Война Психология

Наше преимущество — код непредсказуемости

https://tinyurl.com/t-invariant/2023/07/slozhnost/

Сохранение сложности как защита от расчеловечивания в трудные времена

Alexander Asmolov
Сегодня чело­ве­че­ство сра­жа­ет­ся на два фрон­та: с одной сто­ро­ны, угро­за физи­че­ско­го уни­что­же­ния ста­ла ощу­ти­ма даже в Европе; с дру­гой — искус­ствен­ный интел­лект вышел на тро­пу вой­ны, гро­зя отпра­вить чело­ве­че­ство с его сред­не­ве­ко­вым вар­вар­ством на свал­ку исто­рии. Есть ли у чело­ве­ка кон­ку­рент­ное пре­иму­ще­ство перед маши­ной? Сможет ли он вый­ти на сле­ду­ю­щую сту­пень эво­лю­ции или ста­нет новым луд­ди­том? Возможен ли антро­по­ло­ги­че­ский ска­чок в ситу­а­ции кри­зи­са и эмо­ци­о­наль­но­го исто­ще­ния? На эти темы T-invariant пого­во­рил с Александром Асмоловым, док­то­ром пси­хо­ло­ги­че­ских наук, ака­де­ми­ком РАО.

 

T-invariant: В послед­ние годы вы зани­ма­е­тесь иссле­до­ва­ни­ем чело­ве­ка как слож­ной откры­той эво­лю­ци­о­ни­ру­ю­щей систе­мы. Но в есте­ствен­ных нау­ках, на кото­рые вы часто ссы­ла­е­тесь, имен­но про­сто­та реше­ния явля­ет­ся мар­ке­ром успе­ха. Это не про­ти­во­ре­чит вашей логике?

Александр Асмолов: Здесь мы име­ем дело с пара­док­са­ми. Парадоксы, как это пока­за­но через приз­му иссле­до­ва­ний неклас­си­че­ской физи­ки Бора и Гейзенберга, на самом деле могут быть про­ана­ли­зи­ро­ва­ны в кон­тек­сте прин­ци­па допол­ни­тель­но­сти. Когда я бью себя в грудь и взы­ваю ко мно­гим иссле­до­ва­те­лям в обла­сти эко­но­ми­ки, био­ло­гии и социо­ло­гии: «Коллеги, вы — в ловуш­ках сте­рео­ти­пов кон­цеп­ций гомео­ста­за и адап­та­ции!», — я про­сто пыта­юсь напря­же­ни­ем сил добить­ся пони­ма­ния того, что есть совер­шен­но дру­гие реаль­но­сти, дру­гие интел­лек­ту­аль­ные систе­мы коор­ди­нат пони­ма­ния при­ро­ды чело­ве­ка в исто­ри­ко-эво­лю­ци­он­ном про­цес­се. На самом деле, в эво­лю­ции все­гда есть соче­та­ние актив­но­сти и реак­тив­но­сти, адап­та­ции и пре­адап­та­ции, чело­ве­че­ско­го капи­та­ла и чело­ве­че­ско­го потен­ци­а­ла. Вот на этих пара­док­сах я со сво­и­ми соав­то­ра­ми, пред­став­лен­ны­ми в интел­лек­ту­аль­ной гриб­ни­це Школы антро­по­ло­гии буду­ще­го, раз­ра­ба­ты­ваю кон­цеп­цию антро­по­ло­ги­че­ско­го пово­ро­та как вос­хож­де­ния к слож­но­сти (См. Приложение в кон­це ста­тьи: Об антро­по­ло­ги­че­ском пово­ро­те как вос­хож­де­ния к слож­но­сти. История вопро­са). В этой кон­цеп­ции мы пыта­ем­ся обос­но­вать сосу­ще­ство­ва­ние раз­ных кар­тин мира. В пони­ма­нии мира есть такие эври­сти­че­ские кон­цеп­ции рабо­ты со слож­но­стью, как «прин­цип рав­ной про­сто­ты» клас­си­ка физио­ло­гии актив­но­сти и био­ме­ха­ни­ки Николая Бернштейна и хре­сто­ма­тий­ный прин­цип «Бритвы Оккама». Вместе с тем кате­го­ри­че­ски не сле­ду­ет сме­ши­вать эти эври­стич­ные мето­до­ло­ги­че­ские прин­ци­пы с опро­ще­ни­ем реаль­но­сти в сти­ле Simple living, опро­ще­ния жиз­ни, меха­ни­че­ской редук­ции све­де­ния слож­но­го к про­сто­му. Редукция все­гда раз­ла­га­ет целое на эле­мен­ты, утра­чи­ва­ю­щие сущ­ность цело­го, его свой­ства. Как гово­рил осно­ва­тель куль­тур­но-исто­ри­че­ской пси­хо­ло­гии Лев Выготский: когда вы раз­ла­га­е­те моле­ку­лу воды H2O, то вы теря­е­те целое, теря­е­те гештальт. Или же вспом­ним стро­ки Гете из «Фауста»:

Во всем под­слу­шать жизнь стремясь,
Спешат явле­нья обездушить, 
Забыв, что если в них нарушить 
Одушевляющую связь,
То боль­ше нече­го и слушать.

Из-за этой утра­ты целост­но­сти мы испы­ты­ва­ем страх, что при­дет искус­ствен­ный интел­лект, с таки­ми обра­за­ми кото­ро­го, как Голем и Франкенштейн, не раз уже стал­ки­ва­лось чело­ве­че­ское вооб­ра­же­ние, и нас с вами заме­нит. В кон­тек­сте антро­по­ло­ги­че­ско­го пово­ро­та, рабо­тая со слож­но­стью, нуж­но чет­ко осо­зна­вать, что чело­век — это про­дол­жа­ю­щий­ся неза­вер­шён­ный про­ект эво­лю­ции, и пытать­ся через инте­гра­цию раз­ных наук про­ана­ли­зи­ро­вать, что же с нами про­ис­хо­дит в нашей соци­аль­ной жиз­ни сегодня.

