Андрей Кураев о феномене Кудрявцева
Упоминание в докладе директора ИОГен РАН Александра Кудрявцева фантастических сроков жизни библейских патриархов в качестве фактических данных вызвало негативную реакцию ученых. Относительно происхождения этих цифр есть целый ряд гипотез, однако, как пояснил T-invariant дьякон Андрей Кураев, буквалистское их восприятие и с религиозной точки зрения ничуть не более приемлемо, чем с научной.
Греческие философы считали, что гомеровские мифы лишь иносказания, а их герои — аллегории стихий, качеств, понятий и даже философских концепций, виденье которых пытались донести до них предки в символической форме. Например, фигура Зевса одно время толковалась как огонь, потом как небо или разум. То есть даже в древности философы не считали Зевса, Геру или Афродиту реальными существами, которые ведут войны и лично вмешиваются в дела людей. С тех пор число интерпретаций и интерпретаторов мифов только росло. Главное, что при этом упускалось, — это разница восприятия мифа носителями логического и дологического мышления. Для адептов мифической картины мира миф всегда буквальный, всамделишный. Его главное содержание — он сам, вопреки всему, включая здравый смысл. Дологическое мышление, хотя и уходит в прошлое, никогда не исчезает окончательно и может возникать в любое время на уровне отдельных субъектов, порой весьма многочисленных (подробнее см. М.И. Стеблин-Каменский, «Миф», Л.: 1976).
Так, современный христианский фундаментализм с его буквалистcким подходом к библейским текстам — во многом продукт XX века. Его почти не было заметно до того, как в 1910-1915 годах в Чикаго по инициативе нефтяного магната Лаймана Стюарта был выпущен двенадцатитомный сборник богословских эссе под общим названием «The Fundamentals: A Testimony To The Truth» («Основы: свидетельство истины»). К тому времени между теологами и историками существовала негласная договоренность: на первом месте для теологов была духовная составляющая текстов, а фактология стала делом ученых. Сформировался и основной набор источников изучения хронологии Ветхого завета: Септуагинта, Масоретский текст, самаритянское Пятикнижие и Книга Юбилеев. Многие, если не сказать большинство ученых, сходятся на том, что даты и сроки, указанные в этих источниках, не имеют разумного объяснения, и отказались от поисков.
Наиболее дотошные историки, подобно героям Дэна Брауна, продолжают биться над загадкой шифра и объяснением парадоксов библейской хронологии. В своих поисках они обращаются к шумерской традиции и мифу о Гильгамеше, к «юбилеям» с их семеричной системой счета 49-летних циклов, пытаются объединять возраст библейских патриархов и их потомков, чтобы объяснить невероятное долгожительство первых. В ход пошла и вавилонская шестидесятеричная математика, с помощью которой и весьма изощренных формул ученые пытались добыть из текстов точные даты и цифры, соотносимые с историей и рациональным представлением о мире. Но историки так и не смогли прийти к общему знаменателю — поиски продолжаются до сих пор.
Между тем, сам автор «Книги Юбилеев» пишет о том, что семеричная система, данная Моисею самим Богом, диктовала распределение событий по 49-летним циклам. На это указывает и название его труда. То есть, по всей вероятности, главным основанием выбора дат в библейской хронологии были не историческая достоверность или правдоподобные сроки жизни, а приурочивание тех или иных событий к «юбилеям», для чего даты подправлялись исходя из «здравого символического смысла». Кстати, по всей вероятности, сходная логика могла стоять и за фантастически долгими сроками правления шумерских додинастических царей.
Упомянутый выше многотомник «Основ» с его буквалистским восприятием Библии и ее хронологии нарушил привычную границу между наукой и религией. В 1978 году в Журнале Евангелического богословского общества было опубликовано «Чикагское заявление о непогрешимости Библии», сформулированное более чем двумя сотнями евангелистских лидеров на конференции, созванной Международным советом по непогрешимости Библии в Чикаго. Это заявление четко обозначило границу между фундаменталистами и либеральными христианами. Консервативное крыло евангелистов, отстаивающее безошибочность библейской хронологии, верящее в 900-летний срок жизни Ноя и продолжающее требовать заменить преподавание теории эволюции в школах креационизмом, стало маргинальным.
Справедливости ради, стоит отметить, что в иудаизме консервативный взгляд на допотопную хронологию тоже существует, хотя и на таких же второстепенных ролях, как и в американском евангелизме. Тем неожиданнее обнаружить эти ростки буквализма на православной почве, хотя РПЦ систематически дистанцируется от чуждых ей евангелистских и иудаистских «сектантов».
О соотношении науки, личной веры и христианства, со сциентистской точки зрения, T-invariant уже писал. Мы обратились с тем же вопросом к философу дьякону Андрею Кураеву, чтобы услышать мнение противоположной стороны.
