Игорь Ефимов, профессор биомедициной инженерии и медицины почти всю жизнь занимается лечением сердца, живет в США уже более 30 лет и был первым президентом Ассоциации RASA. В последние полтора года у организации появилась новая, еще более важная миссия — помощь ученым из Украины и России. Как во время войны в Украине сегодня работают русскоязычные ученые в Америке, почему важно поддерживать связь с коллегами из стран бывшего СССР, что ждет российскую науку после Путина? На эти и другие темы мы поговорили с профессором биомедицинской инженерии и медицины в Northwestern University в Чикаго Игорем Ефимовым.
СПРАВКА:
Игорь Ефимов родился в г. Железногорске Красноярского Края. В 1986 году окончил Московский физико-технический институт. По окончании МФТИ работал в Институте Биофизики АН СССР и защитил кандидатскую диссертацию по биофизике сердца в МФТИ. В 1992 году вместе с семьёй переехал в США.
Карьеру в Америке начал в университете Питтсбурга. Затем работал в Кливлендской Клинике, а также в университетах Кливленда, Сент-Луиса, Вашингтона (округ Колумбия). Профессор Ефимов — член Национальной академии изобретателей и Американского института медицины, почетный член нескольких научных ассоциаций. Также является главным редактором журнала «Сердечно-сосудистая инженерия и технология”.
Доктор Ефимов основал несколько компаний, включая Cardialen (2008) для разработки низкоэнергетической имплантируемой электротерапии для лечения сердечных аритмий и NuSera Biosystems (2020) для разработки мягких носимых и имплантируемых электронных устройств. Сейчас Игорь Ефимов работает профессором биомедициной инженерии и медицины в Northwestern University в Чикаго.
T-invariant: Игорь, только что в Чикаго закончилась уже 14-я научная конференция для русскоязычных ученых, которую организовала RASA. А вы ведь были первым ее президентом?
Игорь Ефимов: Да, я был первым президентом этой организации. Тогда я заложил правила, что у нас нет второго срока президентства. То есть президент избирается на два года, и не было случаев, чтобы кто-то больше двух лет задержался. И это очень важно, потому что я знаю примеры других организаций, не буду показывать пальцем, где, к сожалению, была несменяемость руководства. Просто несменяемость приводит, в общем-то, к застою, и организации фактически умирают. Это недопустимо. Я, к счастью, понял это довольно рано в моей карьере, и мы видим, как организация уже 15 лет существует практически и живет, несмотря на самые трудные времена.
На конференции RASA в Чикаго в октябре 2023 года. Фото: Денис Чередов
T-invariant: Как раз мой следующий вопрос про трудные времена. Сегодня хотелось бы увидеть на конференции намного больше русскоязычных ученых? Не так ли?
ИЕ: Многие участники, которых мы приглашали в прежние годы, сказали, что со всем, где встречается слово “русский”, они не хотят иметь ничего общего. В общем, были такие настроения, к сожалению. И вот, в частности, и по этой причине у нас меньше участников зарегистрировано было, чем обычно, по моему, 80 человек, если я правильно помню.
T-i: Сейчас мы с вами разговариваем в стенах Northwestern University в Чикаго, где вы работаете. А здесь вы почувствовали после вторжения России в Украину, что к русским стали относится как-то настороженно?
ИЕ: Я не чувствую совершенно ничего. Единственное, на личном уровне, некоторые люди не хотели бы напрямую ассоциироваться со словом «русский», особенно если они по происхождению не из России. Но с точки зрения администрации университета, с точки зрения отношений с другими людьми, профессорами, студентами — нет, я такого ничего не чувствую.