T-i: И что же про­ис­хо­дит в нашей соци­аль­ной жиз­ни сегодня? 

АА: Люблю вопро­сы на засып­ку. В ситу­а­ции кри­зи­са про­ис­хо­дит неве­ро­ят­ная редук­ция, упро­ще­ние моде­ли мира и упро­ще­ние при­ня­тия реше­ний: мы не рефлек­си­ру­ем, а ста­но­вим­ся залож­ни­ка­ми про­шлых вари­ан­тов реше­ния, лову­шек «тун­нель­но­го мыш­ле­ния». Мы смот­рим на собы­тия сего­дняш­не­го мира через пара­диг­му бес­пре­дель­но­го опро­ще­ния. Это опро­ще­ние при при­ня­тии реше­ний про­ис­хо­дит и в Москве, и в Нью-Йорке. И эти моде­ли часто ста­но­вят­ся сим­мет­рич­ны по отно­ше­нию друг к дру­гу и впа­да­ют в одни и те же оппо­зи­ции. Ключевые из этих оппо­зи­ций: «они» и «мы», «там» и «тут» — исполь­зу­ют­ся для обос­но­ва­ния и пер­ма­нент­но­го про­дол­же­ния это­го кри­зи­са и поис­ка вра­гов. Эти оппо­зи­ции общие для всех. Но они реа­ли­зу­ют­ся в раз­ных соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ских сти­лях, сти­лях: бег­ство от выбо­ра и бег­ство от свободы.

В каче­стве при­ме­ра мож­но при­ве­сти совсем недав­но начав­шу­ю­ся бит­ву меж­ду теми пред­ста­ви­те­ля­ми рос­сий­ской интел­ли­ген­ции, кото­рую услов­но мож­но назвать «союз уехав­ших» и (услышь­те фор­му­ли­ров­ку, она не мне при­над­ле­жит) «союз пока оставшихся».

T-i: Казалось бы, все про­тив­ни­ки вой­ны: и те, кто уехал, и те, кто остал­ся, и укра­ин­цы — нахо­дят­ся на одной сто­роне. Но вме­сто объ­еди­не­ния уси­лий мы видим не то что раз­но­гла­сия, а жест­кое про­ти­во­сто­я­ние. Взять ту же попыт­ку заглу­шить выступ­ле­ние Дмитрия Муратова в Брюсселе. 

АА: За этим пото­ком обви­не­ний и обли­че­ний мы видим нена­висть, про­ти­во­сто­я­ние и жест­кий анта­го­низм. В ответ на это мы пыта­ем­ся пока­зать тем, кто нахо­дит­ся в ситу­а­ции дра­мы, боли, тра­ге­дии, кро­ви, всю слож­ность ситу­а­ции. Показать, что Россия не явля­ет­ся одной гомо­ген­ной мас­сой; что в России наря­ду с «пат­ри­о­та­ми вой­ны», кото­рые, как ска­зал бы Лотман, живут во вла­сти «закры­то­го созна­ния» и архе­ти­па «вру­че­ния себя», есть и «пат­ри­о­ты мира». Например, как мож­но не видеть муже­ства наших кол­лег — жур­на­ли­ста и адво­ка­та, кото­рые недав­но ока­за­лись в дра­ма­ти­че­ской ситу­а­ции в Чечне.

Но и вы, и я, и Дмитрий Муратов, и те дру­гие, кто в бук­валь­ном смыс­ле высту­па­ет как «пат­ри­о­ты вой­ны», для мно­гих укра­ин­ских поли­ти­ков ока­зы­ва­ют­ся порой на одно лицо. Они не заме­ча­ют и не хотят заме­чать всей слож­но­сти кри­зис­ной дра­ма­ти­че­ской ситу­а­ции. Им не до это­го по тем или иным вызы­ва­ю­щим пони­ма­ние, но не при­я­тие при­чи­нам: они видят в наших дей­стви­ях, в наших выступ­ле­ни­ях толь­ко досад­ную поме­ху, кото­рая меша­ет рас­смот­реть Россию как стра­ну без буду­ще­го, меша­ет понять, что в России есть раз­ные груп­пы и раз­ные силы, меша­ет вос­при­ни­мать Россию как стра­ну абсо­лют­но­го зла. Что такое «абсо­лют­ное зло» через опти­ку слож­но­сти? Абсолютное зло — это отсут­ствие альтернатив.

T-i: А они есть?

АА: Сегодня, в мире, про­ни­зан­ном ком­му­ни­ка­ци­я­ми, нема­ло аль­тер­на­тив. Я вспо­ми­наю Илью Пригожина и его прин­цип нерав­но­вес­ных систем: в ситу­а­ции бифур­ка­ции, неста­биль­но­сти даже малый сиг­нал может кар­ди­наль­но изме­нить тра­ек­то­рию раз­ви­тия систе­мы. Этот прин­цип Пригожина обос­но­вы­ва­ет цен­ность соци­аль­но­го и лич­но­го акти­виз­ма, инди­ви­ду­аль­ных дей­ствий отдель­ных лич­но­стей, даже, каза­лось бы, в самых без­на­дёж­ных ситу­а­ци­ях. Но мно­гие из тех, кто смот­рит на про­ис­хо­дя­щее в России из Прибалтики, Украины, Польши, Европы, гово­рят: «там стра­на абсо­лют­но­го зла».

T-i: Вспоминается рей­га­нов­ская кон­цеп­ция «импе­рии зла». 

