Война Трампа против судебной системы США началась 3 марта 2025 года, когда президент потребовал от Верховного суда ликвидировать основной инструмент, который используют нижестоящие суды для блокировки различных аспектов его повестки. Эта цель была выбрана не случайно. Почти полгода администрация Белого дома находится в противостоянии с судьями. С начала своего президентства Трамп проиграл 61% судебных дел, связанных с инициативами его администрации. Из 148 принятых судебных решений 57 были в пользу администрации, а 91 — частично или полностью блокировали её инициативы. Но Верховный суд США, подконтрольный Трампу, практически всё разблокировал. А 27 июня Верховный суд (шестью голосами консерваторов против трёх голосов) принял решение, которое кардинально ограничивает возможности федеральных судей низших инстанций блокировать президентские указы на общенациональном уровне. Теперь судьи могут блокировать действия президента только в отношении конкретных истцов. Это первая фундаментальная победа Трампа с начала года. Что теперь будет делать Америка? За разъяснениями T-invariant обратился к юристу Екатерине Мишиной.
СПРАВКА T-INVARIANT
Екатерина Мишина
Окончила юридический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Кандидат юридических наук. Работала в Конституционном суде РФ, затем возглавляла правовое управление ОАО «Мостелеком». Участвовала в проектах «Законотворчество» и «Региональная журналистика» фонда «Открытая Россия». В качестве генерального менеджера и эксперта по правовым вопросам работала в двух проектах Фонда ИНДЕМ (Информатика для демократии). Участвовала в ряде проектов Всемирного банка, Фонда Форда, Европейского Союза и Агентства США по международному развитию (USAID). С 2005 по 2014 год преподавала в Высшей школе экономики сравнительное конституционное право и особенности судебных реформ на постсоветском пространстве. В 2012-2016 гг. была приглашённым профессором в Школе права и в Департаменте политических наук Мичиганского университета. Автор ряда экспертных заключений по конституционному праву, представленных в The Hague Court of Appeal, The United States District Court for the District of Columbia, The Singapore International Commercial Court, The High Court of Justice (Business and Property Courts of England & Wales, Commercial Court). С сентября 2020 года — профессор Free University/ Brīvā Universitāte.
Т-invariant: За столкновением Верховного суда США и администрации Трампа следит сейчас весь мир. Некоторые эксперты заявляют, что от него «будет зависеть судьба Трамповской революции, да, пожалуй, и судьба всей американской демократии в целом». Возможна ли здесь вообще полная победа с чьей-либо стороны? И каковы могут быть последствия этого решения от 27 июня?
Екатерина Мишина: 27 июня Верховный суд в идеологически проголосованном решении встал на сторону президентской администрации, требовавшей ограничить издание федеральными судами общенациональных судебных запретов. Верховный суд решил, что судьи в этих судах превысили свои полномочия, когда заблокировали исполнительный указ Трампа, прекращающий гражданство по праву рождения. Но ответа на ключевой вопрос, которого все ждали, Верховный суд не дал: решения о конституционности прекращения гражданства по праву рождения не последовало. В написанном судьёй Барретт мнении большинства ничего не сказано о том, нарушает ли исполнительный указ Трампа XIV поправку и Immigration and Nationality Act. Вместо этого мнение большинства сфокусировано на том, обладают ли федеральные суды правом издавать общенациональные судебные запреты. Суд отметил, что издание судом общенационального судебного запрета может быть оправдано только осуществлением основанных на праве справедливости полномочий, но Конгресс не наделил федеральные суды такими полномочиями.
Т-i: С первых дней работы администрации Трампа началось прямое вмешательство в деятельность Национальных институтов здравоохранения, университетов, а затем и научных фондов. В ответ академическое сообщество начало оспаривать решения правительства в судах. И реакция многих учёных была довольно оптимистична: «У нас абсолютно независимые суды, и, что бы Трамп ни сделал, мы ничего не боимся. У него ничего не получится». До какой степени вы теперь разделяете их оптимизм? На самом ли деле суды — та самая институция, которая защитит академическую систему в США?
