Научное пуританство. Как позиция «вне политики» работает на поддержку авторитарного режима

С нача­лом вой­ны рос­сий­ские науч­ные инсти­ту­ты ока­за­лись меж­ду моло­том госу­дар­ствен­ной цен­зу­ры и нако­валь­ней санк­ций. Они заня­ли, каза­лось бы, опти­маль­ную пози­цию: быть вне поли­ти­ки. Концепция «чистой нау­ки» уже была апро­би­ро­ва­на во вре­ме­на Холодной вой­ны. Эта иллю­зия, под­дер­жи­вать кото­рую выгод­но в первую оче­редь для тех, кто ее обслу­жи­ва­ет, и она игра­ет на руку госу­дар­ству, — счи­та­ет Екатерина Розова, быв­шая пре­по­да­ва­тель фило­соф­ско­го факуль­те­та МГУ, член ассо­ци­а­ции «Независимый инсти­тут фило­со­фии» в Париже. 

Справка:

Концепт pure science появил­ся как резуль­тат куль­тур­но­го вли­я­ния пури­та­низ­ма на нау­ку в США. Он пере­нес про­те­стант­ский образ тру­да и слу­же­ния в нау­ку, пола­гая, что у них с рели­ги­ей в конеч­ном сче­те одна цель — «позна­ние бес­ко­неч­но­го». Идею pure science впер­вые сфор­му­ли­ро­вал физик Г. Роуланд (1880) в кни­ге «A Plea for Pure Science». Он так­же апел­ли­ро­вал к биб­лей­ской мета­фо­ре о «зем­ле обе­то­ван­ной», путь к кото­рой соот­вет­ству­ет путям «чистой науки». 

У кон­цеп­ции «чистой нау­ки» есть свои плю­сы и мину­сы. С одной сто­ро­ны, гума­ни­тар­ная нау­ка вне кон­тек­ста утра­чи­ва­ет свя­зи с исто­ри­ей, куль­ту­рой, поли­ти­кой и пси­хо­ло­ги­ей, упро­ща­ет­ся и выхо­ла­щи­ва­ет­ся. С дру­гой сто­ро­ны, пред­ста­ви­те­ли «нау­ки вне поли­ти­ки» обыч­но рас­счи­ты­ва­ют на осво­бож­де­ние от над­зо­ра и сохра­не­ние сво­е­го интел­лек­ту­аль­но­го ост­ров­ка свободы.

Впервые кон­цеп­ция «чистой нау­ки» как при­бе­жи­ща сво­бо­ды была постав­ле­на под сомне­ние исто­ри­ком Одрой Вольф в кни­ге «Лаборатория сво­бо­ды» — иссле­до­ва­нии о сотруд­ни­че­стве ЦРУ и уче­ных-гума­ни­та­ри­ев в пери­од Холодной вой­ны в раз­ра­бот­ке анти­со­вет­ской идеологии.

Теория «чистой нау­ки» как раци­о­на­ли­за­ция и про­яв­ле­ние кон­фор­миз­ма рос­сий­ских иссле­до­ва­тель­ских и выс­ших учеб­ных заве­де­ний — одна из тем иссле­до­ва­ний Екатерины Розовой, быв­шей пре­по­да­ва­тель­ни­цы фило­соф­ско­го факуль­те­та МГУ, участ­ни­цы ассо­ци­а­ции «Независимый инсти­тут фило­со­фии» в Париже. T-invariant рас­спро­сил Екатерину Розову о том, как и поче­му «чистая нау­ка» игра­ет на руку дей­ству­ю­ще­му режиму. 

T-invariant: Если вер­нуть­ся в конец фев­ра­ля 2022 года на фило­соф­ский факуль­тет, что там тогда происходило?

Екатерина Розова: Была тиши­на. Вслух о войне осо­бо никто не гово­рил, очень быст­ро вклю­чил­ся «кухон­ный режим»: люди в курил­ках испод­воль выяс­ня­ли, у кого какая позиция.

Особенно после того, как вышли зако­ны о фей­ках и дис­кре­ди­та­ции и Путин заявил, что «наше обще­ство само­очи­ща­ет­ся, а тому, кто это­го не понял, мы помо­жем». Странным было еще и вне­зап­ное пре­кра­ще­ние кови­да, был так назы­ва­е­мый «гибрид­ный режим»: часть заня­тий мы вели онлайн, часть оффлайн — в мас­ках. И тут вне­зап­но «закон­чил­ся» ковид — мы все выхо­дим в оффлайн, мас­ки мож­но снять. Видимо, когда уеха­ла пер­вая вол­на, адми­ни­стра­ция захо­те­ла узнать, кто уехал, а кто остался. 

