НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ T-INVARIANT, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА T-INVARIANT. 18+
Четырнадцатый очерк из серии «Создатели» посвящен Михаилу Ивановичу Ростовцеву, выдающемуся археологу и историку Античности, профессору Санкт-Петербургского университета и профессору Йельского университета, внесшему огромный вклад в историческую науку. Совместно с RASA (Russian-American Science Association) T-invariant продолжает публикацию серии биографических очерков «Создатели».
— Профессор говорит, что римскую цивилизацию погубили козлы, — прошелестело в аудитории. Висконсинские студенты в недоумении взирали на преподавателя античной истории. Они знали о нем лишь то, что он русский, который совсем недавно покинул охваченную огнем революции родину, что он (как им сказали) большой авторитет в области антиковедения и что его безупречный костюм-четверка с неизменным галстуком контрастирует с демократичным стилем висконсинской профессуры. Далеко не сразу студенты сообразили, что речь идет не о козлах (goats), а о готах (Goths) — германских племенах, воевавших с Римской империей. Студенты еще не знали, что их преподаватель с таким плохим английским скоро станет гордостью американской науки и по его книгам будут преподавать древнюю историю в большинстве университетов.
Этот биографический очерк посвящен Михаилу Ивановичу Ростовцеву, археологу-антиковеду, мастеру распутывать сложные клубки историко-культурного переплетения цивилизаций и подлинному русскому интеллигенту, для которого вынужденная эмиграция и утрата «культурного слоя» дореволюционного Петербурга стала личной трагедией.
Михаил Ростовцев
Гостевые вторники
В ноябре 1911 года в Мариинском театре состоялась премьера знаменитой оперы Мусоргского «Хованщина» — драматической истории о стрелецком бунте. Михаил Ростовцев в традиционном фраке и белых перчатках передавал театральный бинокль своей супруге Софье Михайловне:.
— Шаляпин сам поет старца Досифея. Этой постановке будут непременно рукоплескать в Париже, — прокомментировал он. — Кстати, мы ведь ожидаем Федора Ивановича у нас во вторник?
— Да, обещался быть, — отвечала Софья.
У супругов была абонирована ложа в Мариинке, и театральные завсегдатаи отлично знали их. Однако и сама петербургская квартира Ростовцевых была культурным пространством. Можно было продавать билеты на те светские рауты, которые устраивались там каждую неделю по вторникам. Через салон Ростовцева прошла вся творческая и научная интеллигенция дореволюционного Петербурга. Помимо Шаляпина, там бывали Рахманинов, Бунин, Куприн, Блок, Мандельштам, Белый, Бальмонт, Гиппиус, Сологуб, Мережковский, Глазунов, Бенуа, Рерих, Грабарь, Добужинский, Бердяев, Струве, Гучков, литературовед Котляревский, историки Жебелев, Кареев, Ольденбург, дирижер Кусевицкий и многие другие. Это была именно та питательная среда, по которой впоследствии так тосковали ее участники. Александр Блок, нередко приходивший на вечера к Ростовцевым, наслушался рассказов хозяина о древних кочевниках Причерноморья и написал свое программное стихотворение:
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!..
Но и гости влияли на хозяина не в меньшей степени. Например, близкое знакомство с Павлом Милюковым и Петром Струве привело Михаила Ростовцева в 1905 году в партию кадетов, политическим ядром которой были интеллигенты-либералы. С этого времени в печати появляются не только исторические, но и общественно-политические работы Ростовцева. Он активно сотрудничал как публицист с журналами «Вестник Европы», «Мир Божий», «Русская мысль», писал для газеты кадетов «Свободный народ».
Портрет молодого ученого Михаила Ростовцева из архивов Петербургского университета.
В августе 1917 года, незадолго до октябрьского переворота, круто изменившего его жизнь, Ростовцев опубликовал статью под названием «Новый строй и наука», главная мысль которой такова: сохранение и развитие культуры и науки в России зависят от твердости и стабильности государственной власти. Ослабление государства в результате мощных революционных потрясений — главная опасность для научной и культурной жизни.
Профессиональному историку сложно избежать параллелей между известными ему событиями прошлого и наблюдаемыми реалиями. В течение 1917 года Михаил Ростовцев работает над книгой «Рождение Римской империи» (издана в 1918). Этот труд посвящен первым двум векам римской империи, ознаменованным гражданскими войнами, кровавой борьбой за власть с большим числом жертв.
«В дилемме «цapь» или «свобода» огромные массы римского гражданства, не колеблясь, отвечали «свобода» и готовы были вступить в новый бой за нее», — пишет Ростовцев. — «Ни для кого гражданская война не была благом, для всех — величайшим бедствием». Ростовцев констатирует, что смерти, обнищание населения, голод и общая экономическая разруха привели и к другим негативным последствиям: стиранию региональных культурных особенностей, угасанию литературы, философии, науки и даже «пластических искусств» таких, как керамика. Это было платой за последующее превращение города-государства Рима в империю.
В предисловии к книге Михаил Ростовцев говорит с сожалением: «Не думаю, что история гражданских войн в Риме может кого-либо образумить». Он был прав: большевистские вожди в России читали совсем другие книги.
Вызовы эпохи
Ростовцев еще до первой русской революции 1905 года начал заниматься и общественной деятельностью. С первых дней Первой мировой войны и до осени 1917 года он организовывал сбор средств для раненых и беженцев. Правительство Франции, высоко оценивая эти заслуги ученого, наградило его орденом Почетного легиона (его довольно редко жалуют иностранцам). Пока в России действовало Временное правительство, у Ростовцева появилась возможность войти в его состав. Павел Милюков, тоже историк, неофициально пригласил коллегу занять пост министра народного просвещения. Ростовцев не без сожаления отказался: ему нужно было много свободного времени, чтобы заниматься наукой, а для историка это означало и многочисленные поездки, и многомесячные археологические экспедиции.
Интересно, что даже после победы большевиков Михаил Иванович мог стать видным функционером в российской науке. Двоюродным братом Ростовцева был не кто иной, как Анатолий Васильевич Луначарский — первый нарком просвещения РСФСР (с октября 1917 года по сентябрь 1929 года). Мать Луначарского — Александра Яковлевна Ростовцева — приходилась тетей герою этого очерка. Однако ее сын не был рожден в законном браке, и фамилия Луначарский досталась ему от усыновившего его отчима. Михаил Ростовцев не принимал революцию ни под каким видом и до конца жизни факт родства с Луначарским скрывал.
