Американские университеты лишают государственного финансирования. Некоторые вузы объявили о том, что не смогут нанять в этом году сотрудников. В других увольняют преподавателей. Третьи — например, Колумбийский университет — остались без государственных грантов. Но помимо чисто финансовых решений мы также наблюдаем вмешательство и в содержательную деятельность науки. Почему администрация Трампа ополчилась на учёных? Об этом T-invariant поговорил с эндаумент-профессором Университета Тафтса, биологом Сергеем Миркиным, который работает в США уже 36 лет.

СПРАВКА T-INVARIANT

Сергей Миркин родился в 1956 году в Москве. Окончил биологический факультет МГУ в 1978-м, затем поступил в аспирантуру Института молекулярной генетики РАН, в 1983-м защитил кандидатскую диссертацию и работал там вплоть до отъезда в США в 1989 году. С 1990 по 2006 год работал на кафедре биохимии и молекулярной генетики Иллинойского университета в Чикаго (с 2002 года — профессор). С 2007 года — именной профессор биологии (2013-2019 гг. — заведующий кафедрой) в Университете Тафтса. Исследовательские интересы Миркина лежат в области структуры и функционирования ДНК: роль геномной нестабильности, вызываемой повторяющимися последовательностями в ДНК и коллизиями между транскрипцией и репликацией в генетических заболеваниях человека. Лауреат ряда престижных научных премий и наград.

Главный враг — либералы из университетов

T-invariant: Недавно мы опубликовали интервью с научным сотрудником NIH (Национальных институтов здоровья) США. Наш собеседник согласился разговаривать только на условиях анонимности, сославшись на распоряжение руководства о запрете общения с прессой. На это интервью откликнулись несколько американских профессоров. Они хотели поделиться болью, горечью, возмущением. Но когда мы предложили перенести это в публичное пространство, они отказались об этом говорить: сказали, что не чувствуют себя защищёнными. А почему вы согласились говорить открыто?

Сергей Миркин: Я не удивлён, что они отказались. Им действительно это запрещено. Более того, я слышал от знакомых, которые работают в системе Национальных институтов здоровья, что людей могут уволить даже за нарушение субординации. Это, конечно, неслыханная вещь, но это происходит. Что касается сотрудников университетов, то такого страха нет. Я могу сказать, что в Бостоне и в других известных мне городах учёные не молчат, выходят в публичное поле. Прошло огромное количество протестов Stand Up for Science. Возможно, когда речь идёт о русскоязычных представителях американской науки, включается генетическая память сталинских репрессий, ГУЛАГа — и люди боятся.

T-i: У реформ в науке, как правило, есть две составляющие: одна — экономическая, другая — политическая или идеологическая. Начнём с первой. В чём суть экономической реформы научной системы, которую сейчас пытаются провести сразу несколько действующих игроков администрации Трампа?

СМ: Мне кажется, с экономической точки зрения происходящее бессмысленно. Всё это подается под соусом сокращения федерального дефицита. Федеральное правительство получает в виде доходов, если не ошибаюсь, пять триллионов долларов, а тратит восемь триллионов долларов. То есть федеральный дефицит каждый год составляет порядка трёх триллионов долларов. Это происходит уже давно и, соответственно, у страны имеется госдолг, который на сегодняшний день составляет 37 триллионов долларов. Чтобы понять размах этого числа: GDP (валовый внутренний продукт) США — 27 триллионов долларов. Из упомянутых восьми триллионов долларов шесть — социальная пенсия, социальная медицина. И два триллиона идут на все остальные агентства. Из них почти 900 миллиардов — военка. На всё остальное — NIH, NSF, департамент энергетики и прочие министерства — остаётся немногим более одного триллиона.

