
T-invariant продолжает проект, в рамках которого российские учёные и преподаватели на условиях анонимности рассказывают, как меняется их жизнь и их труд в условиях войны и тотального «закручивания гаек». В очередной записке кандидат психологических наук, врач-психотерапевт рассказывает, почему происходящее сегодня оживляет в людях их прежние травмы и как вытеснение недоосмысленного прошлого оборачивается неготовностью к вызовам настоящего.
Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.
С 1990 года я занимаюсь психотерапией, проблемами личности, и мне сейчас понятно, как классики (Фрейд, Юнг и другие), начав с врачебного подхода, постепенно двигались в философско-психологическую сторону. Этому способствует и ситуация, которая у нас сложилась. Февраль 2022 года был катастрофическим потрясением для общества. Мои клиенты восприняли это каждый по-своему в силу особенностей структуры своей личности и своей конкретной ситуации, по поводу которой они ко мне обращались за помощью. Для большинства война стала событием, которое ломает привычную структуру жизни, представления о вызовах, о безопасности или опасности существования.
Я в основном работаю с людьми молодого и среднего возраста, у которых произошли крутые перемены в жизни, в том числе с теми, кто оказался за рубежом. Начиная с февраля 2022-го я наблюдаю постепенную адаптацию к ситуации, потому что постоянно находиться в состоянии катастрофы человек не может.
Не всякая адаптация и «нормализация» вполне здорова. Могут возникать и болезненные приспособления, которые сами становятся проблемой, их можно назвать устойчивыми деформациями жизни и личности. Но какие-то приспособления можно назвать более здоровыми и даже способствующими развитию. Мне приходится иметь дело со сложным сочетанием этих явлений, и в каждом случае это устроено индивидуально.
Война в целом мешает развитию, но нам помогает что-то понять учение о неврозах, в которых много парадоксального. Дело в том, что потрясения, которые разрушают привычную структуру жизни, могут облегчать невротическую симптоматику, давать человеку шанс, потому что изначальное невротическое расстройство связано с определенным образом жизни и сложившимися отношениями. И вдруг появляется шанс выбраться из порочного круга, изменить представление о себе, о жизни, о том, что ценно. Это шанс для развития и освобождения, даже для выздоровления.
Многие люди привычно погружены в круг ипохондрических переживаний, когда кажется очень важным, какая температура и давление с утра, худеешь ты или полнеешь, как у тебя бьется сердце и так далее.
И тут вдруг возникает перспектива того, что можно умереть в одночасье, если бомба прилетит в твой дом. Встают вопросы добра и зла, ответственности за происходящее, того, на чьей я стороне, что я должен делать, чтобы считать себя хорошим человеком. Такие вопросы меняют повестку, вырывают из обычного невротического круга, появляются новые поводы для тревоги и переживаний, которые можно назвать экзистенциальными.
Конфронтация с данностями существования может быть исцеляющей, стимулирующей переоценку жизни, как бывает в ситуации человека, который получает фатальный диагноз. Некоторые, как это ни парадоксально, говорят: «Если бы раньше, когда я жил инфантильной жизнью, я всё это знал и чувствовал, я бы жил иначе. Перед лицом предельной ответственности за каждый свой шаг я начинаю чувствовать, что живу в полной мере». Это автоматически не возникает, не гарантируется, но такая возможность есть.
Однако я бы не спешил оптимистично рассуждать, если мы выходим на коллективный уровень. Для большинства людей война является величайшим несчастьем, отнимающим жизни, причиняющим страдания, уродующим и ожесточающим души, разрушающим самые ценные отношения. Этому нет никакого оправдания. Думаю, что и российское общество отброшено этой войной далеко назад. Выздоровление будет нелёгким.
Что касается совокупности моих клиентов, то я думаю, что ситуация очень разная у разных людей. Реакции бывают самые широкие, и нельзя сказать, что в них типично, хотя общим является сильный стресс. При этом стресс имеет диагностическое значение. По тому, как человек переживает сильный стресс, можно диагностировать его характер, структуру личности. А в спокойной ситуации люди более или менее похожи: мы стараемся не выделяться. Такова черта социальности.