В ноябре 1917 года Владимир Ленин и наркомы подписали декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции». Согласно этому документу, кадетская партия признавалась партией врагов народа, ее лидеры подлежали аресту и суду, а рядовые члены должны были находиться под пристальным наблюдением из-за своих связей с антибольшевистским белым движением.
Это было уже очевидной угрозой в адрес Ростовцева. Он был классовым врагом, как литературный профессор Преображенский, который один жил в семи комнатах. Отметим, что наш герой, снимавший квартиру на Большой Морской улице, 34, жил вдвоем с супругой, но род занятий, дворянское происхождение и личное знакомство с императорской семьей не оставляло ему шансов. Тем более, Октябрьскую революцию Ростовцев, как сказано выше, не принял, предвидя возможность полного уничтожения культурного слоя в России.
Анализ исторической ситуации подсказал Ростовцеву, что дальше будет только хуже. Он уже ночевал с револьвером, страдал от бессонницы, мучительно искал в Петрограде еду, потому что начались перебои с продовольствием. На городской телефон в их квартире несколько раз поступали странные звонки с угрозами «поднять на штыки» обитателей дома. К июню 1918 года ученый и его жена приняли решение об отъезде из страны, надеясь, что это лишь длительная командировка, что через несколько месяцев или лет страсти улягутся, и все «релоканты» смогут вернуться. Это было словно заклинание для самоуспокоения. В глубине души Ростовцев понимал: это изгнание, и вероятно — навсегда. К моменту отъезда он уже был академиком Берлинской (с 1914 года) и Российской (с 1917) академий наук, признанным ученым-антиковедом, профессором Петербургского университета (с 1901 года). Ему исполнилось 48 лет.
История историка
Пока эмигрантский пароход уносит Михаила Ивановича Ростовцева и его жену Софью в Швецию, нужно рассказать о том длительном пути, который привел нашего героя к его прочному положению корифея российской науки.
Михаил Иванович Ростовцев родился в Житомире 29 октября (10 ноября) 1870 года в большой семье, где он был шестым ребенком (из восьми). Его прадед Павел Ростовцев был купцом, выходцем из Ростова Великого, а дед Яков дослужился до должности директора гимназии и чина статского советника, получив потомственное дворянство за свои заслуги на ниве просвещения. Отец — Иван Яковлевич — был филологом-классиком и действительным тайным советником. Он оказался в Житомире не случайно: руководил там системой образования. Поэтому обучение Михаила началось в провинции, в житомирской классической гимназии.
Потом отца повысили, доверив ему, фактически, руководство всей системой образования нынешней Украины, и семья перебралась в Киев. Отец и дед нашего героя были во многих смыслах передовыми людьми своего времени. В частности, они немало сделали для продвижения женского образования в России. Иван Яковлевич исполнял также роль директора Киевской Первой гимназии, где Михаил Ростовцев продолжил свое обучение и которую закончил с медалью в 1888 году. За свое сочинение «Об управлении римскими провинциями в последний период республики», представленное в киевское отделение Общества классической филологии и педагогики, гимназист получил Пироговскую премию. Свою первую премию из целого ряда лавров и регалий, которыми был отмечен его путь в науке.
Первой alma mater Ростовцева становится Киевский университет (историко-филологический факультет). Но уже через два года блестящий студент переводится в столичный Императорский Санкт-Петербургский университет. Выбор специальности — антиковедение — это влияние и отца, который преподавал классические языки, и киевского византиниста Юлиана Кулаковского, который сам унаследовал интерес к Древнему Миру от Нобелевского лауреата и великого историка Теодора Моммзена, а также петербургских профессоров, о которых стоит рассказать подробнее.
На Ростовцева немало повлиял Фаддей Зелинский, филолог-антиковед, переводчик Овидия и Софокла, который учил сопоставлять множество источников, работать с древней литературой и документами, рассматривая как единое целое историю и литературу, культуру и мифологию. Также в те годы со студентами активно работал выдающийся историк византийского и древнерусского искусства, археолог Никодим Кондаков, который был увлечен идеей о взаимопроникновении и перекрестном влиянии культур. Это «взаимное опыление» и обогащение станет впоследствии лейтмотивом многих работ Ростовцева. Кондаков признавался, что преподавать не очень любит, что предпочитает сидеть в кабинете за книгами, но именно в период студенчества Ростовцева он занимался с молодыми специалистами наиболее активно, даже создал при музее древностей Петербургского университета «кружок фактопоклонников-антиковедов». Его участники-энтузиасты разбирали и сопоставляли не только письменные источники, но также археологические артефакты, клейма, надписи, фрески. Этот плодотворный научный метод Ростовцев не только усвоил, но и значительно усовершенствовал. Он действительно был лучшим учеником Кондакова, и профессор отзывался о нем, по словам В. Н. Муромцевой-Буниной, «с особенной нежностью».
Итальянское Эльдорадо
По окончании университета в 1892 году Михаил был оставлен при кафедре для подготовки к профессорскому званию. В те времена лучшие аспиранты получали возможность стажировки за границей, чтобы собирать материал для диссертации. Заработав некоторые средства преподаванием греческого и латыни в Царскосельской Николаевской гимназии и буквально болея историей Римской империи, Ростовцев выбирает главной целью своей поездки Помпеи.
Раскопки этого огромного города начались еще в середине XVIII века, но как раз к концу XIX приобрели систематический характер. Роскошные дома с фресками, расписными потолками, узорными мозаичными полами, храмы и бордели, амфитеатр и форум, колонны и барельефы, улицы и переулки, бесчисленные исторические артефакты, начиная от матрасов в комнате рабов и заканчивая золотым светильником весом почти 900 граммов, — все это богатство откапывалось квартал за кварталом буквально на глазах у молодого аспиранта. Тут, на раскопках, происходит еще одно судьбоносное знакомство – с немецким археологом Августом Мау, который сразу же привлек юношу к полевой работе и стал для него еще одним великим учителем. В частности, Мау выделил 4 стиля помпейских фресок, в соответствии с которыми можно было уверенно датировать настенные росписи. Михаил так увлекся, что даже опоздал в гимназию к началу учебного года.