T-i: Какие шли раз­го­во­ры, какие были настроения?

ЕР: Были напря­жен­ные попыт­ки понять часто по мими­ке, по жестам, по мел­ким дета­лям, какой же пози­ции при­дер­жи­ва­ет­ся тот или иной чело­век, про­дол­жать с ним раз­го­вор или нет. 

T-i: Ну, а раз­го­во­ры какие были? 

ЕР: В основ­ном шок. Хотя, может быть, это мое эмо­ци­о­наль­ное состо­я­ние сфор­ми­ро­ва­ло у меня такую картину. 

T-i: Как меня­лась ситу­а­ция с про­дол­же­ни­ем войны?

ЕР: До сих пор зна­чи­тель­ная часть остав­ших­ся кол­лег никак не выра­зи­ла свою пози­цию: мол­чат или исполь­зу­ют эзо­пов язык и про­чие совет­ские техники. 

Мне понят­но, поче­му так ведут себя про­тив­ни­ки вой­ны в усло­ви­ях воен­ной цен­зу­ры, но необыч­ность ситу­а­ции в том, что те же мето­ды исполь­зу­ют и неко­то­рые сто­рон­ни­ки рос­сий­ской агрес­сии: умол­ча­ния, улов­ки, пишут меж­ду строк, но пуб­лич­но не гово­рят об этом. 

Например, я чита­ла ста­тью сво­е­го науч­но­го руко­во­ди­те­ля, посвя­щен­ную юби­лею Владимира Соловьева, с под­за­го­лов­ком «Глава факуль­те­та МГУ: созда­тель фило­соф­ской шко­лы Соловьев не был паци­фи­стом». Казалось бы, это ли глав­ное в фигу­ре мыс­ли­те­ля, счи­та­ю­ще­го­ся отцом-осно­ва­те­лем рус­ской рели­ги­оз­ной фило­со­фии и важ­ней­шим пред­ста­ви­те­лем рус­ско­го идеализма? 

«Соловьев гово­рил, что госу­дар­ство име­ет пра­во посы­лать сво­их сыно­вей на вой­ну в слу­чае угро­зы. А сыно­вья — граж­дане госу­дар­ства — име­ют обя­зан­ность воин­ской повин­но­сти. И сего­дня “Три раз­го­во­ра” чита­ют­ся очень зло­бо­днев­но, как очень совре­мен­ная книга». 

Очевидно стрем­ле­ние идео­ло­ги­че­ски под­дер­жать моби­ли­за­цию за счет инстру­мен­та­ли­за­ции фило­соф­ско­го насле­дия. При этом пря­мо­го выска­зы­ва­ния о под­держ­ке теку­щей рос­сий­ской агрес­сии нет: речь идет яко­бы о каком-то абстракт­ном госу­дар­стве и абстракт­ных сыно­вьях, а паци­фи­стом Соловьев дей­стви­тель­но не был. И тако­го рода манев­ры встре­ча­ют­ся у неко­то­рых кол­лег вре­мя от вре­ме­ни: опре­де­лен­ный под­бор тем, пер­со­на­лий, какие-то вне­зап­ные парал­ле­ли с совре­мен­но­стью и т.п. 

T-i: Эти тех­ни­ки умол­ча­ния исполь­зу­ют­ся толь­ко выход­ца­ми из ста­рой совет­ской эпо­хи или моло­дежь тоже пере­ня­ла эту практику?

ЕР: Сложно ска­зать, но, по моим ощу­ще­ни­ям, моло­дежь все-таки ско­рее высту­па­ет откры­то. Например, в уни­вер­си­те­тах созда­ют­ся моло­деж­ные дви­же­ния в под­держ­ку «СВО», и их участ­ни­ки выве­ши­ва­ют порт­ре­ты сол­дат, соби­ра­ют день­ги на под­держ­ку «СВО» совер­шен­но явно. На сай­те фило­соф­ско­го факуль­те­та я виде­ла ново­сти о том, что сту­ден­ты участ­ву­ют в кон­кур­сах эссе с идео­ло­ги­че­ской направ­лен­но­стью, напри­мер, в кон­кур­се «Справедливой России» на тему «Зачем Западу нуж­на вой­на с Россией?» — оче­вид­но, это доста­точ­но откры­тая позиция.