Бюджет NIH составляет 47 миллиардов долларов. Из них extramural (то, что распределяется в форме внешних грантов) бюджет составляет приблизительно 35-36 миллиардов. Из них indirect costs (косвенные затраты) составляют порядка десяти миллиардов долларов. Их предлагают сократить. Но даже если их сократить наполовину, вся экономия составит пять миллиардов долларов. Это копейки в масштабах национального дефицита.

Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.

T-i: Но это огромные деньги для бюджетов университетов.

СМ: В этом всё дело. Для университетов значимая сумма. Для страны это просто незаметно.

T-i: Но всё-таки это не типично и странно: закрывать дефицит национального бюджета через университеты. Это непопулярное решение, и при этом экономически не очень эффективное. Значит, речь здесь на самом деле о чём-то другом?

СМ: Да, конечно. Одна из сотрудниц нового департамента государственной эффективности, возглавляемого Илоном Маском, сказала, что эти косвенные затраты — секретный фонд деканов либеральных университетов. Поэтому их надо отнять. А Джей Ди Вэнс прямо говорит, что университеты — враги, их надо наказать. Поэтому мы можем говорить только о политической составляющей этого момента: экономически это не имеет никакого смысла.

T-i: Принято считать, что значительная часть денег, идущих на фундаментальную науку в США, — благотворительность, эндаумент, деньги, которые платят родители за своих студентов. Но вот университеты лишаются государственного финансирования — и наступает коллапс. Почему?

СМ: Исторически в Америке финансирование университетов до Второй мировой войны действительно было частным. Научные исследования финансировали организации типа Rockefeller Foundation. Во время Второй мировой войны для решения государственных проблем потребовалась помощь университетских учёных (в частности, в биомедицине, для производства антибиотиков и т.д.). Советником президента США в то время был инженер, учёный и политик Вэнивар Буш, выпускник Университета Тафтса. Буш предложил президенту США ввести систему грантов — выдавать деньги университетам, чтобы они помогали исследованиям для оборонных целей. Университеты были исключительно недовольны этим предложением. Они опасались, что это приведёт к вмешательству государства во внутренние дела университета (что мы сейчас и наблюдаем). Тогда Буш предложил дать университету сверху дополнительные деньги, чтобы они разрешили своим учёным заниматься научной работой по федеральным заказам. И это то, вокруг чего сейчас весь сыр-бор, — эти косвенные затраты.

После войны тот же Буш активно пропагандировал, чтобы эта практика продолжалась и дальше. Первый грант NIH был выдан в 1946 году университету штата Юты для изучения наследования мышечной дистрофии. И косвенные затраты сначала составляли 8%, потом 15%, потом 20%. Сейчас они в среднем по стране составляют 38%. В разных университетах по-разному, в моём это 56% — существенно выше среднего. Часть этих денег идёт на на содержание помещений, отопление лабораторных помещений, электричество, прочие расходы. А другая часть поддерживает учёных, которые пишут гранты. Когда я пишу грант, я касаюсь только научной составляющей. А бюджетом и всем остальным занимается специальный офис. Я только задаю основные параметры. Но детали расходования косвенных затрат университетами не разглашаются. Сегодня эта непрозрачность — одно из оснований для атаки на университеты.

T-i: Удивительно, что многие, проголосовавшие за Трампа, на обывательском уровне поддерживают эти действия. Они говорят: «Всё правильно, не надо, чтобы наши налоги уходили этим профессорам». Что стоит за этим?

СМ: За этим стоит национал-консерватизм. У этого движения много сторонников, но главный аналитический центр, который его проповедует, — Heritage Foundation. Его организовали в 1973-м республиканцы, недовольные политикой Никсона. Им казалось, что Никсон слишком левый: в Китай ездит и т.д. И они разработали программу национального консерватизма. Это были люди из академической среды: философы, политические учёные, экономисты. Они понимали с самого начала, что им нужен яркий представитель — и им стал Рональд Рейган, бывший актёр и человек значительной харизмы.