Здесь достаточно длинная история связей с Россией. Я немного упомянул об этом при открытии конференции. Здесь, например, с 1930 до 1952 года жил и работал один из великих наших химиков — Владимир Николаевич Ипатьев. Он внес огромный вклад в развитие химии, полимерной химии, химии высоких температур и катализа. И также он был одним из главных разработчиков современных методов переработки нефти и производства бензина, в частности. Он жил здесь, в Чикаго, буквально два квартала отсюда. Я, кстати, только что купил квартиру в доме, который стоит на том самом месте, где когда-то жил Ипатьев. И, в общем, в нашем университете есть лаборатория имени Ипатьева, есть эндаумент профессора имени Ипатьева, есть престижная медаль Ипатьева американского химического общества. То есть, в принципе, эти все традиции есть.
T-i: Я вас поздравляю с новым домом, да еще и с такой историей!
ИЕ: Это уже четвертый наш дом в США. Я за свою карьеру переезжал несколько раз, потому что часто кто-то мне предлагал интересные возможности, я иногда соглашался. То есть я переехал, я жил в пяти разных городах, работал в разных университетах. И каждый раз, когда приезжаешь к новым возможностям, покупаешь, естественно, новый дом,ну, а старый продаешь. Вот я продал дом в Арлингтоне под Вашингтоном и купил сейчас здесь.
T-i: Вернемся снова к конференции. В чем, на ваш взгляд, её главная особенность?
ИЕ: Мне очень понравилось, что сказала Елена Шевченко (ученый-химик, работает в Argonne National Laboratory — прим.ред.). Она в начале своего доклада сказала, что ей эта конференция открыла глаза и она убедилась в том, что есть гораздо большие научные и технологические пространства, в которых можно жить и воспринимать новые идеи. Потому что обычно в традиционной научной карьере мы сфокусированы только на своей области науки.
Мы ездим постоянно на конференции, но они все только в нашей области. Чуть-чуть в сторону — и мы ничего не понимаем: язык совершенно другой. У нас нет понимания научной литературы других областей. И в этом плане такого рода конференция уникальна, она дает возможность посмотреть на очень широкий спектр вселенной знаний. Мы увидели здесь разные доклады: от литературы Толстого до химии и физики высоких энергий. Это очень важно, потому что это раздвигает интеллектуальные горизонты. Начинаешь понимать, что научная мысль гораздо шире, чем наша профессиональная область.
И это один аспект. А второй аспект на самом деле в том, как это передается от поколения к поколению. То есть, естественно, как я уже говорил, сменяемость — это единственный способ выжить. Когда мы живем, мы бессмертны, поэтому нужна смена поколений. И в науке это особенно важно, и в таких научных организациях это особенно важно. Нам в этом году сильно повезло. Молодой ученый Эрик Рыткин (работает в лаборатории Игоря Ефимова в Northwestern University в Чикаго — прим.ред.) внес большой вклад в организацию конференции RASA. В целом, на самом деле практически все доклады были на очень высоком уровне. Мне, к счастью, почти все доклады понятны, потому что я по образованию физик, занимался физикой высоких энергий. Теперь я занимаюсь биомедициной, и поэтому я это тоже понимаю. Я понимаю спектроскопию и немного химию, и также интересуюсь литературой и историей, в том числе, я даже писал исторические статьи. Поэтому, в принципе, весь спектр был очень интересен. Мы, организаторы, просили докладчиков говорить на языке, понятном за пределами их специальности. Они, в принципе, старались это делать.
T-i: У вас очень четкая позиция по-поводу войны: вы осуждаете полномасштабное вторжение России в Украину. Как вам здесь живется с такой позицией?
ИЕ: Первое, что скажу: у меня жена украинка, она из Полтавы, поэтому тут вопросов-то нет никаких. И когда началась война, естественно, я практически прервал все контакты с Россией, хотя до этого у нас были какие-то совместные проекты, например, по физиологии человека. Все это закончилось из-за войны против Украины.
Тем более, что сейчас в Израиле произошло — это вообще ужас. У нас тоже есть родственники и друзья в Израиле. Мы недавно ездили в Израиль. И сейчас я переписываюсь с этими всеми друзьями и родственниками, и там просто жутко, что происходит, потому что все эти друзья моложе меня в основном, у них маленькие дети, некоторые живут как раз непосредственно там, где происходят все эти события! Одна моя хорошая знакомая рассказала, что у нее погибли несколько студентов из ее университета, все молодые они были… их убили на этом музыкальном фестивале. Так что это очень личное.
