НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ T-INVARIANT, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА T-INVARIANT. 18+
T-invariant продолжает проект, в рамках которого российские учёные и преподаватели на условиях анонимности рассказывают, как меняется их жизнь и их труд в условиях войны и тотального «закручивания гаек». В очередной записке руководитель научного отдела одного из столичных вузов рассказывает, что нынешняя молодёжь думает о событиях на Болотной и почему ухудшение экономической ситуации пойдёт России на пользу.
Мне повезло: коллеги, с которыми я дружу, оказались со мной на одной стороне. Мы можем встречаться, всё обсуждать, тихо против кого-то дружить. На работе коллектив маленький, люди все понимающие и неглупые. Моя профессиональная среда — в основном вузовские библиотекари, издатели учебной литературы. Мы дружны, раньше активно ездили на международные конференции. Встречались на конференциях на протяжении пятнадцати лет по два или три раза в год, всегда друг другу помогали информацией, звали друг друга на какие-то школы и курсы повышения квалификации. Теперь мы стали меньше встречаться, у нас не проводится столько международных конференций, потому что старые связи порвались, а к новым ещё не привыкли.
Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.
Когда началась мобилизация, многие сначала были сильно встревожены — в основном, молодые мужчины или женщины, у которых есть молодые мужчины. А моё общение с родными и близкими изменилось уже с февраля 2022-го. С мужем всё хорошо: мы на одной волне. А вот мои родственники верили и верят в нацистов на Украине, в коллективный Запад, который хочет нагадить. Даже в сентябре 2022-го у них не было никакого прозрения, потому что брату уже пятьдесят, не призовут. А все мои попытки что-то объяснить или просто дать информацию наталкиваются на негатив. Они полагают, что всё, что читаю я, — фейки, а всё, что читают они, — правда. Этого не перебить. Но поскольку с ними я общаюсь реже, можно уходить от неприятных разговоров. Важно сохранить связи на потом, когда будет понятно, кто прав.
Сейчас это родственникам непонятно, они «колеблются с курсом партии», как говорили раньше. Должно стать понятно, когда произойдут определённые события. Поэтому, когда наверху скажут, что было плохо, а теперь мы будем действовать хорошо, родственники будут говорить, что были прежде неправы. Я прекрасно помню, как мама когда-то порвала свой партбилет, а потом ушла в религию, хотя, когда я была маленькая, вела воспитательные беседы, что бога нет. Теперь она говорит, что на Украине нацизм, а я верю, что, когда снова придёт время думать по-другому, она точно так же будет думать по-другому. У неё всегда царит мейнстрим: сегодня можно верить царю, а завтра — парторгу. Вчера всё было неправильно, а сейчас всё хорошо. И мама всегда довольна собой и происходящим.
Заниматься администрированием в нашей вузовской системе сейчас очень сложно. Даже не потому, что ставятся какие-то конкретные барьеры. Просто ты должен постоянно быть готов, что вылезет какая-нибудь глупейшая вещь, которую вообще не объяснить никак логически. Взять, например, ежегодный студенческий конкурс научных работ имени одного известного учёного с мировым именем. Конкурс шёл лет восемь и вышел практически на всероссийский уровень. А в этом году начальство заявило: кто такой этот учёный? Зачем нам эти западные имена? У нас что, нет своих? И имя вычеркнули, хотя уже была идея мерча с портретом учёного и с цитатой. Все документы пришлось переделывать. Конкурс имени, например, Екатерины Шульман (хоть это и российский деятель) им тоже не понравится, так что получился конкурс имени никого. Вопрос — что этот учёный им сделал? Он умер уже 100 лет назад и про Россию слова плохого не сказал.
Или, например, у нас в институте есть преподаватель-социолог, у которого студенты занимались изучением фанфикшена.
Студентки обнаружили, что основные темы фанфикшена — гомосексуализм, насилие (как правило, сексуальное). Исследование было очень серьёзное, материал обработали научным образом, но журнал отказался его брать: ведь это же о сексуальном насилии, о том, что очень популярная тема фанфикшен — когда мальчик с мальчиком.