Краеугольный камень национал-консерватизма — концепция, согласно которой американская нация — нация, благословенная Богом, blessed nation. И поскольку это благословение было дано достаточно давно, незачем менять сложившийся уклад. Что это за уклад? Руководство страной осуществляют белые мужчины. У нас в стране сейчас 47-ой президент, все мужчины, не белым из них был только один — Барак Обама. Затем — традиционная семья. И ещё — традиционная религия, то есть протестантизм. Опять-таки — из всех президентов страны только двое были католиками: Джон Кеннеди и Джо Байден.

А какие главные враги у этого явления, этой доктрины? Первый враг — демография. Ожидается, что к 2045 году белые в США перестанут быть большинством. Уже сейчас среди людей моложе 20 лет белые не являются большинством. Что с этим делать, непонятно. И отсюда следует запрет на иммиграцию из Латинской Америки, потому что латинская популяция — самая быстрорастущая в Америке. Подаётся это, естественно, под другим соусом: мол, они там насильники, убийцы, едят собак и кошек и т.д. С проблемой демографии связаны также попытка запрета абортов и ограничения контрацептивов. В надежде, что после этих мер белые женщины опять начнут рожать много детей. Но невозможно представить, чтобы белая женщина в Америке была, как мечтают эти национал-консерваторы, босая, беременная и на кухне. И, кстати, поэтому женщины плохо голосовали за текущую администрацию.

Но главный враг национал-консерваторов — либералы. А где их больше всего? Во-первых, в государственных учреждениях. С приходом каждой администрации начальство меняется, а чиновники остаются. Это хорошо образованные люди либеральных взглядов. Их надо разогнать. Поэтому началась массовая атака на разные государственные учреждения. Ну, а во-вторых, либералы засели в университетах. Они учат тому, что все люди равны, что надо с пониманием относиться к людям с другими взглядами, включая взгляды на свой пол, на сексуальную ориентацию. А не традиционным семейным ценностям и не традиционной концепции blessed nation.

T-i: Получается. американские университеты оказались на острие идеологического противостояния двух Америк?

СМ: Именно так. И ещё хочу добавить, что для национал-консервативного движения стало абсолютным шоком избрание Барака Обамы. Во многом поэтому они активизировались, и, кстати, Трамп именно тогда пошёл в политику. Потому что сидели эти белые, важные, умные мужчины и руководили всем, и потом пришёл какой-то чёрный оборванец. Замечу, что до сих пор, когда Трамп упоминает Обаму, он всегда, без исключений говорит: «Барак Хусейн Обама». Намекая, что тот мусульманин (что, разумеется, не так), играя на низменных инстинктах части американской публики.

Будет ли утечка мозгов?

T-t: У сегодняшнего кризиса с университетами есть длительная историческая предыстория. Тем не менее, американские университеты не ожидали, что всё это произойдёт. Мы видели программное выступление Джей Ди Вэнса, которое называется «Университеты — это враги». Но это речь 2021 года. То есть ещё четыре года назад он совершенно чётко это говорит. Эта атака не была внезапной, она готовилась.

СМ: Да, это подготовленная акция. И есть «Проект 2025», который был разработан за несколько лет в ожидании этих выборов — в надежде на то, что Трамп победит и реализует эту программу. Но он человек с невероятным политическим инстинктом. Его много спрашивали в ходе предвыборной кампании про «Проект 2025». Он отвечал: «Я к этому не имею никакого отношения». То есть он схитрил. Хотя, в разработке этого проекта участвовали много людей из его бывшей администрации. И то, что мы сейчас видим, было прописано в «Проекте 2025». Люди помнили, что во время своего первого срока он ничего такого радикального не делал. Точнее, хотел сделать, но либералы, из федерального правительства ему не позволили. Например, он пытался обрезать бюджет NIH. Но это наоборот привело к тому, что бюджет NIH повысился. Республиканцы извлекли уроки из прошлых неудач и безупречно провели предвыборную кампанию. Демократы же допустили много ошибок.