T-i: С чем свя­за­на эта боль­шая открытость?

ЕР: Думаю, это свя­за­но с тем, что сту­ден­ты не зани­ма­ют наси­жен­ных адми­ни­стра­тив­ных долж­но­стей, кото­рые при­но­сят зар­пла­ту, квар­ти­ры и раз­ные дру­гие бону­сы. Поэтому им не нуж­ны все эти ухищ­ре­ния и балан­си­ро­ва­ние, да и такой мен­таль­ной при­выч­ки изво­ра­чи­вать­ся пока что нет.

T-i: Пыталась ли адми­ни­стра­ция факуль­те­та орга­ни­зо­вать сбор под­пи­сей в под­держ­ку СВО? 

ЕР: Нет, были пись­ма про­тив вой­ны, кото­рые под­пи­сы­ва­ли кон­крет­ные люди. А пись­ма в под­держ­ку вой­ны были под­пи­са­ны рек­то­ром и Ученым сове­том. Причем, зная состав уче­но­го сове­та МГУ, я не удив­люсь, если часть под­пи­сан­тов впер­вые узна­ла о суще­ство­ва­нии это­го пись­ма толь­ко после того, как оно было опуб­ли­ко­ва­но. К тому же пись­мо уче­но­го сове­та МГУ в под­держ­ку «СВО» вышло очень ско­ро, еще до зна­ме­ни­то­го пись­ма рек­то­ров, и, думаю, ста­ло сюр­при­зом для мно­гих чле­нов уче­но­го сове­та. Вряд ли оно с ними согласовывалось. 

И здесь надо пони­мать, что такие пись­ма в под­держ­ку «СВО» от Московского уни­вер­си­те­та не отра­жа­ют пози­цию уни­вер­си­те­та, его пре­по­да­ва­те­лей и сту­ден­тов, пото­му что их никто не спра­ши­вал, не про­во­ди­лось опро­сов или обсуж­де­ний — ниче­го это­го не было. 

Эти пись­ма ста­ли появ­лять­ся неожи­дан­но для всех, и шли исклю­чи­тель­но из рек­то­ра­та. По край­ней мере, лич­но я не знаю ни одно­го пись­ма в под­держ­ку вой­ны, кото­рое было ини­ци­и­ро­ва­но снизу.

T-i: Получается, что адми­ни­стра­ция фак­ти­че­ски под­ста­ви­ла сво­их сотруд­ни­ков и сту­ден­тов, объ­явив о том, что МГУ под­дер­жи­ва­ет войну?

ЕР: По моим впе­чат­ле­ни­ям, сту­ден­ты и пре­по­да­ва­те­ли дей­стви­тель­но в основ­ном не под­дер­жи­ва­ют вой­ну, а эту види­мость созда­ет адми­ни­стра­ция для того, что­бы, как они бы ска­за­ли, «сохра­нить факультет/​университет». Но досто­вер­ной инфор­ма­ции о пози­ци­ях сту­ден­тов или пре­по­да­ва­те­лей фак­ти­че­ски нет, пото­му что очень быст­ро была вве­де­на воен­ная цензура.

T-i: Что каса­ет­ся писем про­тив вой­ны, поче­му о них так мало слышно?

ЕР: В то вре­мя, когда я рабо­та­ла на фило­соф­ском факуль­те­те, успе­ли запу­стить пись­мо факуль­те­та про­тив вой­ны. И его под­пи­са­ли око­ло двух­сот чело­век , после чего его при­кры­ли. Как имен­но это про­изо­шло, я не знаю, но пред­по­ла­гаю, что это слу­чи­лось под дав­ле­ни­ем адми­ни­стра­ции. Было еще обще­уни­вер­си­тет­ское пись­мо про­тив вой­ны, его под­пи­са­ли более 7500 чело­век, после чего его тоже прикрыли.

T-i: Возможно ли сей­час хотя бы при­мер­но понять: сколь­ко на фило­соф­ском факуль­те­те МГУ сто­рон­ни­ков, а сколь­ко про­тив­ни­ков войны?

ЕР: Сложно ска­зать, я думаю, что сре­ди остав­ших­ся фило­со­фов есть пред­ста­ви­те­ли всех воз­мож­ных пози­ций: провоенной/​антивоенной, пропутинской/​антипутинской, антиукраинской/​проукраинской — и пере­се­че­ния этих уста­но­вок исчер­пы­ва­ют воз­мож­ную вари­а­тив­ность. Среди остав­ших­ся сотруд­ни­ков есть как те, кто пуб­лич­но обо­зна­ча­ет свою пози­цию, так и те, кто ста­ра­ет­ся это­го избе­гать. Думаю, это совер­шен­но раз­ные слож­ные пози­ции, к тому же эмо­ци­о­наль­ные, и, что у чело­ве­ка на душе, понять невозможно. 