АА: Да, это не ново — мыс­лить без­ли­ки­ми этни­че­ски­ми целост­но­стя­ми. Но в «импе­рии зла» по име­ни Россия были и Пастернак, и Нуриев, и Сахаров, и Дмитрий Сергеевич Лихачев и мно­гие дру­гие. Когда вы дела­е­те уста­нов­ку при пони­ма­нии мира, кото­рый обла­да­ет самы­ми раз­лич­ны­ми потен­ци­а­ла­ми, раз­ны­ми воз­мож­но­стя­ми, не на инди­ви­ду­аль­ность, а на тоталь­ную этнич­ность, вы кон­стру­и­ру­е­те раз­ные про­яв­ле­ния ксе­но­фо­бий. В России доми­ни­ру­ю­щие сего­дня фобии — это укра­и­но­фо­бия, запа­до­фо­бия, аме­ри­ка­но­фо­бия наря­ду с быв­шей кав­ка­зо­фо­би­ей (помни­те «лица кав­каз­ской наци­о­наль­но­сти»?). Но появ­ля­ет­ся и русо­фо­бия: все рус­ские вино­ва­ты, толь­ко пото­му, что они рус­ские. Везде разыг­ры­ва­ет­ся этни­че­ская кар­та: попыт­ка пока­зать, что ты не чело­век, не лич­ность, а лишь вин­тик и часть систе­мы. Это в пси­хо­ло­гии назы­ва­ет­ся «фено­ме­ном нис­хо­дя­щей соци­аль­ной сле­по­ты»: неже­ла­ние видеть, что в России рабо­та­ют мощ­ные меха­низ­мы про­па­ган­ды и по отно­ше­нию к тем, кто мыс­лит по-дру­го­му, кто дышит по-дру­го­му, появ­ля­ют­ся жест­кие репрес­сив­ные спо­со­бы воздействия.

T-i: Вы име­е­те в виду «ино­аген­тов»?

АА: Да, это совер­шен­но новое явле­ние: назы­ва­ли «дис­си­ден­та­ми», «вра­га­ми наро­да», «вра­га­ми госу­дар­ства», «нац­пре­да­те­ля­ми», но тер­мин «ино­агент» намно­го хит­рее. Он пред­став­ля­ет дело так, буд­то внут­ри систе­мы, внут­ри госу­дар­ства все в пол­ном поряд­ке. А те, кто по-ино­му дей­ству­ет, кто изда­ет иные жур­на­лы, кто смот­рит по-дру­го­му, кто видит раз­но­об­ра­зие мира, — они не само­сто­я­тель­ны, лише­ны соб­ствен­ной субъ­ект­но­сти, и поэто­му их назы­ва­ют «ино­аген­та­ми». По этой логи­ке в России как в закры­той систе­ме не может быть людей, кото­рые мыс­лят по-дру­го­му. Если ты мыс­лишь, видишь, чув­ству­ешь и дей­ству­ешь по-дру­го­му, то ты в бук­валь­ном смыс­ле «заслан­ный каза­чок»; у тебя нет ниче­го само­сто­я­тель­но­го. Такого линг­ви­сти­че­ско­го изоб­ре­те­ния, как «ино­аген­ты», на инкви­зи­тор­ском ново­язе не было рань­ше никогда.

T-i: Вы гово­ри­ли о ново­язе, о тех урод­ли­вых про­яв­ле­ни­ях язы­ка, кото­рые вли­я­ют на рос­сий­ское обще­ство. На ваш взгляд, насколь­ко устой­чи­во это вли­я­ние? Насколько оно тотально?

АА: Говорить о тоталь­ном вли­я­нии язы­ка на мас­со­вое созна­ние я бы не стал. Наоборот, мне кажет­ся, что сего­дня в ситу­а­ции попыт­ки умень­шить диа­па­зон вли­я­ния раз­ных источ­ни­ков на созна­ние, аль­тер­на­тив­ные источ­ни­ки ста­но­вят­ся все более жела­е­мы­ми. Возьмите, напри­мер, ранее неиз­вест­ное в России сло­во из трех букв: VPN. Насколько VPN стал попу­ля­рен! Как люди стре­мят­ся услы­шать дру­гой голос, дру­гую инфор­ма­цию, когда все вокруг зажи­ма­е­мо, как в тис­ках! Насколько зна­ме­ни­тая воля к сво­бо­де и досто­ин­ству начи­на­ет бороть­ся с бег­ством от сво­бо­ды! И мы видим в России нема­лое чис­ло людей, кото­рые могут быть назва­ны «мол­ча­ли­вой оппо­зи­ци­ей». Она явля­ет­ся уни­каль­ным явле­ни­ем, свя­зан­ным с мощью куль­ту­ры — кино, теат­ра, бли­ста­тель­ных пере­дач в интер­не­те — и она про­ти­вит­ся про­па­ган­де по замя­тин­ско­му “Мы”, кото­рая, как пан­цирь, бук­валь­но накла­ды­ва­ет­ся на созна­ние жите­лей страны.

T-invariant: Часто при­хо­дит­ся слы­шать упрек в адрес «вели­кой рус­ской куль­ту­ры», кото­рая не защи­ти­ла людей от вли­я­ния про­па­ган­ды. Вы счи­та­е­те, что щит рус­ской куль­ту­ры все-таки сра­бо­тал хотя бы отчасти?