ЕМ: Да, я разделяю веру в устойчивость институтов, в то, что система сдержек и противовесов будет работать. Хотя институты оказались в уникальной для себя позиции, когда их поставили в условия игры без правил. Это было сделано по мановению волшебной палочки, и нехорошая фея, которая это всё придумала, явно не слышала о таких вещах, как правовая культура, уважение к закону, уважение к судам и к судьям.
Это перчатка, брошенная в лицо судебной системе и людям, которые в ней работают. Идёт испытание на их профессиональную и человеческую прочность. Теперь каждый день американский судья открывает глаза и понимает, что могут происходить вещи, которые прежде были немыслимы. Разумеется, мы не можем рассчитывать, что сто процентов судей будут высказываться против деятельности администрации президента, что выигрывать дела будут люди, которые оспаривают деятельность администрации. Но всё равно, если мы сравним это с действиями крупнейших международных юридических фирм, которые прижали ушки, сложили лапки и согласились играть по правилам Трампа, то увидим, что реакция американских судей совсем иная.
Т-i: По поводу «немыслимых вещей». Как бы вы кратко охарактеризовали то, что происходит?
ЕМ: Разрушается обязательность исполнения судебных решений. Происходит посягательство на составную часть демократии и успешного функционирования принципа разделения властей. Мы оказались в ситуации, когда глава государства и глава исполнительной власти абсолютно уверен в том, что общеобязательным для исполнения являются его слова и его поручения, а вовсе не решения судов.
Т-i: Какие процессы лучше всего иллюстрируют ваши слова?
ЕМ: Прежде всего это ситуации с иммиграционными судами. Люди, обратившиеся за политическим убежищем, оказываются совершенно беззащитны. Такие дела рассматриваются не в пользу заявителя, и суды, не вдаваясь в детали происходящего в России, принимают решения о депортации заявителей, находящихся в зоне высокого риска. Показателен пример пермского активиста Леонида Мелёхина, пересекшего мексиканско-американскую границу c помощью приложения CBP-1 в августе 2024 года. Мелёхин проиграл суд, потому что не смог доказать, что возбуждённое в России уголовное дело по статье 205.2 УК РФ («публичное оправдание терроризма») и внесение в базу розыска и в перечень «экстремистов» — это политическая репрессия и высочайшая степень вероятности политически мотивированного уголовного преследования. Прискорбно, но иммиграционный суд США первой инстанции не увидел угрозу свободе или жизни Мелёхина и не признал «политический мотив».11 июня 2025 года апелляционный суд оставил решение без изменений, без проведения слушаний, поскольку также не увидел политики в его деле. Не увидел суд и нарушений, связанных с ограничением доступа к правовой помощи и юридическим ресурсам (включая интернет), дополнительным материалам дела и т.д. В результате Мелёхин был депортирован в Россию; сотрудники ФСБ задержали его, и 25 июля суд арестовал его по уголовному делу.
Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.
Т-i: Наша редакция получает информацию из разных американских университетов, где работают интернациональные коллективы. У научных сотрудников в лабораториях есть научные или учебные визы. Но администрации факультетов рекомендуют им всегда носить с собой паспорт с визой. А коллеги разрабатывают планы, как их спрятать в случае облав. И это происходит в стране, где вся академическая система заточена на отбор лучших специалистов со всего мира. И теперь эти специалисты не чувствуют себя в безопасности.
ЕМ: Здесь речь идёт о действиях иммиграционных властей без участия суда. Но такие сотрудники могут быть подвергнуты задержанию по сомнительным или неясным основаниям. И тогда могут произойти самые неприятные ситуации вплоть до того, что человеку будет грозить депортация. Увы, дело к этому уже идёт. Вокруг огромное количество пугающих примеров.
Ранее в T-invariant:
- Администрация Трампа системно подрывает биомедицинские исследования
- Евгений Шахнович: «Если Гарвард прогнётся, появится что-то вроде советского парткома»
- «Этот мост сожгли». Почему молодым учёным из России, Украины и Беларуси не нашлось места в США?