T-i: Колумбийский университет, один из лучших университетов Америки, стал флагманом академического антисемитизма. Студенты-евреи не чувствуют себя там в безопасности, администрация университета не может обеспечить образовательный процесс, постоянно происходит вмешательство пропалестинских активистов в учебные занятия. И на этом фоне президент Трамп объявляет, что отзывает у Колумбийского университета деньги. Не те деньги, которые придут, не те гранты, которые будут, а те, которые уже есть. Что может означать это беспрецедентное решение?

СМ: Это самый сложный и чувствительный вопрос. Действительно, есть закон 1964 года, в котором сказано, что организации, которые получают федеральные деньги, не могут дискриминировать людей по расовому, этническому и другим признакам. Но он был принят, когда в стране фактически шла необъявленная гражданская война. И государство приняло этот закон, чтобы дать возможность меньшинствам, в первую очередь афроамериканцам, спокойно учиться и работать. И это эффективно погасило проблему. А теперь этот закон Трамп использует для того, чтобы забрать деньги из Колумбийского университета, потому что там сегодня якобы существует дискриминация евреев. Но дискриминации евреев не было, их никто не увольнял, их брали на работу, их принимали в университет. Было то, что называется hate speech. То есть были протесты, в ходе которых люди говорили вещи, которые для еврейских студентов были крайне неприятны и обидны.

T-i: Но комиссия, которая изучала случившееся на предмет проявлений антисемитизма, обнаружила факты таких проявлений.

СМ: Это сложная ситуация. По статистике 52% американцев занимает пропалестинскую позицию. Если смотреть на тех, кто моложе 30 лет, цифра приближается уже к 70%. И таким образом в университетах учатся молодые люди, которые, в основном, разделяют пропалестинскую позицию. Они хотят её высказывать. Это их право, оно защищено первой поправкой: у нас в стране свобода слова. Где провести границу между свободной речью и речью, которая разжигает ненависть? Это сложнейший вопрос. Я с этим имел дело непосредственно, общаясь со студентами в классе. Я пытался им объяснить: если вы говорите, что от реки до моря Палестина будет свободна, это призыв к уничтожению государства Израиль. А если вы говорите, что Израиль проводит геноцид палестинского народа в Газе, это free speech, не hate speech.

T-i: Но теперь Трамп пообещал, что Колумбийскому университету деньги оставят. Какие меры пришлось предпринять университету, что пообещать?

СМ: Это ярчайший пример вмешательства государства в дела университета. Если бы университет работал так, как работал до Второй мировой войны, никакие деньги у него забрать бы не могли и, соответственно, ему не пришлось бы удовлетворять федеральное правительство тем или иным способом.

От них потребовали многих вещей. Они пообещали, что митингов теперь не будет рядом с административными, учебными корпусами, чтобы люди могли спокойно проходить на работу или в аудитории. Участники митингов не будут носить маски, закрывающие их лица, чтобы их потом можно было опознать.

Но одна из крайне неприятных мер, на которые Колумбийскому университету придётся пойти, заключается в том, теперь кафедру, которая изучает Ближний Восток, будут контролировать. Это беспрецедентно с точки зрения академической свободы. Я университетский профессор, и я не согласен, чтобы мне кто-то говорил, что мне преподавать, а что нет. Это моё римское право — преподавать так, как я хочу. То же самое относится к профессорам, которые изучают те или иные регионы.