Зато появилась его первая серьезная статья: «О новейших раскопках в Помпеях». Это археологический отчет описательного характера — обо всех раскопанных жилых зданиях и гробницах, их убранстве и т.д. Интересно, что Ростовцев подвергает сомнению датировку извержения Везувия, которая, согласно письмам Плиния Младшего, произошла в августе 79 года н.э. Молодой историк указывает на свежую находку археологов — зрелые плоды лаврового дерева, поспевающие не раньше октября и «передвигающие» гибель Помпей на глубокую осень. Уже в этих ранних работах проявляется научный талант Ростовцева — умение выбрать значимые детали, сравнить их с массивом ранее известной информации, провести исторические параллели, аргументировать и построить убедительную концепцию.
На раскопках в Помпеях. В центре в белом пиджаке – А. Мау. Крайний слева в среднем ряду – Михаил Ростовцев.
Европейский вояж
Однажды глотнув притягательного воздуха европейских древностей, Ростовцев стремился увидеть своими глазами и другие места, где земля обнажала слой за слоем летопись древних цивилизаций. В марте 1895 года он отправляется во вторую стажировку в Европу с целью написать магистерскую диссертацию (сегодня такая работа соответствует кандидатской). Вместо одного года его поездка продлилась три и потребовала немалых финансовых вложений со стороны семьи и университета. Михаил Иванович сначала прибывает в Константинополь и работает в Русском археологическом институте. Затем едет в Грецию, где в Афинах знакомится с Борисом Фармаковским (вскоре тот прославится раскопками Ольвии, черноморской греческой колонии).
Затем были острова Эгейского моря, побережье Малой Азии, Италия, Австро-Венгрия, Франция, Англия, французские колонии Алжир и Тунис с их древними городами. В ходе поездки Ростовцев плодотворно общался с европейскими историками, работал в архивах и библиотеках. Эти связи впоследствии неоднократно ему пригодятся. В поездке он пишет и отсылает в Россию еще одну статью о Помпеях, точнее об одной из знаменитых находок — так называемом «Доме Веттиев» (Casa dei Vettii), который часто называют «Сикстинской капеллой Помпей» из-за прекрасных фресок. Он подробно анализирует сюжеты и стиль изображений, находя точки пересечения римского искусства с греческим, а также восточным.
Летом 1898-го года Михаил вернулся в Петербург с готовым текстом своей диссертации на тему «История государственного откупа в Римской Империи (от Августа до Диоклетиана)». Частично эта работа была уже опубликована в Германии на немецком языке. Ростовцев получил звание приват-доцента на Высших женских (Бестужевских) курсах, а после защиты диссертации — звание магистра римской словесности. Михаила Ивановича принимают в штат Санкт-Петербургского университета. Теперь он постоянно читает лекции (латынь и римская история), пишет статьи и готовит материал для следующей диссертации — докторской. Перерыв между диссертациями был у ученого чрезвычайно коротким — всего 4 года. Еще через несколько лет он станет членом-корреспондентом Императорской академии наук.
Ростовцев на крыше здания на Капитолийском холме в Риме.
В 1901 году произошло важное событие в личной жизни Ростовцева: он обвенчался с двадцатитрехлетней Софьей Михайловной Кульчицкой из рода известных польских аристократов. Она была его студенткой на Бестужевских курсах, и высшее образование выгодно выделяло ее среди среди девушек, увлекавшихся лишь балами и нарядами. Ее интересовала академическая наука, она даже писала статьи для «Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона».
Так Ростовцев обрел не только спутницу жизни, но и надежного помощника и секретаря-организатора. Софья взяла на себя огромную массу технической работы. Например, она составляла индексы для его книг: сноски, указатель имен и названий, список иллюстраций. Сегодня эта работа упростилась, благодаря компьютеру, но в XX веке это был большой и кропотливый труд, который приходилось начинать заново, если в книгу вносились изменения, и номера страниц «съезжали». Благодаря отличному английскому Софья могла править ранние англоязычные работы мужа. Впоследствии Софья Михайловна полностью организовывала зарубежные рабочие поездки Ростовцева: бронировала билеты, гостиницы, заранее связывалась с архивами, научными институтами, гидами. Когда Михаил Иванович приезжал на место, его голова была свободна для осмысления масштабных исторических процессов античности. А извозчика, конечно, заказывала Софья.
В степях Причерноморья
«Только в России мы располагаем богатым материалом, иллюстрирующим смешение греческой и иранской цивилизаций», — пишет Ростовцев в своей книге «Эллинство и иранство на юге России» (издана в 1918, но основана на более раннем очерке 1913 г.). Северное Причерноморье, особенно античный Пантикапей, были доступной для русского археолога средой, и в эту область Ростовцев временно перенес свой научный интерес. Летом он всегда отправлялся с женой на дачу в Крым, где занимался археологией, изучал керченские гробницы, периодически ездил в Ольвию на помощь другу и коллеге Борису Фармаковскому.
Ростовцеву было хорошо известно, что примерно с VI века до н.э. до I-II века н.э. на территории от Дуная до предгорий Урала возникло много больших и малых государств и обществ. Ростовцеву было важно показать, что киммерийцы, сарматы, скифы, Боспорское царство активно обменивались продуктами культуры, заимствуя у соседей даже богов. Здесь был перекресток цивилизаций: с одной стороны, греческие колонии северного побережья Черного моря, а с другой — могущественная Персия, которая тоже претендовала на контроль над этими обширными территориями.
Обложка одного из российских изданий Михаила Ростовцева.
Ростовцев черпает материал преимущественно из археологических раскопок курганов. Если в прежние времена они вызывали интерес лишь у грабителей и охотников за золотом, то теперь усыпальницами занялись ученые. В них находили в огромном количестве дорогое железное и бронзовое оружие, богатые конские сбруи, украшения, рога для вина, зеркала, превосходную глиняную посуду из Греции и Малой Азии. Ростовцев вдохновенно описывает погребальные обряды скифских царей, которые включали жертвоприношение лошадей (иногда до нескольких сотен), слуг и жены покойника, а также парадного наряда, оружия, драгоценностей, вина и мяса.