АА: Я смот­рю на вас, вы смот­ри­те в упор на меня. И я могу ска­зать с пре­дель­ной наг­ло­стью: гла­за в гла­за смот­рят два чело­ве­ка, для кото­рых не про­сто щит рус­ской куль­ту­ры сра­бо­тал, но и сра­бо­та­ла фор­му­ли­ров­ка: «куль­ту­ра есть сре­да, рас­тя­щая лич­ность». Именно уни­каль­ные про­из­ве­де­ния рус­ской куль­ту­ры дали воз­мож­но­сти раз­но­об­ра­зия. Именно рус­ская куль­ту­ра была и оста­ет­ся бога­та про­из­ве­де­ни­я­ми, через опти­ку кото­рых мы видим, что в самые раз­ные, слож­ные вре­ме­на и в рус­ской, и в дру­гих куль­ту­рах были схо­жие фено­ме­ны. Я спе­ци­аль­но при­ве­ду дру­гой при­мер. Вы мог­ли бы спро­сить: «А что же вели­кая куль­ту­ра Гете, Гейне, Гегеля не защи­ти­ла немец­кий народ от наше­ствия вар­ва­ров в 1933 году, когда появил­ся Третий рейх?».

T-i: Но, как вы зна­е­те, эти вопро­сы задавались.

Александр Асмолов: Конечно, зада­ва­лись. И такие про­из­ве­де­ния, как трак­тат Ясперса “О винов­но­сти” или бли­ста­тель­ный цикл работ Ремарка о том, что про­ис­хо­ди­ло с нем­ца­ми после вой­ны, кото­рые надо сего­дня читать и пере­чи­ты­вать, пока­зы­ва­ют — все это уже было. И еще: нам гово­рят, что рус­ская куль­ту­ра не защи­ти­ла. Но имен­но опти­ка рус­ской куль­ту­ры, в том чис­ле, даже линг­ви­сти­че­ская опти­ка, помо­га­ет понять, что про­ис­хо­дит с нами, в том чис­ле во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях с «остав­ши­ми­ся» и пред­ста­ви­те­ля­ми рос­сий­ской диас­по­ры. Приведу такой при­мер: в вели­ко­леп­ных кни­гах Варлама Шаламова опи­сан фено­мен «сучьей вой­ны»: те из уго­лов­ни­ков, кто всту­пил в отно­ше­ния с вла­стью (сна­ча­ла ушли на фронт, а потом пошли на сго­вор с лагер­ной адми­ни­стра­ци­ей) назы­ва­лись «ссу­чив­ши­ми­ся». И нача­лась вой­на меж­ду теми, кто после штраф­ба­тов вер­нул­ся в лаге­ря, и теми, кто блюли закон «воров в законе». Когда я сей­час смот­рю, что про­ис­хо­дит меж­ду раз­ны­ми пото­ка­ми эми­гран­тов, на обви­не­ния с раз­ных сто­рон: «Ах, ты еще не уехал?!», — я думаю: «Неужели, доро­гие мои, все мы, кто остал­ся здесь и, как, напри­мер, мои кол­ле­ги из «Новой газе­ты», как заме­ча­тель­ные иссле­до­ва­те­ли и мыс­ли­те­ли, про­дол­жа­ю­щие рабо­тать и пре­по­да­вать, или как режис­се­ры и акте­ры, кото­рые дела­ют уни­каль­ные спек­так­ли, иду­щие по всей России, мы все для вас — “суки”? — как опи­сы­вал это в сво­их “Колымских рас­ска­зах” Шаламов».

И тут я вспо­ми­наю его слова :

Жизнь — от кор­ки и до корки
Перечитанная мной.
Поневоле ста­нешь зорким
В этой мути ледяной.

По наме­ку, силуэту
Узнаю дру­зей во мгле.
Право, в этом нет секрета
На бес­хит­рост­ной земле.

Это — о зря­че­сти к тем, кто живет в дру­гой реаль­но­сти, но и в ней оста­ет­ся субъ­ек­том и дей­ству­ет. Потеря этой зря­че­сти — это не что иное, как ката­ли­за­ция пре­вра­ще­ния России в стра­ну абсо­лют­но­го зла.

T-i: Но ведь мы име­ем дело с вой­ной, где объ­ек­тив­но есть агрес­сор и жерт­ва. Картина мира дей­стви­тель­но упро­ща­ет­ся. Любое слож­ное обще­ствен­но-зна­чи­мое выска­зы­ва­ние в ней выгля­дит как недо­ста­точ­но одно­знач­ная под­держ­ка жерт­вы, недо­ста­точ­ная под­держ­ка Украины. Вы при­зы­ва­е­те сохра­нять слож­ность дис­кус­сии. Но как это делать на фоне чер­но-белой кар­ти­ны вой­ны и тре­бо­ва­ния одно­знач­ной под­держ­ки жертвы?

АА: Мы нахо­дим­ся в ситу­а­ции упро­ще­ния реаль­но­сти, кото­рая воз­ни­ка­ет при любых ката­стро­фах и ката­клиз­мах: это ситу­а­ция оппо­зи­ции «мы — они», «укра­ин­цы — рус­ские», «нем­цы — рус­ские», «аме­ри­кан­цы — китай­цы» и т. д. и т. п. Но даже в этой оппо­зи­ции най­ти силы уви­деть мир через когни­тив­ную слож­ность — зна­чит не про­иг­рать. В бес­пре­дель­но слож­ной кри­зис­ной ситу­а­ции вы воль­но или неволь­но игра­е­те на том же поле «ком­му­ни­ка­ци­он­ных кил­ле­ров», на кото­ром игра­ют те, кто порож­да­ет деле­ние мира на «сво­их» и «чужих». Потому что, когда вы смот­ри­те на мир, в кото­ром цар­ству­ет этно­фо­бия, анти­се­ми­тизм, кав­ка­зо­фо­бия, русо­фо­бия, аме­ри­ка­но­фо­бия, вы, убе­гая от слож­но­сти виде­ния это­го мира, упо­доб­ля­е­тесь тем, кто сеет идео­ло­гию нена­ви­сти на раз­ных участ­ках нашей пла­не­ты. Да, раз­го­ва­ри­вать о слож­но­сти, когда гиб­нут люди, неве­ро­ят­но труд­но, а ссы­лать­ся на ква­зислож­ность для бег­ства в мир сомни­тель­ных ком­про­мис­сов — аморально.