Есть замечательная немецкая поговорка: «Чем выше забор, тем крепче дружба». Один из важнейших принципов научного сознания — это понимание границ своей компетентности. Ученый — это человек, который знает: у меня есть инструмент, с помощью которого я добываю определенного рода информацию. Но универсального инструмента, универсальной палки-копалки не существует. Поэтому я знаю: вот на этой делянке, на этих трех сотках я компетентен — тут я пашу. А о том, что делается на соседнем участке, я спрошу мнение коллег в ученом совете моего же института. Дальше — это чужой гектар, чужое поле. И о том, что там происходит, я вообще молчу. Я могу прислушиваться к тому, что там говорят, оценивать красоту аргументации. Но это, скорее, для меня вопрос эстетики научной мысли, на которую должно быть чутье.Когда я только поступил в университет на философский факультет, я, во-первых, был очень горд: я получаю стипендию — теперь приношу деньги домой. И, во-вторых, считал себя вправе потратить часть стипендии по дороге домой в день получки. А дорога домой из университета у меня шла мимо университетского книжного магазина. И в течение первого семестра я каждый месяц заходил туда и закупал все новые книги по философии (речь, конечно, шла о марксистско-ленинской философии) — надо же профессиональную библиотеку формировать! Приносил книги домой и ждал возвращения отца. А отец у меня профессиональный философ. И каждый раз все эти полгода происходила одна и та же история. Я отцу: «Пап, смотри, какие книжки я купил!» Отец смотрел на эту стопку книг: «Андрюша, зачем ты это дерьмо домой принес?» Я долго не мог понять, как отец это определяет, даже не раскрывая книгу? Оказалось, «по запаху». У человека, который всерьез работает в своей профессии, есть представление о том, кого стоит слушать и читать, а кого нет. Иногда отец говорил мне: «Почитай эту статью!» Я удивлялся: «Пап, здесь же написано: “аспирант”». — «Ну и что? Я знаю его научного руководителя. Он дураков не держит — читай этого аспиранта». Или я говорю: «Пап, а вот этот — академик». — «Ну и что, что академик! Я его знал, когда он был аспирантом. Он тогда был дураком и остался им, когда стал академиком».Современная наука — это тоже пространство мифа (об этом хорошо написано у Пола Фейерабенда). Ученый может проверить только одну сотую процента той информации, о которой идет речь в науке. Важно, кому он доверяет по остальным вопросам. Сегодня критерий истины — это место, где была сделана научная публикация, качество реферируемого научного журнала. И в этом смысле, конечно, Пол Фейерабенд прав: современная наука ужасно похожа на церковь, для которой важнее всего погоны, статус автора, место публикации. Я думаю, что господин Кудрявцев никогда не сможет опубликовать этот свой доклад ни в одном реферируемом журнале, кроме того, который он сам возглавляет или реферируется лично им самим или его подчиненными.Конечно, господин Кудрявцев вправе верить во что угодно. И, если бы он был директором приходской школы и озвучивал бы публично такие взгляды, это действительно не вызвало бы вопросов. Но он занимает высокий академический научный пост и свое любопытство удовлетворяет на государственные деньги. Поэтому его публичное выступление, в котором многовековой возраст библейских патриархов упоминается как естественнонаучный факт, а не как факт литературный, выглядит как придание тезису религиозной веры статуса научного, то есть верифицируемого и даже проверенного лично им суждения. После таких заявлений возникает вопрос: компетентен ли он как ученый? Не тратит ли государство деньги впустую в этом случае на прокорм господина Кудрявцева?А с точки зрения богословия, знаете, ну это, я бы даже сказал, что это — оскорбление религиозного чувства. Как писал Г.К. Честерстон: верующий человек гордится сложностью своей догматики, как и ученый гордится сложностью своей научной дисциплины. И, конечно же, библеистика, искусство понимания Библии, в том числе вот этой самой Книги Бытия, на которую господин Кудрявцев ссылался, — это искусство и очень-очень нелегкая наука. У нее огромная история, которая славна, в том числе, и своими ошибками. Естественно, путь любой науки, в том числе, библеистики, — это кладбище. Это — череда похороненных теорий, преодоленных и забытых. И этот опыт тоже очень важен для науки. Так вот, опыт буквалистского прочтения библейских текстов для богословов давным-давно остался позади. И когда я слышу о таких заявлениях, у меня возникает вопрос: чем я тогда 20 лет в Академии занимался, если вот так просто господин Кудрявцев может прийти и сказать мне, как пятикласснику: «А я Библию прочитал так, значит, так оно и есть: 900 лет — так 900, всё!». Для меня это личностное оскорбление. Ну, и еще один повод заметить давно известную вещь: Россия — страна, в которой самые большие запасы дна в мире.
Вводный текст: МАРИНА ШТЕЙНБЕРГ
Андрей Кураев, Марина Штейнберг 10.04.2023