Работая затем во всех крупных греческих колониях, таких как Ольвия, Пантикапей, Нимфей, Херсонес, Ростовцев видит уже не варварско-степную, а имперскую роскошь погребений: «На Тамани некоторые склепы внутри оштукатурены и расписаны в той же манере, в которой расписывались стены храмов и общественных зданий. В Пантикапее роспись заменялась… пологами и коврами». Для него остается важным анализ художественных стилей, которому он научился у Августа Мау. Ростовцев с восторгом обнаруживает, что сарматы принесли в причерноморские колонии новый стиль искусства — романский. Он отмечает, что и славянские племена много почерпнули от сарматов, скифов и греков.
В 1901 году Михаил Иванович присоединяется к археологической экспедиции, изучающей развалины на мысе Ай-Тодор. Именно он соотнес найденное поселение с римским военным лагерем Харакс. Само слово «Харакс» может быть переведено с греческого как «укрепленное место». Ростовцев дотошно ищет информацию о нем в древних письменных источниках. И находит! Правда, это название упоминается всего один раз. Зато в фундаментальном труде александрийского географа Клавдия Птолемея (II век), который дает координаты Харакса. Ростовцев делает вывод, что в Крыму копают именно это место. Он говорит, что римляне постепенно наращивали мощь этого гарнизона, поскольку с мыса Ай-Тодор можно контролировать весь Южный берег Крыма. Следующие десять лет, в ходе которых археологи обнаружили крепостные стены, башни, ворота, казармы, термы, маяк, святилище и резервуар для воды, подтвердили гипотезу ученого. Например, возведение гигантской каменной стены Харакса приписывалось таврам, обитавшим здесь до прихода римлян. Но в кладке стены был обнаружен известковый раствор, рецепт которого знали римские строители, но не варвары. Следовательно, стену построили римляне. Да и все устройство цитадели — классический римский стиль. Уже в 1907 году в Хараксе был открыт музей археологических находок.
Развалины римской крепости Харакс в Крыму.
Помимо работы на раскопках, Ростовцеву довелось поработать в Крыму гидом. Конечно, он не прервал бы научную деятельность ради туристов, если бы осмотреть древности Херсонеса не выразила желание семья императора Николая II. Всего за полгода да этого визита, в январе 1914 года, в Эрмитажном театре в присутствии избранной публики состоялась премьера библейской драмы «Царь Иудейский». Она принадлежала перу Великого князя Константина Константиновича Романова, человека литературно одаренного. Научным консультантом для постановки автор пригласил Михаила Ростовцева, имевшего к тому времени прочную репутацию главного эксперта по древностям, включая иудейские. В театре Ростовцевых представили Николаю Второму. И поэтому экскурсию по античным развалинам в Крыму для царя проводит тоже Ростовцев. Государь остался доволен и по-своему отблагодарил историка: выделил деньги на шикарный альбом «Античная декоративная живопись на юге России». За эту работу Ростовцева приняли в Берлинскую академию наук. Предполагалось позднее выпустить второй и третий тома, но изданию помешала Первая мировая война.
Смотреть и видеть
В своих ранних книгах Ростовцев много ссылается на древние письменные источники, например, на Геродота. Но чем больше он пишет, тем богаче иллюстрированы его книги. Ученый начинает все больше работать с визуальными источниками: с найденными в погребениях и древних поселениях предметами быта, фресками и надписями, статуэтками и монетами. Ростовцев первым среди археологов начал использовать важнейший источник сведений о Древнем Мире — тессеры. Тессера — это жетон из слоновой кости, бронзы, стекла, свинца или глины, который не был денежной единицей, но служил для обмена на какие-либо товары или услуги (обычно на хлеб и зрелища — театральные представления, заупокойные трапезы и т.д.). Такие жетоны прекрасно сохранялись, и скрупулезный Ростовцев не только извлек из надписей и рисунков на тессерах много полезной информации, но и защитил на этом материале докторскую диссертацию в 1903 году.
Как говорит Павел Алипов, доцент кафедры истории и теории исторической науки Российского государственного гуманитарного университета, Ростовцев сумел буквально увидеть и пощупать прошлое, которое отделено от нас двумя тысячами лет. Он был одним из первых специалистов, которые придавали такое значение работе с визуальной информацией. Если Карамзин, Соловьев, Ключевский и другие мэтры использовали преимущественно письменные источники, такие как летописи, то Ростовцев все разглядывает: что это за вещь, что на ней нарисовано и как нарисовано, где и когда использовали тот же стиль. Фигура Персея отличается от фигуры Геракла, атрибуты Афины не похожи на атрибуты Геры и так далее. Была традиция, и она тоже изменялась. Так можно датировать артефакты, прослеживать культурное и торговое взаимодействие народов древности.
Недаром докторская диссертация Ростовцева содержит удивительное (для начала XX века) количество фотографий. Осознав важность анализа визуальной информации, Ростовцев требует в своих экспедициях фотографировать на раскопе каждый слой, запечатлевать любую находку в разных ракурсах. Цель этих действий — сохранить образ объекта для последующих интерпретаций с учетом новых данных. Всю жизнь он посвятил тому, чтобы «с помощью археологии писать историю». Методы Ростовцева переняли его ученики, среди которых немало ученых: граф И. И. Толстой, С. И. Протасов, М. И. Максимова, Елизавета (Эльза) Малер и другие. Н. Анциферов, окончивший Петроградский университет в 1915 году, вспоминал Ростовцева как увлеченного лектора, который «давал блестящий по выразительности и глубокий по существу анализ боровшихся исторических сил».
Римская тессера «Музыканты» I века нашей эры.
Бессрочная командировка
Итак, летом 1918 года Ростовцеву 48 лет, он корифей российской исторической науки, известен и за рубежом: с конца XIX века его статьи и путевые заметки часто появлялись в западноевропейских изданиях. Некоторые из них были изначально написаны на европейских языках и до сего дня на русский не переведены. Например, важная для Ростовцева монография о римском колонате (особой форме земельной крепостной зависимости) была написана на немецком языке — главном языке науки довоенной Европы. К несчастью, Первая мировая прервала все научные связи с немцами.
Революционные потрясения и Гражданская война в России в своей острой фазе заставляют Ростовцевых искать способы выезда из страны, пока это еще возможно. В 1918 году шведский археолог и историк культуры академик Оскар Монтелиус отправляет Михаилу Ивановичу приглашение работать в Швеции. Академия наук официально выписывает ученому командировку в Европу для научных штудий в библиотеках и музеях. Все коллеги понимают, что в случае победы красных эта командировка бессрочная.