- Американский биолог Сергей Миркин: «Люди не верят, что сегодня такое происходит в США»
- Если планы DOGE реализуют, научному лидерству США придёт конец». Американский учёный — о реформе Маска в области здравоохранения
- Константин Сонин: «И Путин, и Трамп считают, что прав тот, кто сильнее»
- Не только DEI и DOE: как политика Трампа разрушает американскую науку
- Америка для американцев: почему учёные из разных стран перестают сотрудничать с университетами США
Т-i: Недавно я общалась с чешским физиком, который давно хотел получить Фулбрайтовскую стипендию для работы в NASA. И вот он её, наконец, получил. Но теперь сомневается, стоит ли туда ехать, потому что вести из-за океана приходят самые мрачные. Это не первый случай, когда учёные из других стран опасаются работать в США, мы уже писали об этом. Такая репутация сейчас формируется у США. Как реагируют на неё ваши коллеги-правоведы?
ЕМ: Среди правоведов и практикующих юристов есть те, кто активно поддерживает действующую администрацию, но есть также те, кто активно выступает против неё. Я недавно читала, что American Bar Association (американская ассоциация юристов, орган профессионального сообщества), подала в суд на действующую администрацию, потому что им не нравится, когда выкручивают руки. У меня это вызывает большое уважение. В это же самое время несколько огромных международных юридических монстров с готовностью сказали администрации Трампа: «Мы будем с вами дружить, мы будем работать, мы сделаем то, что вы от нас просите».
Т-i: Почему крупнейшие юридические фирмы пошли у власти на поводу? Потому что их основные доходы связаны с бизнес-сделками, которые, в свою очередь, сильно зависят от государственных регуляторов, и дружба с государством важнее, чем дух закона? Всё дело в деньгах, которые они получают от корпоративных сделок?
Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!
ЕМ: Они действительно посмотрели на ситуацию точно так же, как и действующий президент. Business first. Вот, что меня напугало. Они увидели, как развиваются события, и пришли к выводу, что придётся промолчать и продолжать рассматривать корпоративные дела за очень большие деньги. Не ссориться с администрацией, а, наоборот, оказывать ей услуги. И да, в итоге юридические фирмы полностью закрыли глаза на негативную составляющую того, что сейчас происходит в стране, полностью сосредоточившись на своих бизнес-интересах.
Т-i: А если бы они не пошли на сотрудничество с администрацией? Была бы тогда ситуация легче с точки зрения отстаивания правовых норм и отстаивания судебных решений?
ЕМ: Суды — это ветвь власти, а юридические фирмы — нет. В этом принципиальная разница. Поэтому взаимоотношения действующей администрации и юридических фирм происходят за пределами системы разделенных властей.
А вот отношения администрации президента и судей находятся внутри этой системы. И пугает, что мы увидели в ситуации с крупнейшими юридическими фирмами классический произвол начальника. Президент всем начальник: он глава государства, глава исполнительной власти, ему все подчиняются, но судьи подчиняются только законам и Конституции. На них возложена их ключевая задача — отправление правосудия. Это то, чем не занимаются юридические фирмы. Никто этим, кроме судов, не занимается.
Т-i: Возвращаясь к началу нашего разговора: вы разделяете оптимизм тех, кто считает, что судебная система в Америке всё-таки независима, и поэтому в США не случится того, что происходит в России и других странах с недемократическими режимами?
ЕМ: Пожалуй, да. Во-первых, в Америке судьёй гораздо сложнее стать, чем в России. Во-вторых, от судьи гораздо больше требуется в Америке, чем в России. И, в-третьих, у американского судьи нет начальника, кроме закона и Конституции. У него нет выкручивающих руки взаимоотношений с председателем суда и с вышестоящими судами. Председатель российского суда — это царь и бог, который руководит судьями и манипулирует ими. В Америке у председателя суда таких полномочий нет, его никто не боится, он администратор, а не вершитель судеб. Именно это и внушает надежду. В 2006 году, во время моей стажировки в Федеральном судебном центре в Вашингтоне, я беседовала с большим количеством судей. Я опросила 70 с лишним человек, и поняла, что имею дело с людьми, которые очень дорожат тем, что они сейчас смогут сделать для страны, для народа. В России подобные слова, возможно, встречали бы кривой ухмылкой, а здесь судьи искренне хотят сделать систему лучше. Они ощущают себя людьми, от которых многое зависит, и они стараются делать так, чтобы ожидания, возложенные на них, были оправданы. И не случайно мы наблюдаем огромное количество исков, которые направлены на лишение юридической силы актов исполнительной власти. Потому что есть много смелых судей, для которых важнейшим в их деятельности по-прежнему является торжество правовых принципов. Не удивительно, что администрация Трампа пыталась лишить полномочий некоторых таких судей.