T-i: То есть мы не зна­ем, что дума­ют люди на самом деле о войне?

ЕР: Я не думаю, что кому-то может быть доступ­но раз­ли­че­ние «насто­я­ще­го» и «теат­раль­но­го» уров­ней в пове­де­нии людей, даже им самим. То есть вопрос в том, что такое это «на самом деле»? На самом деле — это то, что люди дела­ют каж­дый день: ведут пары, пишут ста­тьи, высту­па­ют на кон­фе­рен­ци­ях, под­пи­сы­ва­ют или не под­пи­сы­ва­ют пись­ма и т.п. И внут­ри этих дей­ствий мож­но уви­деть мани­фе­ста­ции опре­де­лен­ной пози­ции, в том чис­ле идео­ло­ги­че­ской, напри­мер. Такие про­яв­ле­ния дают прак­ти­че­ские резуль­та­ты, бону­сы, либо, наобо­рот, навле­ка­ют угрозу. 

И вот это инте­рес­но: посмот­реть, поче­му люди выби­ра­ют, напри­мер, тако­го рода скры­тые, а не откры­тые мес­седжи о сво­ей пози­ции по пово­ду вой­ны. Например, поче­му, хотя уни­вер­си­тет офи­ци­аль­но под­дер­жал вой­ну, про­ис­хо­дит идео­ло­ги­че­ское дав­ле­ние и, оче­вид­но, есть запрос на идео­ло­ги­че­ское обслу­жи­ва­ние вой­ны, неко­то­рые люди выра­жа­ют про­во­ен­ную пози­цию вот таки­ми улов­ка­ми, а не открыто? 

Мне кажет­ся, это доста­точ­но серьез­но отли­ча­ет нашу теку­щую ситу­а­цию от совет­ско­го пери­о­да, когда люди явно выска­зы­ва­ли запра­ши­ва­е­мую идео­ло­ги­че­скую ман­тру и суще­ство­ва­ли устой­чи­вые инсти­ту­ци­о­наль­ные меха­ни­ки, где и когда ее нуж­но выражать.

T-i: И к како­му выво­ду Вы пришли?

ЕР: Мне кажет­ся, здесь может быть несколь­ко моти­вов. Например, явная выго­да здесь в том, что­бы попы­тать­ся сохра­нить свою меж­ду­на­род­ную репу­та­цию при удер­жа­нии теку­щей уни­вер­си­тет­ской пози­ции в России. Есть инте­рес­ное иссле­до­ва­ние Маргариты Завадской про то, как пози­ция уче­но­го во вре­мя вой­ны зави­сит от нали­чия меж­ду­на­род­ной репу­та­ции или высо­кой пози­ции в рос­сий­ском уни­вер­си­те­те при путин­ском режи­ме. Траектории уче­ных рас­хо­ди­лись: если вы пыта­е­тесь сохра­нить меж­ду­на­род­ную репу­та­цию, то вам при­дет­ся выхо­дить за пре­де­лы путин­ской схе­мы; если у вас очень хоро­шая руко­во­дя­щая пози­ция: про­фес­со­ра, заве­ду­ю­ще­го кафед­рой или дека­на — то вы, ско­рее все­го, попы­та­е­тесь сохра­нить ее. И вот, на мой взгляд, в момент, когда вы пыта­е­тесь уси­деть на двух сту­льях, пози­ция избе­га­ния пря­мых выска­зы­ва­ний как раз ока­зы­ва­ет­ся применимой.

Плюс, не выска­зы­вая свои про­во­ен­ные взгля­ды напря­мую, мож­но попы­тать­ся избе­жать мораль­ной и кор­по­ра­тив­ной ответ­ствен­но­сти. Когда эта вой­на закон­чит­ся про­иг­ры­шем России, то такие люди смо­гут ска­зать: мы вой­ну нико­гда не под­дер­жи­ва­ли, мы нахо­ди­лись под дав­ле­ни­ем, мы не были в рядах кро­во­пийц, кото­рые с три­бун при­зы­ва­ли уби­вать, а выжи­ва­ли, как могли. 