30 июня 1918 года Ростовцевы сели на пароход. Как многие эмигранты той поры, они берут минимум багажа. Обширная библиотека из сотен томов по классической древности была брошена в Петрограде, в прекрасной квартире на Морской улице. Там же осталась и значительная часть его бумаг — записных книжек, писем, рукописей лекций, научных и публицистических работ. К счастью, друзьям семьи удалось это все сохранить. Сегодня бумаги Ростовцева хранятся в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга и в Архиве РАН.
Михаил Ростовцев с супругой Софьей.
В поисках кафедры
Два года супруги провели в Европе. Из Стокгольма они довольно быстро перебрались в Англию в Оксфорд. Оттуда Ростовцев пишет своему учителю Н. Кондакову: «Делать в России было решительно нечего, бороться нечем, а помирать без нужды и пользы на радость большевикам я считал и считаю делом излишним».
Положение Ростовцева лучше, чем у большинства эмигрантов: его знают в научных кругах, ему присваивают звание почетного доктора и дают возможность читать курс лекций. Михаил Иванович пристально следит за событиями в России, пишет множество статей и брошюр против узурпации власти большевиками: «Делаю, что могу, пишу, говорю, иногда кричу, но эта страшная машина масс и государств ползет своей дорогой… прямо в бездну». В Лондон приезжает Милюков, здесь же помогает белоэмигрантам известная суфражистка, «единственный мужчина в партии кадетов» Ариадна Тыркова и ее второй муж – журналист Гарольд Вильямс, авторитетный эксперт в «русских делах». Вместе они создают русский Комитет освобождения, проводят лекции и беседы, издают брошюры и даже еженедельник «New Russia». В 2002 году политические статьи Ростовцева были опубликованы в России отдельным сборником, открыв для читателя и общественно-публицистический талант автора. Помимо политической работы, Ростовцев по мере сил пытается помочь бежавшим из Советской России коллегам в трудоустройстве (в частности, византинисту А. А. Васильеву).
Обложка немецкого издания книги Ростовцева о Римской империи.
У Ростовцева не очень хороший английский: он начал изучать этот язык только в 1912 году. Его классическое образование было заточено под немецкий, французский, итальянский, а также греческий и латынь. Изнуренная войной Британия из-за огромной конкуренции не дает русскому профессору кафедру в университете. Вероятно, он мог бы работать в Германии, но коллеги-немцы оказались по другую сторону фронта. Ростовцев с самого начала войны занял радикальную антинемецкую позицию, которая повредила ему. Эдуард Мейер, известный специалист по древней истории, египтолог и ориенталист, по слухам, завещал Ростовцеву свою кафедру, но немецкие ученые отказались утвердить на ней противника пангерманизма.
Дальнейшую судьбу Ростовцева, как это часто бывает, определила короткая цепь событий: 1) Колледж де Франс предлагает русскому историку вести отдельный курс для своих студентов, пообещав заплатить 5000 франков, и наш герой прибывает в Париж. 2) Парижская мирная конференция 1919-1920 собирает ведущих экспертов держав-союзников, и Ростовцев приглашен в качестве эксперта исторической науки. 3) За одним столом он случайно оказывается с американским историком–антиковедом Уильямом Вестерманом, который к тому моменту уже двенадцать лет работает в Висконсинском университете, а теперь идет на повышение и подыскивает себе достойную кандидатуру на замену.
«Новый Свет — так Новый Свет!», — отвечает Ростовцев на письменное приглашение Вестермана, и в 1920 году перебирается с супругой в США, в городок Мэдисон, находящийся недалеко от Чикаго. «Америку я считаю наименее угрожаемой по большевизму», — отмечает он в письме Кондакову.
Из кампуса в кампус
Ростовцев работает в Висконсине пять лет: читает лекции, пишет, издает книги, во время каникул получает от университета оплачиваемый отпуск для поездок в Европу за новым материалом для исследований. Тихая, размеренная жизнь в кампусе, обретенная, наконец, стабильность радовали бы другого иммигранта, но Михаил Иванович в письмах и дневниках жалуется на скуку. Театр, опера, балет, светские вечера в кругу рафинированной публики — всего этого Ростовцевы в Висконсине не находят. Уровень исторических знаний студентов тоже не радует ученого, он словно вернулся на уровень гимназического учителя. «Да, разбросало нас. Иногда проснусь и не знаю, во сне я или наяву. А надо подниматься и идти читать лекции американским школьникам», — пишет Михаил Иванович в частном письме в 1920 году. Именно тогда, в отрыве от привычного культурного слоя, начала проявляться хроническая депрессия Ростовцева, которую пока ему удается контролировать благодаря невероятной работоспособности и новым историческим исследованиям.
Ростовцев — профессор Университета Висконсин. Эмиграция в Европу, а затем и в США вынудила профессора искать новую кафедру.
Карьера Ростовцева в мире науки не стоит на месте. В 1925 году он переходит на работу в престижный (“Лиги плюща”) Йельский университет и переезжает на восточное побережье Америки — в штат Коннектикут, город Нью-Хейвен, где работает до конца жизни. Здесь, несмотря на мировой экономический кризис, у ученого — прекрасные условия: большой личный кабинет, где размещается его новая библиотека, достойная зарплата, через каждые три года преподавания особый бонус — свободный год для поездок и археологических раскопок, который оплачен университетскими фондами. Президент Йеля пишет в докладной записке, что к ним на работу поступил выдающийся ученый, и его нельзя потерять ни при каких условиях.
Интересно, что в 1940 году, когда историку уже 70 лет, ему полагается отправиться на пенсию. В этот момент его приглашает на работу Гарвард. Тогда в Йельском университете, не желая отпускать своего звездного профессора, сделали исключение: специально для него создали пожизненный пост директора археологических исследований и ввели особую ставку с солидной зарплатой и целым штатом сотрудников. Разумеется, Ростовцев не остался в долгу: его новые исследования упрочили славу и без того легендарного исторического факультета Йеля.
Волшебный Восток
В 1920-х годах Михаил Ростовцев издает несколько фундаментальных трудов по своим любимым исследовательским темам: «Иранцы и греки в южной России», «Скифия и Боспор», «Социальная и экономическая история Римской империи» (два тома), также он написал краткую историю античного мира (два тома: «Восток и Греция», «Рим»). Эти популярные книги были изначально написаны на английском и переведены на множество языков, и они пополнили университетские библиотеки во всем мире.