Ну, ёлки-палки, это же есть, почему нельзя писать? В итоге авторам пришлось сделать просто препринт. Приходится теперь сто раз заранее думать, что можно изучать, а что нет.
Ещё два года назад я представить себе не могла такого. Хотя у нас о прямых запретах я пока не слышала, но всё выясняется по факту. Хорошие исследователи, социологи обычно уже заранее знают, что если и выйдут на публикацию с какой-то запретной темой, то под другим именем, под другой аффилиацией и, конечно, в зарубежном журнале. Но я рада, что у нас остались те, кто так или иначе проводят исследования.
С другой стороны, я тоже понимаю, что если сама не увольняюсь и продолжаю получать зарплату, то плыть против течения мне нельзя, хотя происходящеее мне не может нравиться. Те, кто пошёл бы сейчас против течения, кто был звёздами в нашем вузе, уволились и уехали еще в 2022 году. И, кстати, по этой причине в показателях вуз сильно «просел».
Зато расцвела профанация, посредственность, которой сейчас дан зелёный свет. С удивлением узнаёшь, что человек, с которым так хорошо раньше общались, оказывается ее частью. Например, коллега, которую я так уважала и восхищалась тем, что она на 15 лет меня младше, а уже доктор наук, профессор, куча статей, успевает вести кучу аспирантов, медиаактивная. А сейчас она говорит: «Кто такой Зеленский, он нелегитимный, вот наш президент…» и всё такое. От этого не то чтобы шок, но большое удивление и в какой-то момент — деморализация. Это наша политология? Теперь общаемся максимум по работе, хотя раньше и в рестораны вместе ходили, и с днём рождения друг друга поздравляли.
Или слышу от другого коллеги: «Ну, ты же понимаешь, что если бы не мы, они бы на нас напали». Слышишь такое — и в ступор впадаешь: ведь человек выстроил свою карьеру на основе исследований зарубежных баз данных, на основе связей с Лейденским университетом, с Кембриджем, с американскими ведущими университетами. Научился всему тому, чему они учат своих специалистов, а теперь говорит: «Да это всё западное влияние было, нам нужно переходить на всё своё. Зачем нам эти буржуазные западные метрики использовать? Им от нас нужны были только деньги». Вот такие посылы от людей, которых как профессионалов не было бы, если бы не было связей, которые начали налаживаться в 1990-е. И опять в ступор впадаешь. Иногда даже кажется что тебя троллят.
Я уже давно работаю в вузе, почти 30 лет. Поэтому у меня есть кредит доверия и люди со мной были достаточно откровенны. А я, если не знаю, что человек думает, то торможу после первого же «здравствуйте». Год назад было понятно, что у всех на уме война, люди друг у друга спрашивали «забрали — не забрали», «приходила повестка — не приходила». Так было год. И когда начались все эти задержания, приговоры, «посадки», почти все на работе начали настороженно друг с другом общаться. Внешне вроде всё так же, но ощущение, что собеседник сначала внимательно смотрит в глаза, а потом уже решает, что сказать.
Вот что ещё важно про рабочие дела: основные наши партнёры свернули академический бизнес в России. Scopus, Web of Science, ведущие научные издательства ушли достаточно быстро, не с кем стало сотрудничать. Информацию теперь приходится получать через Китай и Индию.
Да, мы развернулись на Восток, но я не могу пока этого принять. И не потому, что я не люблю Восток. Очень даже люблю, с удовольствием бываю. Но не в этом дело. Потому что тот контент, который с 1950-х годов прошлого века постепенно достигал нынешнего качества, которое мы получали от Запада, и те же индийские ресурсы, которые начали работать десять лет назад, — это небо и земля.
К тому же Индия и Тайвань (не говоря уже про Китай) очень задирают цены за посредничество в доступе к западным журналам, потому что нашим людям всё равно надо читать англоязычную научную литературу. Все понимают, что, несмотря на наши скрепы, мы не можем читать только самих себя, надо знать, что делается в мире, поэтому приходится платить втридорога. Когда мы дружили с Западом, у нас были серьёзные скидки. Была программа министерства, которое закупало на всю страну основные ресурсы. Сейчас на потерю огромных баз, которыми все пользовались, многие специалисты не просто закрывают глаза, а говорят: «Наконец-то эти коммерсанты ушли». Но это смешно: мы платим Китаю едва ли меньше.