Вместе с тем суще­ству­ет осо­бое муже­ство — муже­ство выхо­да за пре­де­лы «тун­нель­но­го мыш­ле­ния» при вос­при­я­тии любых кри­зис­ных ситу­а­ций. Как толь­ко вы через опти­ку «тун­нель­но­го мыш­ле­ния» начи­на­е­те впа­дать в рис­ки редук­ции раз­но­об­ра­зия, вы сами лег­ко може­те встать на путь рас­че­ло­ве­чи­ва­ния, чер­но-бело­го раз­де­ле­ния всех людей на этой пла­не­те на две кате­го­рии: «люди» и «нелю­ди». Поэтому, если кто-то где бы он ни нахо­дил­ся, рас­смат­ри­ва­ет всех людей в России (или в Европе, или в Украине, или в Китае, или в Африке) как «нелю­дей», вста­ет вопрос: не пора­зи­ла ли их самих идео­ло­гия тота­ли­та­риз­ма и фун­да­мен­та­лиз­ма с при­су­щей этим идео­ло­ги­ям соци­аль­ным уста­нов­кам непро­ни­ца­е­мо­го, фана­тич­но­го «закры­то­го созна­ния»? Не ста­но­вят­ся ли они людь­ми с «закры­тым созна­ни­ем», кото­рые видят мир через приз­му соци­аль­ной сле­по­ты, где все люди на одно лицо?

T-i: Вы сей­час гово­ри­те в гума­ни­сти­че­ском клю­че, а у меня вопрос ско­рее прак­ти­че­ский. Вот недав­но была ката­стро­фа — раз­ру­ше­ние Каховской ГЭС. Украинская пози­ция одно­знач­на: дам­ба взо­рва­на рос­сий­ски­ми воен­ны­ми. Однако экс­пер­ты счи­та­ют, что меха­низм раз­ру­ше­ния мог бы быть дру­гим (что не сни­ма­ет ответ­ствен­но­сти с России). Но даже обсуж­де­ние этих аль­тер­на­тив­ных вер­сий вос­при­ни­ма­ет­ся как оспа­ри­ва­ние укра­ин­ской пози­ции и, тем самым, подыг­ры­ва­ние агрес­со­ру. Как сей­час людям, кото­рые, услов­но гово­ря, «на сто­роне добра», не чув­ство­вать себя вино­ва­ты­ми, когда они пыта­ют­ся доко­пать­ся до правды?

АА: Прежде все­го мы с вами, когда пыта­ем­ся уви­деть раз­ные вари­ан­ты этих ситу­а­ций, непре­мен­но чув­ству­ем себя сопри­част­но ответ­ствен­ны­ми за то, что про­ис­хо­дит. Я посто­ян­но с болью думаю о том, что за все годы сво­ей жиз­ни, созда­вая про­грам­мы реформ вари­а­тив­но­го раз­но­об­раз­но­го обра­зо­ва­ния в России, я не смог добить­ся того, что­бы не вер­ну­лись мрач­ные вре­ме­на ГУЛАГа. Несу ли я за это свою меру ответ­ствен­но­сти? — Да, без­услов­но. Но ника­кое чув­ство осо­зна­ния ответ­ствен­но­сти не заста­вит меня, когда есть дру­гие вари­ан­ты, дру­гие реше­ния, дру­гие сце­на­рии раз­ви­тия, упро­щен­но смот­реть на мир, подыг­ры­вать про­па­ган­де чер­но-бело­го виде­ния про­ис­хо­дя­щих в мире событий.

T-i: Существует пози­ция, кото­рая уже ста­ла мемом: «не все так одно­знач­но». Она тоже пре­тен­ду­ет на ста­тус слож­ной кар­ти­ны. Как отли­чить под­лин­ную слож­ность, о кото­рой гово­ри­те вы, от подделки?

АА: Вы зада­ли еще один вопрос, кото­рый мне неве­ро­ят­но важен. Есть ими­та­ция слож­но­сти: «не все так одно­знач­но». Ситуация, кото­рую мы с вами обсуж­да­ем и в кото­рой нахо­дим­ся, а так­же явные исто­ри­че­ские ана­ло­гии и акту­аль­но про­ис­хо­дя­щие собы­тия поз­во­ля­ют иден­ти­фи­ци­ро­вать с высо­кой сте­пе­нью точ­но­сти, кто явля­ет­ся клю­че­вым субъ­ек­том агрес­сии. Это вполне впи­сы­ва­ют­ся в слож­ную кар­ти­ну мира. Ведь агрес­сия воз­ни­ка­ет не толь­ко в свя­зи с тра­ге­ди­ей, про­ис­хо­дя­щей на Украине, но и в отно­ше­нии всех, кто и в России, и в дру­гих стра­нах дума­ет по-ино­му. Огромная тяже­лая рабо­та слож­но­го виде­ния ситу­а­ции не долж­на быть под­ме­не­на шаб­ло­на­ми «авось про­не­сет», «и это было», «не все так одно­знач­но». Эти шаб­ло­ны помо­га­ют ска­зать: «зна­е­те, может быть, не так все и пло­хо, не так тра­гич­но», «я тут ни при чем», «я — чело­век малень­кий», «сиди и жди — при­ду­ма­ют вожди». Все эти пози­ции, кото­рые оправ­ды­ва­ют соб­ствен­ное без­дей­ствие, отно­сят­ся как раз к упро­ще­нию реаль­но­сти и бег­ству от ответ­ствен­но­сти. И выска­зы­ва­ние «не все так одно­знач­но» — это одна из масок про­сто­ты, за кото­рой сто­ят защит­ные меха­низ­мы, оправ­ды­ва­ю­щие без­дей­ствие тех, кто не хочет видеть всю слож­ность кар­ти­ны мира.