Получив, наконец, американское гражданство и не без сожаления расставшись с давно не актуальным паспортом Российской империи, Ростовцев предпринял большое путешествие на Ближний Восток и в Северную Африку (ранее он бывал в Алжире и Тунисе, в этот раз посетил Египет). Он договаривается с европейскими эмигрантскими газетами «Руль» (Берлин) и «Возрождение» (Париж) о публикации путевых заметок, а впоследствии, дополнив их новыми очерками, издает книгу «О Ближнем Востоке» (русскому читателю она известна как «Караванные города», в переводе на русский книга вышла в 2010 году).
Караванная торговля для Ростовцева — это не просто перемещение товаров и их обмен, это ситуация, когда одна цивилизация идет в гости к другой. Свидетельства об этих визитах, о взаимосвязях народов и культур, дошли до наших дней в виде фресок и настенных надписей, погребальных стел, статуй, барельефов, декоративных фигурок, торговых табличек, монет, тессер, многообразной бытовой утвари, оружия и фрагментов текстиля. Часто археологические находки в Петре, Джераше, Пальмире и Дуре-Европос несут изображения верблюда — корабля пустыни и главного источника богатства этих городов. Ростовцев описывает даже культ Арсу — нового узкоспециализированного караванного бога Пальмиры. Ростовцев отмечает, что сухопутные дороги в древности были надежнее морских, поскольку морю не сразу научились доверять. А караванная торговля была развитой и доходной. Узловые точки процветали: там строились великолепные мощеные улицы, храмы, театры, ипподромы и дворцы.
Михаил Ростовцев с первого профессионального взгляда понимает, что на Ближнем Востоке еще копать и копать, и изучение торговли через археологию даст массу информации об экономических связях на перекрестке цивилизаций, о происхождении законов, налогов, о местных производствах, о распространении новостей, о дорожной инфраструктуре, о культурах и языках. Он с восторгом описывает некоторые интересные находки. Например, надпись греческими буквами на латинском языке, в которой повар увековечил количество окороков, подаваемых во время трапезы римскому обитателю дворца. Или кожаный щит, на котором солдат-наемник нарисовал в цвете маршрут своего следования с Балканского полуострова в Дуру (нынешняя Сирия) — это одна из древнейших карт, известных науке!
«Каждый день приносит нам новое… И это новое требует долгой и детальной работы… работы не только по книгам и изданиям, а в еще большей мере работы на месте», — сообщает Михаил Иванович своему читателю.
Каждое лето Михаил Ростовцев отправляется в длительное путешествие в Европу или на Ближний Восток.
Впрочем, очерки Ростовцева гарантируют богатые впечатления не только профессиональным историкам, но и обыкновенным туристам, которым он горячо рекомендует совершить путешествие в Палестину, Петру, Амман и Джераш. Если в начале XX века такая поездка представлялась крайне трудной (надо было снаряжать караван, добывать охрану, получать разрешение турецких властей), то в годы Британского мандата все стало намного проще: появились автомобили, гостиницы, дороги, гиды. Ростовцев описывает, например, первое впечатление от Петры: «Изящные колонны, причудливые арки, соединяющие колонны и покрывающие ниши, статуи в нишах… Как будто перед нами встала грандиозная декорация эллинистического театра». Историк советует провести в Петре, в «самом великолепном из всех караванных городов», не час-два, а несколько ночей: послушать вой шакалов, совершить паломничество к горным святилищам.
Сокровища Дуры-Европос
Туризм туризмом, но антиковеду нужен новый материал, а это значит — раскопки. Причем в таком месте, где мало копали до него. В этом смысле настоящим сокровищем для Ростовцева стала Дура-Европос, караванный город на Евфрате, существовавший примерно с 300 года до н. э. до 256 года н.э. Если вы сегодня будете искать в Интернете картинки по запросу «Dura Europos», вы поразитесь объему археологических находок и богатству красок, которые были погребены на целые столетия в сирийских песках.
«Песок пустыни сохранил в Дуре не только то, что сохраняет земля в других местностях Древнего мира: камень, керамику и металл — но также дерево, ткани, кожу и бумагу… тексты на пергаменте и папирусах. По Египту мы знаем, как ценны такие находки», — констатирует Ростовцев. Он хорошо знал, что европейским ученым не удалось найти средств на масштабные раскопки в Дуре, и предпринял массу усилий, чтобы получить их в Америке. При поддержке Джеймса Энджелла, президента Йеля, и Фонда Рокфеллера он начинает изыскания в Дуре, которые продлились с 1928 до 1939 год. Помимо него, в работе участвуют археологи из Европы, ведь сам Ростовцев не может постоянно присутствовать на месте. Несмотря на свой энтузиазм, он уже немолод, нездоров, и раскопом занимаются его ученики. Сам он пишет об образе жизни археологов так: «работа грязная и пыльная; очень жаркая или очень холодная, в соответствии со временем года, и почти всегда изнурительная и голодная… У арабов есть овцы и козы, и мясо можно приобрести у них, но оно практически несъедобно; молока мы не нашли, а вкус хлеба — вроде chewing gum… Поэтому мы питались консервами». В его записях также содержатся жалобы на сирийских рабочих, нанимаемых на месте: за ними нужно все время присматривать, потому что они норовят испортить находки, украсть их для перепродажи, а еще предпочитают исчезнуть с раскопок, заработав какой-то необходимый им минимум.
Большую часть времени Ростовцев руководит экспедицией заочно, изучая отчеты, и здесь ему сослужило хорошую службу правило скрупулезного фотографирования найденных объектов. «Я люблю видеть вещи, которые изучаю», — пишет Ростовцев своему бельгийскому коллеге Францу Кюмону, который тоже входил в число руководителей экспедиции.
По количеству находок Дура стала сенсацией в исторической науке. Это была периферия Римской империи, но тем она и была интересна: языческие храмы Ваала, Адониса и Зевса, синагога, древнейшая христианская церковь, рынок, бани, римский гарнизон мирно сосуществовали рядом друг с другом, и население было смешанным (греки, сирийцы, арабы, евреи, персы). Ростовцев даже сделал доклад в Ватикане, в ходе которого сообщил, что обнаружил самый ранний центр христианского искусства. Настенные росписи из домовой церкви в Дура-Европос относятся к первой половине третьего века, то есть они старше росписей древнехристианских катакомб Рима и Неаполя! Они изображают Адама и Еву в раю, хождение Иисуса по воде и другие сюжеты, которые легли в основу христианского искусства. В 1932 году был найден пергаментный обрывок текста Евангелия — еще одна сенсационная находка. Многие газеты перепечатали чье-то меткое выражение «Дура — это Помпеи Востока».