И в целом кол­ле­ги, оста­ю­щи­е­ся в России, нахо­дят­ся в ситу­а­ции жест­кой неопре­де­лен­но­сти, как вви­ду недо­стат­ка инфор­ма­ции, так и вви­ду чисток, начав­ших­ся в России уже сре­ди «сво­их» — людей уль­тра­пат­ри­о­ти­че­ской и анти­укра­ин­ской настро­ен­но­сти. Антивоенно настро­ен­ным кол­ле­гам ясно, что гово­рить откры­то о сво­ей пози­ции опас­но, одна­ко с раз­ви­ти­ем собы­тий и про­во­ен­но настро­ен­ные кол­ле­ги тоже пере­ста­ют пони­мать, что будет зав­тра, и не наго­во­рят ли они сей­час того, что потом будет рас­це­не­но госу­дар­ством как уго­лов­ное пре­ступ­ле­ние. Неизвестно, и как дол­го Путин и его дру­зья смо­гут оста­вать­ся у вла­сти, и кто при­дет после них. 

Поэтому с точ­ки зре­ния непред­ска­зу­е­мо­го буду­ще­го и посто­ян­но меня­ю­ще­го­ся про­шло­го без­опас­нее все­го для гума­ни­тар­но­го уче­но­го в России выра­жать свою даже про­во­ен­ную пози­цию кос­вен­ным обра­зом, исполь­зуя в том чис­ле меха­низ­мы, изна­чаль­но создан­ные для низо­во­го сопротивления. 

Такие меха­низ­мы скры­то­го сооб­ще­ния все­гда мож­но трак­то­вать по-раз­но­му и мож­но кор­рек­ти­ро­вать свою пози­цию в режи­ме реаль­но­го вре­ме­ни в зави­си­мо­сти от скла­ды­ва­ю­щей­ся ситу­а­ции. Они поз­во­ля­ют быть более гиб­ким в про­цес­се меня­ю­щей­ся идео­ло­ги­че­ской повест­ки «СВО», а при смене вла­сти избе­жать ответ­ствен­но­сти за уча­стие в идео­ло­ги­че­ском сопро­вож­де­нии рос­сий­ской агрессии.

Также для уче­но­го важ­но сохра­нять цен­трист­скую пози­цию внут­ри кор­по­ра­тив­но­го уни­вер­си­тет­ско­го сооб­ще­ства, т.е. выгод­нее все­го сохра­нять мак­си­маль­ную руко­по­жат­ность с мак­си­маль­ным коли­че­ством людей. Поэтому обыч­но внут­ри ака­де­ми­че­ской сре­ды не при­ня­то заост­рять свои пози­ции: даже если о ком-то извест­но как о супер-левом или супер-пра­вом, на прак­ти­ке взгля­ды будут в доста­точ­ной сте­пе­ни заре­ту­ши­ро­ва­ны. Поскольку, заняв пери­фе­рий­ную пози­цию, вы буде­те в наи­ме­нее выгод­ной ситу­а­ции для обме­на ресур­са­ми, уча­стия в про­ек­тах, полу­че­ния гран­тов и т.д. Тем более в уни­вер­си­те­те, где на про­тя­же­нии 30 лет куль­ти­ви­ро­ва­лась в каче­стве нор­ма­тив­ной прак­ти­ка созна­тель­но­го ухо­да от откры­то­го обсуж­де­ния поли­ти­че­ских собы­тий или выска­зы­ва­ния соб­ствен­ной пози­ции. Уже про­сто пуб­лич­ное обо­зна­че­ние сво­ей пози­ции рез­ко отбра­сы­ва­ет акто­ра на пери­фе­рию спек­тра с поте­рей в гла­зах адми­ни­стра­ции каче­ства дого­во­ро­спо­соб­но­сти. Поэтому, как бы люди не отно­си­лись к войне, они ста­ра­ют­ся рез­ко об этом не заяв­лять, что­бы не поте­рять рас­по­ло­же­ние в цен­тре спек­тра, пото­му что оно наи­бо­лее выгод­но. Хотя понят­но, что сей­час спектр уже очень силь­но начал сдви­гать­ся в сторону.

T-i: Почему такая пози­ция выгод­на государству?