И это вмешательство как раз показывает, что опасения университетов с самого начала были совершенно оправданы. Что дальше происходит с Колумбийским университетом? Им говорят: «Мы, наверное, вернем вам деньги. Но ещё вот это сделайте, а потом ещё вот это, а потом ещё то…». Потому что со свободой всегда так: если дать палец, потом уже откусят всю руку. Мне кажется, Колумбийский университет не должен был делать то, что делает. Возможно, надо было идти в суд. И, возможно, они бы выиграли. Но они не стали рисковать. Вот хороший пример — губернатор штата Мэн. Она пришла в Белый дом, и Трамп ей сказал: «Если вы не прекратите участие спортсменов-трансгендеров в ваших соревнованиях, мы заберём у вас все федеральные деньги». На это губернатор, очень симпатичная женщина, спокойно сказала: «Увидимся в суде». И это правильный ответ — потому что такому грубому вмешательству надо противостоять. А если ему не противостоять, тогда получится диктатура. А диктатура — это то, от чего лично я и многие мои друзья бежали в своё время.

T-i: Реформа коснулась в первую очередь NIH. Не так давно в сенате прошли слушания по назначению нового директора. И Джай Бхаттачарья, выступая во время слушаний, изложил свои пять приоритетов для системы институтов. Прежде всего, это исследование хронических заболеваний, воспроизводимость исследований, поощрение культуры научного инакомыслия, финансирование передовых исследований и регулирование рискованных исследований, которые могут вызвать пандемию. Как звучат его программные действия, учитывая, что это назначенец Кеннеди, рекомендованный Трампом?

СМ: Звучат они неплохо. Вопрос, что он будет делать, какая задача перед ним поставлена. Одно дело — то, что человек говорит в сенате, где его должны утвердить. А другое дело, что он реально сделает потом. Задачи ему будет ставить, по всей видимости, Роберт Кеннеди-младший, потому что NIH — это часть министерства здравоохранения. А Роберт Кеннеди-младший — антиваксер, противник вакцинации.

Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!

T-i: А как в целом реагирует на происходящее академическое сообщество США? Издалека кажется, что все ждут выборов в конгресс через полтора года, надеются, что он будет демократическим, и тогда можно будет как-то противостоять реформам Трампа. Всё-таки это Америка с её традициями демократии и свободы слова.

СМ: Я уже упоминал митинги Stand Up for Science. В Бостоне на митинг вышли сотни учёных. В Вашингтоне тоже очень много людей было, в Калифорнии, во многих других городах. Так что учёные протестуют активно, все социальные сети забиты протестами учёных, все журналы типа Nature или Science публикуют статьи несогласных учёных. И, да, конгресс, скорее всего, станет демократическим после промежуточных выборов в 2026 году.

T-i: Министр образования Нидерландов собирается создать фонд, чтобы обеспечить ставками учёных-эмигрантов из США. Похожие новости приходят и из других стран. Как вам кажется, последует ли утечка мозгов?

СМ: Я думаю, что утечка мозгов будет. Кстати, могу смешную вещь рассказать. В разгар всех этих событий мне предложили подать в России на мегагрант. Можете себе представить, как оперативно Российский научный фонд реагирует? В этом мегагранте призывают активно участвовать американских учёных, которые подвергаются преследованию со стороны администрации Трампа. То есть в России очень гибкие люди сидят. Я, понятное дело, отказался. 

Я знаю многих учёных, которые ищут сейчас работу в Европе. Тем более, что Европа широко распахнула объятия. Я уверен, что ведётся большая работа со стороны китайского правительства — зовут вернуться учёных, уехавших из Китая в США. Но это как бы из огня да в полымя: там-то похуже ситуация, чем у нас. Индия, естественно, тоже хотела бы вернуть назад своих учёных. Так что да, какая-то утечка произойдёт. Но у меня всё-таки остается оптимизм: мне кажется, всё это долго не продержится. Знаю, многие советуют молодым учёным уезжать из Америки. Я таких советов пока не даю. Надо пережить эти полтора года (до промежуточных выборов), а дальше, надеюсь, будет лучше.