Агрегаторы — это жизненная необходимость. Удобно, когда ты не подписываешься на 150 тысяч издательств, когда агрегатор дает тебе на одной платформе ссылки на разные издательства. Может быть там и не самые последние публикации, но по крайней мере с эмбарго в три месяца ты читаешь большое количество литературы. Так вот, эти индийские агрегаторы стоят сейчас раза в три дороже. При этом деньги они берут в условных долларах.
Рассказы про «поворот на Восток» — очередной фейк. Мы не заменили научную информацию, идущую с Запада, другой научной информацией, лучшей, которая идёт с Востока. Институты, которые сейчас чуть ли не восторженно работают с «восточными ресурсами», вязнут во втором сорте, и очень трудно будет вернуться назад, потому что сложится ощущение, что и так всё хорошо. Начальству нужно отчитаться, что у нас есть доступ к мировой литературе. На конференциях бурно рекламируются раскрученные китайские сервисы. Я их смотрела: это всё, к сожалению, кривовато, и через китайские агрегаторы то же качество получать как-то пока не получается.
Я еще и преподаю, и горько осознавать, что у первого-второго курсов мозги уже несколько промыты. Приходится следить за языком, потому что я не знаю, кто передо мной. Больно, что я не могу говорить то, что думаю, как это делала четыре года назад, когда студенты говорили какие-нибудь глупости. Я веду методологию работы с ресурсами, академическое чтение и письмо, всё это означает рассуждение. А в процессе рассуждения мы всегда всё обсуждаем, я от студентов жду аргументов, каких-то доказательств. И когда я от них слышу, что в процессе глобализации в 1990-е годы западная культура, придя на территорию России, стала замещать собой всё русское, я всё-таки набираюсь смелости и прошу привести примеры. Вам что, Достоевского перестали преподавать? Где-то закончились блины? Что вы имеете в виду?
Или я могу услышать от студентов, что американцы спонсировали волнения на Болотной, что это была попытка через мягкую силу изменить наш российский строй. А поскольку тогда ничего не вышло, теперь они уже перешли к жёсткой силе. Это пишут вчерашние школьники.
Я им говорю (это про приход американской культуры): вы пишете про 1990-е, но вас же тогда на свете не было. Поговорите с папой-мамой, теми, кто застал все эти явления, — просто для развития кругозора. У вас, может быть, эти убеждения останутся. Вы, может быть, даже докажете мне, что это было так, а не иначе, потому что, в конце концов, я учу академическому письму, а не политологии. Будьте убедительны, окей? Это, кстати, то, что я должна у вас тренировать.
Интересно, когда всё вернется к нормальности, как люди себя поведут? Будут делать вид, что ничего не было? Есть у меня два достаточно близких человека, которых я считаю большими и умными, которые между собой не общаются, но думают примерно одинаково. Они занимаются военной историей уже много лет и считают, что у России такая судьба: если мы хотим сохраниться в своих территориальных границах как государство, то Россия всегда должна будет забирать то, что ей принадлежало. Один из них считает, что Путина обманули, что ему сказали, что Украина сама хочет войти в состав России, поэтому в первые дни мы въезжали туда чуть ли не на машинах ГИБДД, и поэтому было много погибших. Это, мол, всё непрофессиональная разведка виновата. Не понимаю, как такое может говорить учёный. Но при этом они оба считают, что с точки зрения общего исторического процесса то, что сейчас происходит, — ужасно, что война — это плохо.
Они могут сказать, что смерти забудутся, и, значит, несправедливость вся эта тоже уйдёт, вырастет новое поколение, мы будем богаче, сильнее и всё такое. Я, опять же, независимо друг от друга их спрашиваю: а что, если нет? А если выяснится, что на самом деле мы сильно неправы? И если мировая общественность, наконец, поставит нас на место? Да, отвечают, такое может быть. Не раз уже в истории России было, что какие-то элитки договаривались и действовали во вред России. Это не исключено. И это будет очень плохо. То есть эти люди, как и я, искренние. И они каким-то образом подошли к такому мнению на основе своих знаний и представлений об истории. И если бы они не были профессиональными историками, я бы, конечно, сказала: фу, дураки. Но все свои тезисы они подтверждают историческими примерами. И это все очень тяжело. И в который раз решаешь просто не заводить такие разговоры.