Война проявляет то, к чему человек уже предрасположен. Будет ли он в ситуации стресса больше расположен идентифицировать себя с другими, испытывать сопереживание и действовать соответственно? Или он будет склонен абстрагироваться от всего, что неприятно, сужать сознание, оставляя только то, с чем можно более или менее справиться сейчас? Будет искать виноватого, кого можно ненавидеть? А может, будет стремиться установить свой порядок, в том числе порядок власти, взять ситуацию, насколько возможно, под контроль, подчинить себе тех, кто находится в его распоряжении, волевым образом выстроить какую-то иерархию, в которой есть кто-то главный и он сам занимает в ней определенное место? Это всё не общие черты, но свойственные людям определенного характера, проявляющиеся как реакция на стресс.
Важно также то, что люди реагируют на стресс, исходя из своего прежнего травматического опыта, того, что пережито ранее, что заставляло переживать стресс в детстве, а теперь забыто. Мощное потрясение может снова погрузить в эти переживания, в состоянии беспомощности. Это справедливо и для тех, кто получает военные травмы сейчас. Не обязательно на переднем крае, но в информационном поле люди получают травму, которая может быть отреагирована в более позднее время.
Когда я начинал работать, было довольно много травм, связанных с афганской кампанией. Возьмем случай с человеком войны в Афганистане, который вернулся в мирную обстановку регионального центра. Человек едет в трамвае и проезжает дорожные работы. Работает отбойный молоток, рабочие кладут асфальт. Сочетание тесноты в трамвае, звука отбойного молотка и, может быть, чего-то ещё ассоциативно вызывает наплыв переживаний, связанных с другой реальностью, с реальностью боя. И в состоянии исступлённой ярости человек начинает расшвыривать всех, пробираясь к выходу. Для того, чтобы вырваться, он причиняет травмы другим людям. В результате он оказывается задержанным и доставленным в больницу в состоянии частичного умопомрачения.
Что-то подобное может происходить внутри у многих: разрыв реальности, вырванность из контекста, оживление давней травмы, потому что эта война ложится не на пустое место. Я имел дело с опытом людей, бежавших из Таджикистана, Узбекистана, Кыргызстана. Были клиенты, которые уехали из Баку после известных событий, кого-то грузинская история сильно задела и так далее. Сейчас это актуализируется как прошлый травматический опыт.
При этом на общесоциальном уровне война, агрессия уже какое-то время воспринимается невероятным событием. Опыт афганской войны, двух чеченских войн, грузинской войны, других конфликтов уже вытеснен, но тут случилось невероятное, то, чего не должно было случиться и «никогда не было раньше». Поэтому восприятие, с которым мы имеем дело, очень неуравновешенное, нездоровое.
Оно говорит о том, что историческая память короткая, что общество в целом быстро вытесняет прошлое. Такое вытеснение недоосмысленного прошлого, прошедшего мимо, оборачивается неготовностью к вызовам настоящего. Я полагаю, что осознанный исторический опыт помогает лучше адаптироваться к новым потрясениям, не растеряться, сориентироваться, пусть и не сразу.
Историческая память, в том числе связанная с историей семьи, — это не роскошь, не хобби, а одно из условий здоровья. Те, кто этим ресурсом не обладает, чаще теряются, оказываясь более склонными к драматизации, истерической реакции на происходящее как на что-то апокалиптическое. Этого я сейчас вижу очень много в социальных сетях и так далее.
Это очень важно с точки зрения личной работы с прошлым. Что касается психологии ответственности на социальном уровне, то обратимся к фильму «Белое солнце пустыни», который был всеми любим в советское время. Одна из причин такой его привлекательности, я думаю, в том, что главный герой, товарищ Сухов, представляет собой удивительно зрелый психологический тип, уравновешенный тогда, когда другие оказываются на грани срыва,— кроме Саида, который тоже очень уравновешен, хотя и более для нас экзотичен. Сухов же — такой же с виду, как вы и я. Заметим при этом, что в общем-то даже неважно, на чьей он стороне: белых или красных. Он уравновешен в принципе, проявляя зрелость, взрослость в отношениях с женщинами, в отношениях с другими, кто кричит и палит.