ЕР: Я раз­де­ляю мне­ние, соглас­но кото­ро­му «уни­вер­си­тет вне поли­ти­ки» явля­ет­ся поли­ти­че­ским кон­струк­том, удоб­ным для вза­им­но­го ресур­со­об­ме­на меж­ду уче­ны­ми и госу­дар­ством. Статус объ­ек­тив­но­сти и чисто­ты науч­но­го иссле­до­ва­ния поз­во­ля­ет эффек­тив­но предо­став­лять запра­ши­ва­е­мую госу­дар­ством экс­пер­ти­зу как «неза­ви­си­мые» резуль­та­ты науч­ных иссле­до­ва­ний и демон­стра­цию успе­хов управ­ле­ния (путем вхож­де­ния в рей­тин­ги уни­вер­си­те­тов и т.п.). Ученым, в свою оче­редь, такой ста­тус поз­во­ля­ет реа­ли­зо­вы­вать свои иссле­до­ва­тель­ские и карьер­ные инте­ре­сы и доби­вать­ся финан­си­ро­ва­ния обра­зо­ва­тель­ных про­грамм и иссле­до­ва­тель­ских про­ек­тов через систе­му госу­дар­ствен­ных грантов. 

В реаль­но­сти исхо­дя из мое­го опы­та вооб­ра­зить уни­вер­си­тет как пол­но­стью апо­ли­тич­ное про­стран­ство невозможно. 

Политическое так или ина­че закла­ды­ва­ет­ся, как мини­мум, в набор дис­ци­плин в учеб­ных пла­нах, в то, какие спи­ке­ры при­гла­ша­ют­ся, а какие нет, какие кон­фе­рен­ции про­во­дят­ся, а какие нет. Особенно явным это ста­но­вит­ся, когда попыт­ка при­гла­сить спи­ке­ров, неугод­ных госу­дар­ствен­ной вла­сти, или же про­сто ини­ци­и­ро­вать пуб­лич­ную дис­кус­сию о про­блем­ных для вла­сти темах наты­ка­ет­ся на отказ адми­ни­стра­ции под пред­ло­гом как раз того, что уни­вер­си­тет «вне поли­ти­ки». В то вре­мя как ура-пат­ри­о­ти­че­ские темы и спи­ке­ры с тако­го рода огра­ни­че­ни­я­ми не стал­ки­ва­ют­ся. Поэтому пози­ция «вне поли­ти­ки» — это еще и удоб­ный инстру­мент адми­ни­стра­тив­но­го кон­тро­ля в университетах.

T-i: Но госу­дар­ство сего­дня совер­шен­но не заин­те­ре­со­ва­но в объ­ек­тив­ной экс­пер­ти­зе и, как мне видит­ся, даже не заин­те­ре­со­ва­но в том, что­бы ему демон­стри­ро­ва­ли неза­ви­си­мость этой экс­пер­ти­зы. В авто­ри­тар­ном госу­дар­стве это чистая фор­маль­ность. Или я ошибаюсь?

ЕР: Я думаю, поли­ти­че­ский режим в России сей­час нахо­дит­ся в ста­дии транс­фор­ма­ции, и слож­но ска­зать, в чем кон­крет­но он заин­те­ре­со­ван. Мы пере­жи­ва­ем пере­ход­ный пери­од, когда мож­но наблю­дать целый веер раз­ных тен­ден­ций, в том чис­ле инер­ци­он­ных. Но в этом ресур­со­об­мене все-таки как мини­мум два субъ­ек­та, и как раз уни­вер­си­те­ты, как мне кажет­ся, сей­час очень заин­те­ре­со­ва­ны в сохра­не­нии свой субъ­ект­но­сти. Если гово­рить об обыч­ных уче­ных, то мно­гие и по сей день нахо­дят­ся в состо­я­нии шока, кото­рое в резуль­та­те сме­ша­лось с состо­я­ни­ем тоталь­ной неопре­де­лен­но­сти, невоз­мож­но­сти при­нять взве­шен­ное реше­ние. Оставшиеся кол­ле­ги зажа­ты меж­ду идео­ло­ги­че­ским дав­ле­ни­ем изнут­ри стра­ны и санк­ци­я­ми извне. Они нахо­дят­ся зача­стую в очень слож­ной пси­хо­ло­ги­че­ской ситу­а­ции, когда они вынуж­де­ны выби­рать не столь­ко карьер­ный путь, сколь­ко так­ти­ки выжи­ва­ния. Если гово­рить об адми­ни­стра­ции уни­вер­си­те­тов, то я думаю, что в сохра­не­нии этой пози­ции «объ­ек­тив­ной экс­пер­ти­зы» сего­дня наи­бо­лее заин­те­ре­со­ва­ны как раз имен­но они. Это дает воз­мож­ность про­дол­жить набор госу­дар­ствен­ных гран­тов и уси­лить адми­ни­стра­тив­ный кон­троль внут­ри уни­вер­си­те­та за счет рито­ри­ки вро­де «спа­се­ния уни­вер­си­те­та», «мы дела­ем это ради сту­ден­тов» и т.п. (Подчеркну, что я здесь выно­шу за рам­ки раз­го­во­ра вопро­сы о мораль­ных дилем­мах рос­сий­ских уче­ных и лишь ука­зы­ваю на прак­ти­че­ское изме­ре­ние ситу­а­ции. Поэтому я в дан­ном слу­чае не даю ника­кой эти­че­ской оцен­ки таким аргу­мен­там самим по себе, а лишь ука­зы­ваю на то, как они могут быть инстру­мен­та­ли­зи­ро­ва­ны в кон­тек­сте идео­ло­ги­че­ско­го контроля).