Т-i: Вы имеете в виду нашумевший случай с судьёй округа Милуоки штата Висконсин Ханне Дуган, которой федеральные власти США выдвинули обвинение в воспрепятствовании правосудию и укрытии человека от ареста?
ЕМ: Да, Но это не единственный пример. Есть ещё важная история противостояния федерального судьи Берил Хоуэлл в округе Колумбия. Её хотели лишить полномочий, поскольку она пыталась остановить произвол там, где она его видела. Россиянам Хоуэлл известна прежде всего постановлением от 17 ноября 2023 года, когда Окружной суд США по округу Колумбия отказал Российской Федерации, требовавшей суверенного иммунитета в США. Теперь она пресекла попытку снять ее с дела знаменитой юридической фирмы и обвинила департамент юстиции в том, что нападки на нее — это часть масштабной кампании, направленной против судебной ветви власти. Не могу не отметить, что 25 июля 2025 года позицию судьи Хоуэлл, отклонившей требование Российской Федерации, поддержал Сингапурский Международный Коммерческий суд, который также отклонил требование России по вопросу суверенного иммунитета (оба дела рассматривались в ходе исполнительного производства по знаменитому делу акционеров ЮКОСа против РФ).
Т-i: Давайте подробнее остановимся на делах, связанных с иммигрантами и депортацией. Что здесь происходит?
ЕМ: Судьям, рассматривающим иммиграционные дела, поступили инструкции отложить на неопределённый срок рассмотрения иммиграционных дел, которые не являются безусловно проигрышными. То есть, если есть шанс оставить человека в стране, эти дела — не рассматривать. Я это знаю, в частности, и по тем делам, где я выступаю в качестве эксперта. Истцам говорят: рассмотрение вашего дела перенесено на 2028 год. Более того, теперь уже появилась юридическая возможность депортировать не в страну, из которой приехал иммигрант, а в третью страну. Например, дела из России, которые связаны только с войной, сразу ставят, что называется, на выход через депортацию. Считается, что, если Трамп, как он изначально обещал, прекратит войну с Украиной, тогда всех можно будет сразу же быстренько отправить домой. При этом пока нет ни правоприменительной практики, ни каких-то сопутствующих документов. А в случаях тех россиян, у кого прошение о политическом убежище связано не только с войной, но и с оппозиционной деятельностью, нельзя рассчитывать на быстрое окончание. Потому что даже если война закончится быстро, их оппозиционная деятельность как причина для возможного уголовного преследования всё равно останется, и с ними надо будет ещё повозиться. Поэтому их дела ставят на паузу. И никого не волнует, что с ними будет через несколько лет.
Т-i: Что в связи с этим вы можете сказать про дело Ксении Петровой? Её выпустили из-под ареста, но предъявили обвинение в ложных показаниях.
ЕМ: Я не видела документов и полагаюсь только на вторичные источники, но пока что могу сказать, что в этом деле неясна картина субъективной стороны правонарушения. Одно дело, если человек вообще не знал о том, что нужно что-то декларировать. Другое дело, если она это обсуждала, переписывалась по этому поводу. Если она осознавала проблему, то, увы, речь идет о несоблюдении установленных правил ввоза на территорию США.
Т-i: Но за многие вещи, которые нельзя ввозить в Соединенные Штаты, полагается штраф, а не тюрьма. Почему Ксению Петрову поместили на четыре месяца в СИЗО, лишили всех средств связи? Почему такая необычная строгость, учитывая то, что все учёные возят неопасные биоматериалы с собой, это общепринятая практика?