Я надеюсь, что какой-нибудь умный и смелый человек в России скажет — неважно кому, Путину, кому-нибудь другому — что всё, у нас нет больше сил воевать. Давайте уже замиряться. И я жду, что я успею пожить в той нормальности, которая была хотя бы до 2020 года. Близкая подруга говорит: «Если я пойму, что ничего не вернётся, то вспомню, что живу на 14 этаже. Меня сдерживает только ощущение, что этот капец не может долго продолжаться». При этом в моем окружении нет людей, которые бы желали бесконечного продолжения этой ситуации. Нет военных, наёмников, добровольцев, то есть тех, кому конфликт выгоден. И я точно знаю, что, если бы вопрос мобилизации коснулся близких тех, кто пошёл за «линией партии», они бы постарались их туда не пустить.
Но не всё так печально. Мне на мою диссертацию пришла экспертиза, это было слепое рецензирование, поэтому, к сожалению, не знаю, кто автор. Подозреваю, что из определенного продвинутого вуза, потому что я увидела результат серьёзнейшей работы над текстом диссертации человека, которому за это даже не заплатят. Вдумчивая, подробная, честная рецензия. Так что я ощутила, что в стране всё ещё работают сильные профессионалы от науки. Они не все уехали, они тут, с нами. Может, еще не всё в стране погибнет. Если бы не было такого ощущения, я бы, наверное, все бросила и уехала к сыну.
Интересно, что моё финансовое состояние за последние два года улучшилось, как и у тех, кто рядом со мной. Я вошла в два проекта, которые дополнительно финансируются. Я не слышала ни от кого в нашем институте, что стало намного хуже, потому что майские указы президента о том, чтобы преподаватели получали по среднему, по региону, не отменялись. Средняя зарплата по региону выросла, потому что инфляция. Коллеги, конечно, должны этого добиваться, писать кучу статей, выступать на конференциях, готовить рабочие программы, но доход меньше не стал ни у кого.
Но я ожидаю, что все это накроется чем-нибудь очень нехорошим, потому что не может быть, чтобы всем всего хватало. А пока что работает кейнсианская модель, которая в условиях военной экономической мобилизации позволяет инфляции быть не очень большой, увеличивать доходы предприятий и, соответственно, работников. Но это не может продолжаться долго. Я за эти два-три года все-таки немножечко поездила по стране: там конференция была, тут отпуск. Интересно, о чем говорят экскурсоводы: вот этот завод снаряды выпускает, вот этот детали к вертолетам делает. У меня родственница на оборонку работает, и ей хорошо платят.
Но вот что я скажу: я бы хотела, чтобы как можно раньше у всех нас с деньгами стало плохо. Потому что пока есть деньги, люди не чувствуют, что все происходящее вообще как-то связано с ними, не чувствуют беды, не понимают, что страна откатывается назад.
Вот если бы всё стало настолько плохо, что перестали бы платить зарплату, не стало бы новых проектов, не для кого стало бы строить… Ничего, что я тоже от этого пострадаю. Потому что не хочу, чтобы считали себя правыми те, кто говорят, что всё нормально, что Путин молодец, страна большая, сильная, всех победим. Наивно, конечно, по-детски, но иногда это от отчаяния.
Это напоминает настроение российской оппозиции в начале войны, когда многим казалось, что экономика рухнет, народ восстанет и режим обрушится. Но всё пошло немножко не по такому сценарию. Это в краткосрочной перспективе, но в что будет в долгосрочной? Действительно, мега-специалист Эльвира Набиуллина и другие люди пока путинскую систему спасают. Но я надеюсь, что, когда эта система навернётся, всё нормальное вернётся, хотя, безусловно, далеко не сразу. И вернутся лучшие, которые уехали из нашего вуза.
Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!
13.09.2024