Караванный город Дура в Сирии называли «Помпеями Востока».
По настоянию Ростовцева множество артефактов, включая фрески из церкви, были вывезены из Сирии в Европу и США, и это их спасло от последующего разрушения боевиками ИГИЛ. Йельской галерее искусств досталось около 10 000 археологических предметов. Не каждый музей может похвастаться такой коллекцией.
Античный пролетариат
Напомним, что еще на заре своей карьеры антиковеда Михаил Ростовцев интересовался экономической жизнью Древнего Рима. Он посвятил этому и магистерскую, и докторскую диссертации. В 1941 году выходит классический трехтомник «Социально-экономическая история эллинистического мира», в которой ученый объясняет функционирование и упадок Римской империи через термины, понятные читателю двадцатого века: «буржуазия», «пролетариат», «античный капитализм». Он пишет о том, как государство фермеров под властью феодалов постепенно стало капиталистическим. Прослойка городской буржуазии росла и была надежной опорой для центральной власти. В книге отмечается, что личные качества и интеллект могли обеспечить высокие посты даже человеку, не обладавшему привилегиями по праву рождения. Читая это, невозможно не вспомнить историю семьи самого Ростовцева, ведь его прадед был купцом, а дед уже дослужился до статского советника, обеспечив своим потомкам дворянский титул.
Элегантный стиль одежды отличал Ростовцева не только в американском кампусе, но даже на раскопках.
Свою концепцию причин упадка империи Ростовцев сформулировал еще в 1911 году, когда читал лекции в Санкт-Петербургском университете. Впоследствии его видение исторического процесса было подкреплено многолетней работой с археологическими памятниками и документами. Гиббон писал, что Рим разрушили христианство, варварское нашествие и экономический кризис. Ростовцев же указывает на противостояние города и деревни, которое обострилось в эпоху гражданских войн III века н.э.
Основу римской армии составляли необразованные и малокультурные крестьяне, для которых военное дело было единственной доступной карьерой. Они вступили в борьбу против городов, городской буржуазии и связанного с ними культурного достояния. Побеждая в этой классовой борьбе, они разрушили экономическую и социальную мощь империи, и внешний враг только завершил этот процесс. «Пролетарское войско… добивается, скорее всего, земли для себя; выброшенные с насиженных мест ищут, прежде всего, возвращения на них или замены их новыми. Поэтому всякое крупное войско… требует, в первую очередь, от своего победоносного предводителя земли, и притом земли в Италии», — формулирует Ростовцев (очень важно отметить, что в древнем Риме словом «пролетарий» называли всех представителей низшего класса граждан, безземельных и неимущих, в том числе, крестьян). Идеи Ростовцева о крушении Римской империи были отчасти инспирированы переживаниями о крушении империи Российской.
Фантомные боли
Итак, Михаил Ростовцев востребован и обласкан научным сообществом. Одна за другой следуют публикации (по оценке российского историка науки Сергея Криха, «никого из историков древности не переводили и не публиковали на европейских языках в 1920-1930-е годы столь обильно»), проводятся круглые столы, присваиваются звания. Будучи профессором Йельского университета, он также доктор honoris causa Оксфорда, Гарварда, Кембриджа, академик Британской, Шведской, Берлинской, Нью-Йоркской академий наук. В 1935 году он становится президентом Американской исторической ассоциации — впервые эту должность занимает иммигрант. Он также был членом Американской академии искусств и наук (Бостон), Американского археологического института, Коннектикутской академии искусств и наук и ряда европейских академий. Ростовцев читает лекции на 6 языках, работает в ведущих архивах, библиотеках и музеях.
Казалось бы, ученый-эмигрант может только мечтать о такой судьбе. Даже несмотря на то, что в родной стране о нем, белоэмигранте, говорить не принято, кроме как в критическом ключе, и в СССР в 1928 году его исключили из Академии наук. Что же гнетет и мучает выдающегося историка, которого знает весь мир? В чем причина его многолетней депрессии, от которой он пытается сбежать в уютное окружение книг и археологических артефактов? Сегодня, когда появились многочисленные работы о самом Ростовцеве, мы можем наблюдать, что он после бегства из Петербурга как будто застыл в своей «имперскости». До конца жизни он писал по-русски в старой орфографии, с «ятями», не признавая большевистскую реформу. Все календарные даты он использовал согласно «старому стилю», и свой день рождения отмечал только по юлианскому календарю! Однажды супруга вместе с коллегами по университету организовала ему сюрприз на день рождения по новому стилю. Ростовцев очень рассердился и демонстративно отказался участвовать в празднике. Его раздражало даже упоминание о «красном засилье» на родине. Однажды в Висконсине ему подарили на Рождество букет красных роз, и Ростовцев с неудовольствием отметил, что не любит теперь все красное.
Сегодня нам известно, что именно из-за презрения Ростовцева к пролетарской культуре Максим Горький не получил в 1933 году Нобелевскую премию. Они были знакомы еще до революции. Если верить Марии Куприной, супруге известного писателя, то Горький подошел к историку с заявлением, что хотел бы изучать нумизматику и попросил рекомендовать литературу. На это Михаил Иванович с некоторым высокомерием ответил: «Зачем она вам? Ведь сколько бы вы ни прочитали книг по востоковедению, египтологии, археологии и нумизматике, о которых вы только что упоминали, науке вы все равно не принесете никакой пользы и останетесь в ней профаном. Лучше предоставьте нам, ученым, заниматься тем делом, которому мы себя посвятили и где мы полезны». Горький, согласно тем же дневниковым записям, был обижен и больше беседу заводить не пытался. А в 1933 году Шведская академия наук консультировала Нобелевский комитет по литературе. Решался вопрос, кому из русских дать премию – Максиму Горькому или Ивану Бунину. Ростовцев как единственный русский в Шведской академии резко выступил против Горького. Так и решился этот вопрос.