T-i: Вы сей­час упо­мя­ну­ли о защит­ных меха­низ­мах. Мы видим, что упро­щен­ные кар­ти­ны мира, при­чем с очень агрес­сив­ным эмо­ци­о­наль­ным фоном, рас­про­стра­ня­ют­ся, как эпи­де­мии. Что это: соци­аль­ное явле­ние, рас­про­стра­не­ние защит­ных меха­низ­мов или некое пси­хо­ло­ги­че­ское нездо­ро­вье? Существуют ли пси­хо­ло­ги­че­ские эпидемии?

АА: Сказать, что те или иные эпи­де­мии явля­ют­ся чисто пси­хо­ло­ги­че­ски­ми — для меня это абсурд и нон­сенс. Мы име­ем дело с куль­тур­но-пси­хо­ло­ги­че­ской фено­ме­но­ло­ги­ей защит­ных меха­низ­мов (тут обра­щаю вас к кни­ге Mind in society Льва Выготского), кото­рые порож­да­ют­ся той соци­о­куль­тур­ной ситу­а­ци­ей раз­ви­тия, в кото­рой мы живем. Поэтому это сугу­бо куль­тур­но-исто­ри­че­ский фено­мен, кото­рый опре­де­ля­ет пове­де­ние и при­ня­тие реше­ний лич­но­стя­ми, боль­ши­ми и малы­ми соци­аль­ны­ми груп­па­ми. Может ли он носить харак­тер мгно­вен­но­го рас­про­стра­не­ния в бук­валь­ном смыс­ле эпи­де­мии? Да, конеч­но, может! Потому что любая про­па­ган­да осно­ва­на, в том чис­ле, на меха­низ­ме соци­аль­но­го зара­же­ния. Как писал Выготский: когда один гусак кри­чит в стае, его крик, пре­ду­пре­жда­ю­щий о стра­хе, под­ни­ма­ет всю стаю и в бук­валь­ном смыс­ле сло­ва опре­де­ля­ет дей­ствие каж­до­го. Биологическое ору­жие уни­что­жа­ет людей через зара­же­ние. Пропаганда тоже ору­жие. И те соци­аль­ные зара­же­ния, кото­рые мы видим, — это эпи­де­мии, кото­рые порож­да­ет пропаганда.

T-i: Как мож­но защи­тить слож­ность в себе и в окружающих?

Александр Асмолов: Сейчас один из клю­че­вых и тра­ги­че­ских фено­ме­нов — это рас­хож­де­ние меж­ду цен­ност­ной и раци­о­наль­ной кар­ти­на­ми мира. Это явле­ние рас­хож­де­ния взгля­дов, когда аргу­мен­та­ция не может при­ве­сти к их изме­не­нию, опи­са­но заме­ча­тель­ным масте­ром пси­хо­ло­гии Леоном Фестингером и назы­ва­ет­ся когни­тив­ным дис­со­нан­сом. Другой клас­сик пси­хо­ло­гии Гордон Олпорт гово­рил, что чело­ве­ку лег­че рас­ще­пить атом, чем пре­одо­леть соб­ствен­ные пред­рас­суд­ки, и за этим сто­ит огром­ная пси­хо­ло­ги­че­ская прав­да. Мы сего­дня нахо­дим­ся в ситу­а­ции цен­ност­но­го дис­со­нан­са, когда в семьях про­хо­дят тек­то­ни­че­ские раз­ло­мы, при­во­дя­щие порой даже к пре­ступ­ле­ни­ям: муж уби­ва­ет жену, жена уби­ва­ет мужа, близ­кие, кото­рые толь­ко вче­ра были род­ны­ми, стал­ки­ва­ют­ся в непри­ми­ри­мой схват­ке. Как быть в ситу­а­ции, когда мы встре­ча­ем­ся с тем, что я назы­ваю фун­да­мен­та­лиз­мом — фана­тич­ным закры­тым созна­ни­ем, сфор­ми­ро­ван­ным талант­ли­вы­ми мат­ри­ца­ми совре­мен­ной про­па­ган­ды? Кто най­дет ответ на этот вопрос, полу­чит не одну Нобелевскую премию.

Но недав­но была заме­ча­тель­ная дис­кус­сия меж­ду Илоном Маском, кото­рый гово­рил об опас­но­стях раз­ви­тия искус­ствен­но­го интел­лек­та, и Ноамом Хомским, одним из клас­си­ков совре­мен­ной гене­ра­тив­ной линг­ви­сти­ки. Так вот, Хомский на вопрос, при каких усло­ви­ях мож­но не боять­ся, что искус­ствен­ный интел­лект пора­бо­тит чело­ве­че­ство, дал пора­зи­тель­ный ответ: толь­ко тогда, когда люди будут обла­дать могу­чим кри­ти­че­ским мыш­ле­ни­ем. Могучее кри­ти­че­ское мыш­ле­ние — это уни­каль­ный анти­дот, что­бы не стать зом­би, на кото­ро­го накла­ды­ва­ет­ся мат­ри­ца про­па­ган­ды. Критическое мыш­ле­ние и забо­та о дру­гих явля­ют­ся луч­шим про­ти­во­яди­ем про­тив того, что­бы не стать залож­ни­ка­ми про­па­ган­ды и обла­дать зор­ко­стью к слож­но­сти виде­ния мира, чув­стви­тель­но­стью к раз­но­об­ра­зию. Почему вымер­ли дино­зав­ры? У них не было чув­стви­тель­но­сти к раз­но­об­ра­зию. Почему вымрут любые тота­ли­тар­ные систе­мы? У них нет чув­стви­тель­но­сти к куль­тур­ной эво­лю­ции, к раз­но­об­ра­зию. Поэтому я, опи­ра­ясь на исто­ри­ко-эво­лю­ци­он­ный под­ход пони­ма­ния раз­ви­тия слож­ных систем, рискую отне­сти само­го себя к наив­но­му пле­ме­ни эво­лю­ци­он­ных оптимистов.