Наукомыслие — это инакомыслие

T-i: Какова роль и ответственность самих университетов, академического истеблишмента в том, что произошло? В речи Вэнса о том, что университеты — враги, он долго, последовательно объясняет, как университеты сегодня противоречат интересам американского общества. В частности, он приводит следующий тезис: университеты внушили, что без университетского образования достойная жизнь американца невозможна. Что только хороший диплом обеспечит тебе достойную жизнь, а иначе никак. В России некоторые политические деятели, депутаты тоже периодически говорят, что в российских университетах сидят либералы, что это рассадники всего чужого и нескрепного. Но при этом родители делают всё возможное, чтобы ребёнок поступил в институт и его закончил. Потому что социальные лифты — это прежде всего высшее образование. И сколько бы ни убеждали, что университеты — враги, российские родители знают, что это не так. В Америке это по-другому работает? Почему слова Вэнса отзываются у такого количества граждан?

СМ: Я не думаю, что это сработает. В современном мире нельзя жить без университетского образования. Ты просто не будешь понимать, что происходит вокруг. Бог с ней, с политикой — но чтобы понять, что происходит в медицине, в биологии, в экономике, надо получить образование. И Трамп, и Джей Ди Вэнс, и все, кто их окружает, кончили хорошие университеты — они вполне образованные люди. Но образованными людьми трудно управлять. Университеты учат людей независимости мышления.

Я всегда говорю своим студентам: наукомыслие — это инакомыслие. Если вы будете думать, как все, вы ничего не сделаете в науке. И этому учат университеты, это наша святая задача. И поэтому выпускниками этих университетов трудно управлять, они не согласны, они говорят: «У меня своё мнение», они его отстаивают. А людьми необразованными управлять гораздо легче. Мы это знаем и на примере России, и на примерах многих других стран.

Все эти заявление об университетах-врагах — это всё тактика. Вопрос в том, чего они хотят добиться. А хотят они сохранить свою власть. И это по-человечески понятно: а кто не хочет? Но так получается, что динамика общества работает против них. Поэтому такое обострение сейчас. Они проиграют эту войну. Но перед этим успеют наломать много дров.

T-i: Это попытка удержаться у власти той части человеческого мышления, которая отмирает. Ровно это отмечают политологи как причину того, почему Владимир Путин начал войну. Ему нужно было схватиться за своё прошлое и сделать что-то абсолютно необратимое, что-то, что нельзя исправить. Как вы считаете, не в этом ли их такая взаимная симпатия с Трампом?

СМ: Думаю, да. Республиканцы до прихода Трампа к власти горячо поддерживали Украину. И говорили, что Путин бандит, убийца и так далее — так же, как и демократы. Но сейчас они немножко перестроились. Тактически Трамп и республиканцы у Путина очень многому научились. В частности, эта концепция, что образованцы враги, что демократы враги — это от Путина. Ну, ещё раньше у Мао Цзэдуна это было. Так что, это давний процесс.

T-i: Оказавшись в такой непривычной для себя ситуации, станут ли американские учёные лучше понимать своих российских коллег? Есть ли здесь какие-то созвучия, параллели? Станет ли больше понятно, что происходит с учёными в России?

СМ: Это хороший вопрос. Но у меня нет на него ответа. Многие американцы — и не только учёные — смотрят на то, что сейчас происходит, и не верят своим глазам. Они говорят: этого не может быть, это не может долго продолжаться. Все же знают о диктатурах, о Гитлере, Мао Цзэдуне, Путине. Но люди не верят, что такое может произойти в США. И я не верю. Многие федеральные сотрудники, которые голосовали за Трампа, сейчас клянут себя: «Что мы наделали». И мусульмане, которые за него голосовали, теперь говорят: «Он же сейчас устроит депортацию наших палестинских братьев». Таких примеров много. Люди быстро начали осознавать, что эти выборы — большая ошибка. Я надеюсь, что это всё ненадолго. Просто такой кратковременный откат.

T-i: Посмотрим, есть ли у Америки иммунитет.

Поддержать работу T-invariant вы можете, подписавшись на наш Patreon и выбрав удобный размер донатов.