T-i: Означает ли это, что госу­дар­ство уже на самом деле ста­ло тоталитарным?

ЕР: Мне слож­но давать оцен­ку теку­ще­му поли­ти­че­ско­му режи­му, но у меня нет ощу­ще­ния, что Россия уже пре­вра­ти­лась в тота­ли­тар­ное госу­дар­ство. Более того, я думаю, что тер­ми­но­ло­гия и в целом опти­ка, завя­зан­ная на раз­ли­че­нии авто­ри­тар­но­го и тота­ли­тар­но­го режи­мов, уста­ре­ла и в теку­щей ситу­а­ции не дает ника­ко­го при­ба­воч­но­го знания. 

Сегодня гра­ни­цы поли­ти­че­ско­го иные, неже­ли в XX веке, да и в самом обще­стве мно­гое поме­ня­лось, поэто­му при­ме­нять поня­тие тота­ли­тар­но­го режи­ма, как это было в про­шлом сто­ле­тии, к совре­мен­ным реа­ли­ям, мне кажет­ся анахронизмом.

Говоря о ситу­а­ции в уни­вер­си­те­тах, я думаю, что боль­шая часть и сотруд­ни­ков, и адми­ни­стра­ции уни­вер­си­те­та нахо­дит­ся в ситу­а­ции неопре­де­лен­но­сти и люди не пони­ма­ют, како­вы дис­по­зи­ции и что делать. Вероятно, часть чинов­ни­ков Министерства нау­ки и обра­зо­ва­ния уже луч­ше осо­зна­ла про­ис­хо­дя­щее, но и там мно­гие нахо­дят­ся в ситу­а­ции неопре­де­лен­но­сти. И таким обра­зом, нао­щупь, все они пыта­ют­ся сохра­нять преж­ние пози­ции. В слу­чае с чинов­ни­ка­ми, веро­ят­но, это про­ис­хо­дит инер­ци­он­но, но в слу­чае с уче­ны­ми — осо­знан­но. Значительная часть сотруд­ни­ков уни­вер­си­те­та либо не под­дер­жи­ва­ет вой­ну, либо пыта­ет­ся мак­си­маль­но от это­го отго­ро­дить­ся и пред­ста­вить, что они не име­ют к это­му отно­ше­ния и сохра­ня­ют преды­ду­щую сво­бо­ду исследования.

T-i: Исследования в какой части фило­со­фии сей­час невозможны?

ЕР: Это вопрос тем и ракур­сов. Я пред­по­ла­гаю, что темы, свя­зан­ные с кри­ти­кой тота­ли­та­риз­ма, совет­ских репрес­сий, с исто­ри­ей Украины или с феми­низ­мом, ЛГБТ не смо­гут полу­чить гран­ты и финан­си­ро­ва­ние в целом. Cредняя зар­пла­та пре­по­да­ва­те­ля по ТД 30 тысяч руб­лей: то есть, выжи­ва­ние уче­но­го постро­е­но исклю­чи­тель­но на гран­тах и на под­ра­бот­ке. В России и в МГУ гран­то­вая под­держ­ка идет пре­иму­ще­ствен­но от РНФ. Если вы или ваш про­ект лиша­е­тесь этих гран­тов, то вы не смо­же­те про­дол­жать нор­маль­ное суще­ство­ва­ние. Конечно, в МГУ суще­ству­ют еще и пре­мии, «сти­му­ли­ру­ю­щие», но их рас­пре­де­ле­ние непро­зрач­но. В общем, вряд ли мы уви­дим в теку­щей ситу­а­ции рас­цвет фило­соф­ских иссле­до­ва­ний по выше­пе­ре­чис­лен­ным темам. Да и в целом, я с тру­дом пред­став­ляю, как сей­час рабо­тать исто­ри­кам в России вооб­ще. Ведь сего­дня про­бле­ма не толь­ко в финан­си­ро­ва­нии, но и в при­ни­ма­ю­щих­ся зако­нах об «исто­ри­че­ской прав­де» или запре­те «про­па­ган­ды ЛГБТ», при соблю­де­нии кото­рых ряд тем для уче­но­го про­сто закрыт.