От T-invariant бесе­до­ва­ла МАРИНА ШТЕЙНБЕРГ

 


 

Приложение

Об антропологическом повороте как восхождения к сложности. История вопроса

Проект антро­по­ло­ги­че­ско­го пово­ро­та, пожа­луй, наи­бо­лее пол­но пред­став­лен в нашей с соав­то­ра­ми неболь­шой моно­гра­фии с наг­лым назва­ни­ем «Преадаптация к неопре­де­лён­но­сти: непред­ска­зу­е­мые марш­ру­ты эво­лю­ции». Это иссле­до­ва­ние, выпол­нен­ное в кон­тек­сте исто­ри­ко-эво­лю­ци­он­но­го под­хо­да к раз­ви­тию слож­ных систем — носит тран­с­дис­ци­пли­нар­ный харак­тер. В пест­рой семье наук о при­ро­де, обще­стве и чело­ве­ке эскиз­но обо­зна­чу лишь неко­то­рые направ­ле­ния, кото­рые ста­ли для меня смыс­ло­вы­ми точ­ка­ми опоры.

Эволюционная био­ло­гия. Одна из линий иссле­до­ва­ний — это эво­лю­ци­он­ная био­ло­гия, преж­де все­го так назы­ва­е­мая анти­а­дап­та­ци­о­нист­ская про­грам­ма пони­ма­ния зако­но­мер­но­стей эво­лю­ции. Тут нам помог­ли раз­ра­бот­ки Евгения Кунина, осо­бен­но его кни­га с пара­док­саль­ным назва­ни­ем «Логика слу­чая». Вторая линия, кото­рая для нас неве­ро­ят­но важ­на в эво­лю­ци­он­ных трен­дах, это рабо­ты о слож­но­сти Александра Маркова, кото­рые раду­ют сво­ей наглостью.

Культурно-пси­хо­ло­ги­че­ская семи­о­ти­ка. Второе направ­ле­ние, кото­рое для нас явля­ет­ся зна­чи­мым, — это иссле­до­ва­ние в обла­сти семи­о­ти­че­ской тео­рии куль­ту­ры, в том чис­ле куль­тур­но-пси­хо­ло­ги­че­ской семи­о­ти­ки. Речь идет о рабо­тах Юрия Михайловича Лотмана. И преж­де все­го о его кни­гах «Культура и взрыв», и «Непредсказуемые меха­низ­мы куль­ту­ры». В послед­нее вре­мя иссле­до­ва­ния Лотмана, осо­бен­но его рабо­ты по архе­ти­пу «дого­во­ра» и архе­ти­пу «вру­че­ния себя», ста­ли для меня клю­чом для пони­ма­ния тех транс­фор­ма­ций, кото­рые про­ис­хо­дят в совре­мен­ном обществе.

Сложность. Еще один источ­ник антро­по­ло­ги­че­ско­го пово­ро­та — это раз­лич­ные иссле­до­ва­ния слож­но­сти как тако­вой. Они вос­хо­дят к рабо­там Эдгара Морена, кото­рые велись во Франции. И, без­услов­но, к рабо­там по тео­рии дис­си­па­тив­ных струк­тур Ильи Пригожина, посвя­щен­ным фило­со­фии нестабильности.

Я назвал лишь неко­то­рые из линий работ, кото­рые поз­во­ля­ют пози­ци­о­ни­ро­вать слож­ность как клю­че­вой сим­вол позна­ния чело­ве­ка в наше вре­мя. И огром­ное коли­че­ство собы­тий сего­дняш­ней соци­аль­ной жиз­ни про­ис­хо­дят пото­му, что мы бежим не толь­ко от сво­бо­ды, как ска­зал бы Эрих Фромм, но и от сложности.

И, конеч­но, я дол­жен назвать иссле­до­ва­ния, кото­рые для меня явля­ют­ся «род­до­мом смыс­лов». Они при­над­ле­жат моим учи­те­лям в пря­мом смыс­ле это­го сло­ва, и двум учи­те­лям из дру­го­го вре­ме­ни, с кото­ры­ми я пыта­юсь иден­ти­фи­ци­ро­вать­ся. Мои учи­те­ля — это Александр Романович Лурия (рабо­ты по роман­ти­че­ской пси­хо­ло­ги и ней­ро­пси­хо­ло­гии), Алексей Николаевич Леонтьев (куль­тур­но-дея­тель­ност­ный под­ход к пони­ма­нию слож­но­сти и актив­но­сти чело­ве­ка), Лев Семенович Выготский (куль­тур­но-исто­ри­че­ская пси­хо­ло­гия) и Николай Александрович Бернштейн (физио­ло­гия актив­но­сти, био­ме­ха­ни­ка, тео­рия постро­е­ния дви­же­ний). Все эти рабо­ты помог­ли мне сфор­му­ли­ро­вать ряд клю­че­вых тези­сов исто­ри­ко-эво­лю­ци­он­но­го под­хо­да к позна­нию слож­ных систем. Обозначу систе­мы коор­ди­нат, в кото­рых мы дей­ству­ем, пыта­ясь отве­тить на вызо­вы слож­но­сти, неопре­де­лён­но­сти и разнообразия.