Гражданская война в целом мне представляется галереей незрелых типов, психопатов, истериков — и с той, и с другой стороны, импульсивных личностей, хватающихся за наган, выдвигающих какие-то ультимативные требования. И я думаю, что секрет ошеломляющего успеха этого фильма — это и есть ответ на вопрос, чего сейчас нам не хватает. Яркие образы поджигаемой нефтяной цистерны, корабля, начинённого взрывчаткой, взывают к большей сдержанности в действиях, к разумности и взвешенности. Проблема, однако, в том, как донести до человека «совет» быть зрелым. Можно предлагать работать над собой, не упуская себя из поля зрения, поскольку всегда есть большой соблазн работать только с тем участком, который ты контролируешь. Это может быть участок фронта, какой-то общественный участок и так далее, но при этом легко потерять из виду всего себя.
При этом я думаю, что граница между добром и злом, между разрушением и созиданием, между здоровьем и нездоровьем проходит не по линии фронта, не между партиями, государствами или военными блоками. Она проходит исключительно внутри личности каждого человека. Эту невидимую границу очень важно контролировать, так как люди очень легко ее пересекают. Будучи вовлечёнными в коллективные процессы, оказываясь с теми или другими, они думают, что тем самым оправдывают свои действия. Им кажется, что если они на правильной стороне, то все, что они делают, верно, и тогда можно позволить себе любые проявления, в том числе ярость и разрушительность.
Если у общества есть лидеры, в том числе лидеры оппозиции, им стоит учитывать эти обстоятельства. Сейчас я слишком часто слышу: раз ты сомневаешься, значит, ты предатель, и это повод презирать тебя. Или, тем более, если я лидер, то я должен быть без всяких сомнений, ибо это слабость, которая предоставит козыри моим врагам. Такие представления и переживания очень распространены, мы все испытываем время от времени такие чувства. Но зрелость как раз заключается в том, чтобы уметь быть терпимым к собственным сомнениям, выдерживать их, признаваться в них, и при этом быть терпимым к сомнениям других людей.
Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!
Говоря о шансах России стать нормальной цивилизованной толерантной страной, я бы не стал сильно фокусироваться на России как таковой. Я бы не стал акцентировать Россию как вечный символ, с которым должно себя отождествлять.
Мне близки в этом смысле слова Максимилиана Волошина из его программной поэмы «Дом поэта», написанной в Крыму, которая завершается такими строчками:
…Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё — Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется… Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи…
Ветшают дни, проходит человек.
Но небо и земля — извечно те же…
Это строки, выстраданные человеком, который пережил в Крыму и смену власти, и смену флагов, и террор. Есть что-то нездоровое в том, когда человек фанатично отождествляет себя с символами.
Россия будущего — это страна людей, живущих на определенной территории, которые пережили травматическую ситуацию, а культура и язык с этим будут связаны. Люди остаются людьми, что бы ни случилось, и у каждого остаётся возможность развития и его ответственность.
Судьба людей в России находится в их руках так же, как и у людей в других странах. Можно ли говорить, что ценность развития для них станет выше, чем ценность консервации? Я думаю, что для них открыты возможности, не меньшие, чем в других странах. Они принципиально не отличаются ни в ту, ни в другую сторону.
Поддержать работу T-invariant вы можете, подписавшись на наш Patreon и выбрав удобный размер донатов.
Обновления: Олег Кабов, Валерий Голубкин, Михаил Вербицкий, Тамара Эйдельман.
Новые карточки: Глеб Бабич , Ксения Кирия, Александра Прокопенко.
T-invariant и центр CISRUS ведут хронику преследования ученых в России. Если вы стали свидетелем или объектом преследований в академической сфере, свяжитесь с нами [email protected].
Хроника фиксирует нарушения прав и свобод ученых, преподавателей и студентов как граждан Российской Федерации, а также нарушение их академических прав и свобод со стороны руководства их научного учреждения.