Очень тяжело переживал Михаил Ростовцев утрату того культурного слоя, артефактом и раритетом которого он сам являлся. Он начал явно страдать еще в Мэдисоне, штат Висконсин, потому что городок напоминал ему то ли Воронеж, то ли Петергоф, но лишенный дворцов и имперского блеска. Здесь любили кинематограф и бейсбол, но не было оперы и литературных чтений. «Демократия здешняя принижает культуру, разбавляет ее», — сетовал историк в частном письме. Английская речь поначалу тоже вызывала у него острое неприятие: «варварский язык», «собачий язык».
Демократические основы американского общества не вязались с аристократическим стилем Ростовцевых, привыкших к почтительной прислуге и белым перчаткам. «Вы можете видеть почетного декана… с метлой или лопатой в саду… а жену его в фартуке за приготовлением пищи», — пишет Ростовцев, как пишут антропологи о шокирующих обычаях дикарей с затерянных островов. Он снова и снова погружается в работу, пытаясь уйти от реальности, не думать о том, что все разрушено в его родной стране.
Уже с конца 40-х годов ученый признается, что теряет волю к жизни. Ему уже не хочется издавать новые книги, он стыдится написанного. Ростовцев умер в Нью-Хейвене 20 октября 1952 года. В последние годы жизни он много времени провел в больницах, подвергся модному в то время лечению электрошоком. Ему даже делали трепанацию черепа. Но эти меры не помогли там, где даже вдохновляющие античные древности оказались бессильны. Сменилась историческая эпоха, исчезла блистательная аристократия XIX века, западная наука прочно встала на новые демократические рельсы. Было бы большой натяжкой сравнивать этот процесс с упадком Римской империи, но ощущения индивидуума — это не фундаментальное научное исследование, они не нуждаются в обосновании. 34 года подряд Ростовцев страдал от фантомных болей после принудительной ампутации русской культуры, сформировавшей его как личность.
Культурное наследие
Анализируя вклад Михаила Ростовцева в науку, нужно отметить, что даже самые «малые формы» его интеллектуального труда, например, статьи и рецензии, становились событием, обретали самостоятельную ценность. Вот типичный пример: когда коллега-историк Борис Фармаковский закончил монографию об Ольвии, греческой колонии недалеко от современного Николаева, Ростовцев написал такую внушительную по объему и значению рецензию, что Академия наук решила присвоить сразу две медали: Большую золотую медаль — Фармаковскому, а малую — Ростовцеву, создавшему самостоятельный труд, а не дежурный пересказ на двух страничках.
Портрет Михаила Ростовцева кисти К. А. Сомова.
Список собственных научных трудов Михаила Ивановича содержит 680 пунктов. Нет ему равных по числу титулов в исторической науке. Однако после его смерти в полную силу разворачивается в США политика маккартизма, направленная против коммунистов. В связи с этим начинаются гонения вообще на всех видных русских. Научный мир в Америке пытается забыть или преуменьшить значение работ Ростовцева. Только в 1980-е годы, ближе к окончанию Холодной войны, началось возвращение этого имени и в России, и в Америке, где сейчас проводятся ежегодные Ростовцевские лекции. Они собирают ученых со всего мира и посвящены тем темам, которые попадали в поле научного интереса Михаила Ивановича, а также работам, «выходящим за рамки дисциплинарных, географических и хронологических границ», как сказано на сайте ISAW — Института изучения Древнего мира Нью-Йоркского университета. Имя исследователя вошло в учебники по истории и археологии во всем мире. Написанная при его активном участии многотомная «Кембриджская история древнего мира» до сих пор (!) является самым авторитетным справочным изданием по древней истории. Крупнейший современный историограф Х. Уайт называет Ростовцева «одним из наиболее влиятельных историков античности XX столетия». Колоссальная работа, которая прославила немецкого антиковеда Теодора Моммзена в XIX веке, была продолжена Ростовцевым — Моммзеном века XX.
Неоспоримо то, что Ростовцеву принадлежит первенство в создании монументальных трудов по социально-экономической истории древнего Рима и эллинистического мира. Но не менее важен его вклад в историю античного юга России, включая историю изобразительного искусства и архитектуры. Ростовцев также является мастером мирового класса в сопоставлении и интерпретации письменных источников и археологических памятников. Он стал одним из пионеров анализа и популяризации визуальной информации. Без него не прогремела бы на весь мир сирийская крепость Дура-Европос с ее богатыми и разнообразными археологическими памятниками.
Судьба ученого и его путь в науке стали активно обсуждаться в России с начала 90-х годов, когда возник интерес к Русскому Зарубежью. 150-летие Ростовцева широко отмечалось научной общественностью в 2020 году. По его биографии изданы два сборника документов и статей («Скифский роман» и «Парфянский выстрел»). Ряд книг Михаила Ростовцева, которые выходили только на иностранных языках, теперь переведены и изданы на русском.
Вадим Зуев, российский ученый, археолог, приводит слова кого-то из учеников мэтра: «Кто знал М. И.Ростовцева — тот знал величие!» Это величие происходит не только от исследовательского масштаба фигуры, не только от количества званий, титулов, публикаций, но и от особого духа этого человека, ставшего воплощением образа русского ученого — рафинированного интеллигента. Он раскапывал и обнажал один за другим культурные слои исчезнувших цивилизаций, а та культура, к которой он сам принадлежал, была предана остракизму и почти повсеместно уничтожена на его родине. Интерес к личности Ростовцева не угасает и сегодня, когда возникло новое Зарубежье, объединяющее уехавших в эмиграцию российских деятелей науки и культуры. Хочется верить, что их профессиональная судьба сложится так же успешно, как у Михаила Ивановича Ростовцева.
Текст: АННА КУТУЗОВА
Источники
П.А. Алипов. Историк М.И. Ростовцев. Научный успех эмигранта.
150 лет со дня рождения М.И.Ростовцева
Ростовцев Михаил Иванович (Википедия)
Э.Д. Фролов. Русская наука об античности
П.А. Алипов. А. Мау, Н.П. Кондаков и М.И. Ростовцев. К вопросу о научной кооперации историков.
М. И. Ростовцев (1870-1952). Краткая биография.
На путях к свободе: как Ариадна Тыркова занималась политикой в дореволюционной России
Михаил Иванович Ростовцев. Учёный Серебряного века.
Источники фотографий: https://vk.com/wall-58440231_706, https://vk.com/wall-58440231_703, https://vk.com/wall-58440231_8744, https://vk.com/wall-58440231_707
Анна Кутузова 30.10.2024