Я испо­ве­дую прин­цип — мето­до­ло­гия зада­ет онто­ло­гию: как вы види­те мир, так он и кон­стру­и­ру­ет­ся. Это пара­диг­ма кон­струк­ти­виз­ма, извест­ная еще со вре­мен Анри Бергсона. Мы пыта­ем­ся понять, что с нами про­ис­хо­дит сего­дня, и при этом обо­зна­ча­ем сле­ду­ю­щие оси координат.

Первая ось коор­ди­нат — это пере­ход от куль­ту­ры уни­фи­ка­ции и полез­но­сти, в кото­рой чело­век все­гда высту­па­ет как сред­ство, к куль­ту­ре досто­ин­ства, в кото­рой чело­ве­ка любят не за что-то, а про­сто так.

Вторая ось — от инстру­мен­таль­ных, тех­но­ло­ги­че­ских реформ обще­ства, кото­рые, как мно­гие счи­та­ют, могут при­не­сти чело­ве­че­ству сча­стье через те или иные тех­но­ло­гии (циф­ро­ви­за­ции, инду­стри­а­ли­за­ции, ген­ной инже­не­рии и т.п.), к рефор­ма­ции, за кото­рой сто­ит транс­фор­ма­ция обра­за мира чело­ве­ка, новые цен­но­сти, новые смыс­лы, новые моти­вы пове­де­ния боль­ших и малых соци­аль­ных групп. Вспомним фор­му­лу Ницше, пере­фра­зи­ро­ван­ную в Освенциме Виктором Франклом: «Тот, кто зна­ет Зачем, может выне­сти любое Как». Поэтому мы ста­ра­ем­ся избе­жать лову­шек, воз­ни­ка­ю­щих на пути тех­но­кра­ти­че­ско­го мыш­ле­ния, кото­рое дви­жет­ся с пет­ров­ских вре­мен по пути тех­но­ло­ги­че­ских модер­ни­за­ций. За тех­но­кра­ти­че­ским мыш­ле­ни­ем сто­ит наив­ное допу­ще­ние, что тех­но­ло­гии спа­сут мир. Этот путь сим­во­ли­че­ски пере­да­ет­ся назва­ни­ем кни­ги Станислава Лема «Сумма тех­но­ло­гий». Символом же рефор­ма­ции явля­ет­ся кни­га Фомы Аквинского «Сумма тео­ло­гии». Мы мечем­ся меж­ду дву­мя эти­ми полюсами.

Третья ось — это дви­же­ние от под­хо­дов, кото­рые мы свя­зы­ва­ем вслед за извест­ны­ми эко­но­ми­ста­ми Теодором Шульцем и Гэри Беккером с пара­диг­мой чело­ве­че­ско­го капи­та­ла, к пара­диг­ме чело­ве­че­ско­го потен­ци­а­ла, атлан­та­ми кото­ро­го явля­ют­ся Илья Пригожин, Амартия Сен и Даниэл Канеман. Но любая дик­та­ту­ра про­шло­го, в том чис­ле дик­та­ту­ра чело­ве­че­ско­го капи­та­ла, пре­вра­ща­ет нас в людей, кото­рые похо­жи на хомя­ков, людей, у кото­рых все­гда за щека­ми тяже­лый груз про­шло­го опыта.

И чет­вер­тая ось — для меня она наи­бо­лее зна­чи­ма. Это пере­хо­ды от адап­тив­ных, гомео­ста­ти­че­ских моде­лей эво­лю­ции, масте­ром кото­рых был вели­кий Дарвин, к пре­адап­тив­ным моде­лям эво­лю­ции, за кото­ры­ми сто­ит фор­му­ла: «нико­гда не было и вот опять». В усло­ви­ях рас­ту­щих вызо­вов неопре­де­лён­но­сти, слож­но­сти, раз­но­об­ра­зия, мы не име­ем в про­шлом реше­ний тех про­блем, с кото­ры­ми стал­ки­ва­ем­ся сего­дня. Но мы, как трикс­те­ры, как шуты, как люди обла­да­ем уни­каль­ным эво­лю­ци­он­ным пре­иму­ще­ством, — «кодом непред­ска­зу­е­мо­сти». Код непред­ска­зу­е­мо­сти и явля­ет собой кон­ку­рент­ное отли­чие от любых дру­гих видов интел­лек­та. Большинство под­хо­дов в раз­ных нау­ках замкну­ты на важ­ных кон­цеп­ци­ях гомео­ста­за и адап­та­ции. Но, даже рабо­тая в них, иссле­до­ва­те­ли, напри­мер, как мой кол­ле­га с био­фа­ка, Александр Марков, воль­но или неволь­но все боль­ше видят то, что име­ну­ет­ся «ужа­сом Чарльза Дарвина»: пре­адап­та­ции, кото­рые иссле­ду­ет Гулд и дру­гие эво­лю­ци­он­ные антро­по­ло­ги, пале­он­то­ло­ги, откры­вая совер­шен­но новые под­хо­ды к эволюции.

Вот те точ­ки опо­ры, кото­рые лежат в осно­ва­нии исто­ри­ко-эво­лю­ци­он­ный под­ход к пони­ма­нию слож­но­сти человека.

Еще раз под­черк­ну, что одним из экзи­стен­ци­аль­ных рис­ков наше­го вре­ме­ни явля­ет­ся бег­ство от слож­но­сти в усло­ви­ях дефи­ци­тов дове­рия, пони­ма­ния и смыс­ла. Именно поэто­му, вгля­ды­ва­ясь в про­ис­хо­дя­щие собы­тия, я все­гда пом­ню фор­му­лу мето­до­ло­га, фило­со­фа и логи­ка Георгия Петровича Щедровицкого, с кото­рым мы мно­го спо­ри­ли: «Простое реше­ние слож­ных вопро­сов — это путь к фашиз­му».

,   24.07.2023

, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,