Естественно, сейчас я помогаю, в том числе Украине. То есть я давал деньги на ВСУ, давал деньги на помощь людям. У нас есть друзья, родственники из Украины, которые, собственно, занимались гуманитарной помощью на ранних стадиях, когда государственная помощь со стороны США и Европы еще не очень сильно была развита. То есть мы посылали самолетами гуманитарную помощь: покупали различное оборудование, продукты, предметы первой необходимости.
T-i: А до войны вы же часто бывали в России?
ИЕ: Да, конечно. Регулярно, два-три раза в год минимум я ездил туда. Сейчас я туда не поеду. Просто пока этот Путин у власти, я совершенно не собираюсь ездить в Россию. Там осталась, конечно, моя семья. У меня отец и брат в России, но у меня лично ничего материального там нет. У меня нет ни квартиры, ни работы, никаких связей, кроме семейных, нет. В этом смысле мне проще. Но раньше меня постоянно приглашали, и я ездил с радостью читать лекции по кардиологии в университетах и на различного рода кардиологических конференциях. В России было много таких конференций, в общем, не плохого уровня, Но сейчас, естественно, это все закончилось.
T-i: А вы своей позицией можете как-то навредить своим родным?
ИЕ: Поначалу у меня был такой страх, я на самом деле достаточно публично жестко высказываюсь и, более того, я пошел в соцсеть ВКонтакте. В январе этого года я туда пошел и стал активно высказываться против войны, за ВСУ и так далее. Поначалу я боялся, что моим родственникам может что-то за это прилететь.
T-i: А здесь, в Чикаго, вы себя чувствуете комфортно?
ИЕ: Здесь огромная русскоязычная община. И самая большая в США украиноязычная община. И здесь еще самая большая польская комьюнити в США. Конечно, может, в Нью-Йорке побольше русских, но тем не менее. Поэтому Чикаго — это очень много национальный и многоязыковой город. Сегодня, если вы пойдете в центр, то там увидите протесты. Уже 1000 дней Алексей Навальный находится в тюрьме. И они там выступают практически каждую субботу против войны в Украине и в защиту политзаключенных в России. Мы туда периодически тоже ходим.
Демонстрация в Чикаго. Фото: Денис Чередов
T-i: Мы говорили с вами, что после начала войны Россию прежде всего покидают молодые ученые. Вас наверняка заваливают письмами? Люди до сих пор хотят уехать из России?
ИЕ: Да! Более того, на моих глазах приезжают люди, которые были совершенно успешны по всем критериям: врачи, ученые, они все, в общем-то, все, кого я знал. Многие уехали, многие просто бросили все. Люди, у которых опыт по 20-30 лет, скажем, в кардиологии, которые спасли там, наверное, тысячи жизней, практикующие кардиологи, они теперь здесь.
T-i: Но знаменитый врач-кардиохирург Лео Бокерия не уехал…
ИЕ: Бокерия не уехал. Но дочка его давно уехала. Сам он уже давно на пенсии, дочка его давно здесь. Она огромные деньги сюда привезла. Она в Филадельфии живет, по-моему, если я не ошибаюсь. И где-то в Майами тоже какие-то активности есть. Многие известные кардиологи России уехали.
T-i: Наверное особенно часто пишут молодые ученые…
ИЕ: Пишут, пишут. Но, к сожалению, это тоже сложно, потому что не у всех есть открытые позиции. То есть мы как-то пытаемся помогать, но не всегда это возможно. И также из Украины пишут тоже, и мы тоже помогаем. Но все это не так просто.
T-i: А что будет с российской наукой? Столько всего было сделано и тут война. Можно ли будет что-то восстановить?
