ми­ков ста­ли слыш­нее, но что­бы и вся Академия выска­зы­ва­лась по каким-то клю­че­вым вопро­сам наше­го бытия.

И тем не менее, когда-то Лев Давидович Ландау ска­зал о дру­гом вели­чай­шем рос­сий­ском ака­де­ми­ке Николае Николаевиче Боголюбове, что ум пер­во­го рода у него пере­рос в ум вто­ро­го рода, и если он рань­ше гово­рил умные сло­ва, то теперь совер­ша­ет умные поступ­ки. Сказано не без иро­нии, но, огля­ды­ва­ясь на эту 300-лет­нюю исто­рию, мы долж­ны при­знать: по сово­куп­но­сти слов и поступ­ков баланс ска­зан­но­го и сде­лан­но­го ока­зы­ва­ет­ся положительным.

Текст: Дмитрий Баюк

Дмитрий Баюк  8.02.2024

астрономия, Екатерина II, история, математика, Петр I, РАН, Российская империя, Санкт-Петербург