ЕМ: Возможно это эффект конкретного исполнителя. Или ей просто не повезло. Я сама прошла через подобное, когда летела на год стажироваться в Мичиганском университете. Меня пропустили, а мою 13-летнюю дочь, которая летела вместе со мной по визе В2, хотели отправить обратно домой в Россию. Сказали: у вашей дочери должна была быть виза F, чтобы она ходила в американскую государственную школу. А в школе, куда я её устраивала перед этим, мне ответили, что ничего не нужно. И это были три не самые лучшие часа моей жизни. Так и с бедной Ксенией могло произойти всё, что угодно. Её мог осматривать человек, негативно относящийся к приезжающим в США. В этой службе работают не самые симпатичные люди, это надо признать.
Т-i: Сейчас, когда в США суд — единственная сила, которая противостоит произволу исполнительной власти, мы понимаем, что у России такого инструмента и не было. Сейчас, глядя из будущего, становится понятно, что у России не было шансов отстоять демократию с теми судами, которые легли под Путина ещё в первые годы его президентства. А для вас это уже тогда было очевидно?
ЕМ: Ужас состоит в том, что все достижения и усилия первых десяти лет российской судебной реформы, концепция которой была принята в октябре 1991 года, были довольно быстро уничтожены Путиным. Именно в 1990-х была разработана и принята вся ключевая нормативная база. Были созданы нормальные арбитражные суды, Конституционный суд, восстановлен суд присяжных, создан институт частного нотариата. Я не говорю про Конституцию, где важнейшие вещи были урегулированы на уровне основного закона страны. И, что было в особенности важным с точки зрения самих судей, их жизнь стала лучше. Они работать стали свободнее. Денег стало больше. До реформы же никто не хотел даже идти в суды. Я сама заканчивала юрфак МГУ в 1987 году, и у нас никто не хотел работать в судах. Тогда это было малоперспективное, скучное, низкооплачиваемое и уж очень хлопотное место работы. В 1990-е все изменилось.
А потом наступает 2000-й год. И уже накануне Нового года в качестве подарка нам выдали исполняющего обязанности президента, который тут же нас сориентировал на то, что для него становится важным. Он сказал: «У нас будет диктатура закона», а получилась диктатура законов, которые по его указке приняли и по его же указке перед этим написали. Это путинский легализм. Вот простой пример. Уже в начале того же 2000 года исчезает думский комитет по судебно-правовой реформе. Это был ключевой комитет в созывах 1990-х годов. И дальше судебная реформа не просто остановилась — она пошла вспять. И в определённых аспектах превратилась в судебную контрреформу.
Причем об этом писали и зарубежные исследователи, и великие российские юристы: Тамара Морщакова, Анатолий Кононов. Они все говорили, что принцип судейской независимости регулярно попирается. А закончился этот процесс полным разгромом в виде конституционных поправок, которые вступили в силу в июле 2020 года. Перед этим Конституционный суд дал заключение по этим поправкам, где сказал, что все они соответствуют Конституции. В особенности, конечно же, те, которые уменьшили состав Конституционного суда, связали его по рукам и ногам, сделали его штамповальщиком решений, необходимых для российского президента и российской системы власти. Осознавать это невероятно больно. Но надо понимать, что такие вещи, которые творил Путин с Россией, с российской судебной системой и с российскими судьями, были возможны в стране, где такое существовало десятилетиями. Для России вне зависимости от формы правления и политического режима характерны традиция правового нигилизма, неуважение к суду, отсутствие доверия к суду. В этом смысле американский суд и американские судьи — другие. Общество в США доверяет судьям, верит в то, что суд — могущественная система, а не организация, обслуживающая исполнительную власть. И я очень надеюсь, что всё это должно помочь американским судьям устоять. Мы видим, как президент Путин уже несколько лет размахивает традиционными ценностями как красным флагом. А для Америки традиционные ценности — это правовая культура, уважение к суду и служение Конституции, а не обслуживание исполнительной власти.