ИЕ: Посмотрите на Германию. Когда Гитлер пришел к власти в 1933 году, он был у власти всего 12 лет. Он за это время полностью уничтожил германскую науку, которая, кстати, до этого была лучшей в мире, в отличие от российской, которая никогда не была лучшей в мире. За 12 лет можно было уничтожить полностью эту великолепную науку. И есть высказывания нобелевских лауреатов германского происхождения, которые предсказывали, что всего вот за эти 12 лет нацисты настолько все уничтожили, что займет два поколения, чтобы вывести науку хотя бы на какой-то приличный уровень.
Но до сих пор в науке Германия не восстановила своего лидерства, хотя сколько лет прошло с 1945-го года. Сейчас германская наука — хорошего мирового уровня, но ей далеко до той, что была до нацистов. Также и в России, после Путина пройдут десятилетия, понадобятся минимум два поколения, чтобы выйти на мировой уровень в науке.
Это будет очень долго, как показывает опыт Японии, Германии, и Италии, Испании и даже Швейцарии. Как они восстанавливали науку? Я это застал через десятилетия после Второй мировой войны. Во всех этих странах, чтобы получить профессорскую позицию в национальном университете, например, чтобы немец получил немецкую профессуру, или швейцарец, или японец у себя на родине стал профессором, он должен был приехать в Америку на позицию постдока и пожить здесь какое-то количество лет, опубликовать отличные статьи из отличной лаборатории, обязательно из ведущей. И тогда ему предоставлялся шанс получить у себя на родине хорошую университетскую позицию. Я знаю лично людей, которые прошли это. Это было, естественно, 30 лет назад. Сейчас это уже не так актуально, но вся послевоенная восстановительная деятельность в этом и состояла в этих странах. Потому что и в Японии, и в Германии, и в Италии наука была уничтожена. И, кстати, в Испании — Франко тоже уничтожил практически все. Но сейчас они восстановили науку, они молодцы. Сейчас у них большой рост в Испании.
T-i: А как вы относитесь к российским ученым, которые все-таки остались?
ИЕ: Ну, зависит от того, какая у них позиция в отношение путинской войны. Есть ученые, которые там остались, и у них четкая пропутинская позиция. С этими людьми я не разговариваю, я с ними публично разошелся, и я никогда им руку не подам.
T-i: А можете пример назвать? Вы потеряли, может быть, даже друзей?
ИЕ: Ну, вот, химик-кристаллограф Артем Оганов — один пример. Он вернулся в Россию после оккупации Крыма, мы поддерживали контакты, друзьями не были, но контакты поддерживали. Он хороший ученый, тут ничего не скажешь. Но сейчас он четко занимает пропутинскую позицию, и практически никто из нашей ассоциации с ним больше не общается. К счастью, таких в научном сообществе — единицы.
Заключение: Профессор Northwestern University и российский академик Владимир Николаевич Ипатьев отказался вернуться в СССР после многочисленных запросов, уговоров и угроз со стороны АН СССР и советского посла в США Трояновского. Я читал описание этих событий в личном архиве академика и генерал-лейтенанта В.Н. Ипатьева, находящемся в библиотеке Northwestern University. За это он и его друг и коллега химик Чичибабин в 1936 году были лишены звания действительных членов академии наук, лишены гражданства СССР, и получили пожизненный запрет на приезд на родину. Ипатьев и его жена никогда не увидели своих детей и внуков, проживавших в СССР и вынужденных публично отречься от отца. Но Ипатьев внес значительный вклад в химию и в победу над фашизмом, разработав самый лучший авиационный бензин тех лет, на котором летали самолеты всех союзников по антигитлеровской коалиции.
В.И. Ипатьев. Фото: Дом русского зарубежья
Сколько продлится путинская зима и кровопролитие, никто не знает. Но урок предыдущих поколений русских ученых перед нами. Нужно делать свое научное дело на благо всего человечества, и оно внесет свой вклад в улучшение жизни людей и общества всех стран, включая демократические Россию и Украину, пусть даже через поколения.
Текст: Денис Чередов
Денис Чередов 15.11.2023