T-i: Мне каза­лось, сре­ди рус­ских фило­со­фов не так уж мно­го ЛГБТ-пер­сон и феминисток.

ЕР: Я думаю, что «неви­ди­мость» этих пер­сон и этих тем в России как раз и есть резуль­тат того поли­ти­че­ско­го дав­ле­ния, часто неви­ди­мо­го, о кото­рым мы гово­рим. Сейчас у нас, в Независимом инсти­ту­те фило­со­фии, как раз есть про­ек­ты, свя­зан­ные с ана­ли­зом сло­жив­ше­го­ся в рос­сий­ских уни­вер­си­те­тах кано­на, инсти­ту­ци­о­наль­ных прак­тик кон­тро­ля и т.п. Тема эта в целом шире и слож­нее, но, если гово­рить кон­крет­но про этот аспект, то тому кано­ну из муж­чин, кото­рый создан в рус­ской фило­со­фии, тоже есть свое объяснение.

T-i: Тем не менее, Вы счи­та­е­те, что эта пози­ция умол­ча­ния, сей­час боль­ше игра­ет на руку сто­рон­ни­кам вой­ны, неже­ли противникам?

ЕР: Я думаю, что сам факт исполь­зо­ва­ния низо­вых прак­тик про­во­ен­но настро­ен­ны­ми уче­ны­ми дела­ет чуть более понят­ной ситу­а­цию идео­ло­ги­че­ско­го кон­тро­ля ака­де­ми­че­ско­го сооб­ще­ства в целом. Ученым при­хо­дит­ся на всех уров­нях изби­рать путь наи­боль­шей гиб­ко­сти и услуж­ли­во­сти зани­ма­е­мой пози­ции за счет акку­рат­но­го под­бо­ра форм ее выра­же­ния. То про­стран­ство само­цен­зу­ры, кото­рое созда­ет­ся в резуль­та­те при­ме­не­ния этих так­тик, может быть исполь­зо­ва­но как для пере­да­чи анти­во­ен­но­го сооб­ще­ния, так и про­во­ен­но­го. Однако, на мой взгляд, глав­ным его бене­фи­ци­а­ром ока­зы­ва­ет­ся про­во­ен­ное ака­де­ми­че­ское сооб­ще­ство, что при­во­дит к еще боль­ше­му укреп­ле­нию воен­ной цен­зу­ры, невоз­мож­но­сти одно­знач­но заявить о любой сво­ей пози­ции. Такой поря­док вещей мак­си­маль­но удо­бен для руч­но­го управ­ле­ния ака­де­ми­че­ским сооб­ще­ством и уни­вер­си­тет­ской поли­ти­кой со сто­ро­ны вла­сти, так как обес­пе­чи­ва­ет лег­кость и быст­ро­ту моби­ли­за­ции идео­ло­ги­че­ских ресур­сов для обслу­жи­ва­ния неожи­дан­ных пово­ро­тов «исто­ри­че­ской прав­ды». На сто­роне же анти­во­ен­ных групп ока­зы­ва­ет­ся не столь­ко прак­ти­че­ская выго­да, сколь­ко мораль­ная и экзи­стен­ци­аль­ная — воз­мож­ность сохра­нить свой голос и воз­мож­ность гово­ре­ния. С пси­хо­ло­ги­че­ски-эмо­ци­о­наль­ной точ­ки зре­ния, конеч­но, когда нахо­дишь­ся в стране с жест­кой воен­ной цен­зу­рой, с воз­мож­но­стью уго­лов­но­го пре­сле­до­ва­ния, есте­ствен­но, пси­хо­ло­ги­че­ски очень важ­но сохра­нить этот ост­ро­вок свободы.

Текст: Марина Штейнберг

Марина Штейнберг  11.12.2023

война в Украине, МГУ, молчаливая оппозиция, Философия, цензура