Законны ли новые латвийские анкеты для россиян за 48 часов до въезда и отказы в шенгенских визах? Почему Еврокомиссия игнорирует нарушения на восточных границах, но финансирует агентство Frontex для массовых выдворений мигрантов в Средиземном море, где погибают десятки тысяч человек? Как ЕС умудряется избегать Европейской конвенции по правам человека, создавая зоны полного бесправия? В интервью T-invariant профессор Центрально-Европейского университета Димитрий Коченов рассказывает о «беззаконном праве ЕС» и объясняет, почему Евросоюз системно подрывает собственные ценности.
В конце 2024 года в Columbia Journal of European Law вышла совместная с исследователем Йельской школы права Сарой Ганти статья Димитрия Коченова EU Lawlessness Law («Беззаконное право ЕС»), в которой утверждается, что Евросоюз не только часто бессилен воплотить собственные нормы в жизнь, но и способствует созданию ситуации, в которой на границах ЕС не применяется никакое право вообще.
СПРАВКА T-INVARIANT
Димитрий Коченов
Родился в Горьком в 1979 году. Окончил Лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова по специальности «французский язык и культура», получил диплом юриста в Институте международных отношений ННГУ имени Н. И. Лобачевского, окончил магистратуру по сравнительному конституционному праву в Центрально-Европейском университете в Будапеште. В 2006—2019 годах — профессор Университета Гронингена (Нидерланды). Профессор правоведения Института демократии Центрально-Европейского университета и приглашенный профессор Университета ЛУИСС Гвидо Карли. Исследователь сравнительного гражданства и конституционализма с фокусом на верховенство права, федерализм ЕС и право внешних сношений ЕС. Автор книги «Гражданство» (MIT Press, 2019, Эксмо, 2020). Соавтор «Индекса качества гражданства мира» (Quality of Nationality Index, Bloomsbury, 2020). Руководитель Группы по исследованию правового государства. Основатель и ведущий исследователь Клиники верховенства права при Институте демократии, эксперты которой осуществляют вмешательство третьей стороны в Европейском суде по правам человека в Страсбурге, высвечивая проблемы с верховенством права в контексте нарушения прав человека.
T-invariant: Когда в России началась мобилизация, страны Балтии и Польша перестали впускать через внешние границы россиян с шенгенскими визами — независимо от страны выдачи. Вы критиковали это решение, указывая, что это существенно снизит желание и возможности россиян протестовать против войны. С 1 сентября 2025 года граждане третьих стран, которым не выдана виза или вид на жительство в Латвии, обязаны не менее чем за 48 часов до въезда сообщить о себе массу разнообразных сведений — как при подаче заявки на визу в посольстве. Как вы оцениваете эти новшества?
Дмитрий Коченов: С точки зрения европейского права и шенгенского визового кодекса, под этим решением латвийских властей нет правовой подоплеки. Вся суть шенгенской системы состоит в том, чтобы визы безусловно признавались всеми ее членами. Никаких анкет, контролей, подачи дополнительных сведений не предусматривается.
Гарант работы шенгенской системы — Европейская комиссия. В каком-то другом, идеальном мире мы могли бы, наверное, ожидать юридических шагов с ее стороны против Эстонии и Латвии. Или, например, в Чехии перестали принимать документы на натурализацию от граждан РФ. То есть по факту наличия определенного гражданства дискриминируют людей на уровне выдачи виз, пересечения границы, предоставления гражданства. Возводятся новые границы, которых фактически не должно быть. Европейская комиссия должна со всем этим что-то делать, но не делает.
T-i: Но реально ли сейчас исправить ситуацию в соответствии с законодательством? Как Еврокомиссия вообще реагирует на призывы общественности?
ДК: Здесь мы касаемся чего-то большего. По идее, Европейская комиссия изначально должна была играть роль юридического мотора интеграции, как про нее писали отцы-основатели ЕС. Если государства-члены не ведут себя в соответствии с нормами закона, комиссия может вмешаться вплоть до подачи иска в Европейский суд справедливости в Люксембурге. Она подает огромное число таких исков каждый год. Но их области и число сильно отличаются по сравнению с тем, что было 10—20 лет назад. Американские коллеги Дэн Келемен и Томмазо Павоне показали серьезное снижение, особенно в таких областях права, как миграция и ситуация на границах; таких ценностей Европейского союза, как недискриминация (не только по гражданству, но и по сексуальной принадлежности, например) и правового государства. Еврокомиссия не особо теперь жалует эти области права и, очевидно, не собирается раздражать государства-члены Евросоюза.
В нескольких своих последних статьях я ввожу концепцию, которую обозначаю как «неправовое (или беззаконное) право Европейского союза» (EU Lawlessness Law). Дело в том, что ЕС, вопреки прямому обязательству, содержащемуся в его основополагающих договорах, является одной из трех систем права в Европе наряду с Беларусью и Россией, напрямую не связанных обязательствами, налагаемыми Европейской конвенцией по правам человека.
Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!
Есть два мнения (opinion) Европейского суда в Люксембурге по этому поводу, в которых тот объясняет, что Евросоюз уже и сам по себе достаточно эти права уважает, и к тому же обладает очень сложно выстроенной федеративной системой, которая не позволит Страсбургскому суду вполне эффективно контролировать ее функционирование в соответствии с правами человека. Наиболее известное из них — Мнение С-№ 2/.13, высказанное в 2013 году. В нем применен точно такой же подход, какой был у Конституционного суда Российской Федерации, позволившего не выполнять решения Страсбургского суда, если они противоречат конституционным основам РФ.
В Евросоюзе эта логика позволяет в данный момент игнорировать обязательство, содержащееся в его собственной конституции, и не вступать в Совет Европы. Ответ на любые упреки дается в том духе, что все государства-члены и так уже ратифицировали конвенцию. И Италия, и Эстония, и Венгрия по отдельности обязаны ее соблюдать. Но проблема состоит в том, что поскольку Европейский союз основан на делегировании полномочий, все полномочия, которые были делегированы с национального уровня на наднациональный, таким образом, избегают прямой проверки на соответствие конвенции. Поэтому как раз и возникла идея, что Европейский союз как таковой должен тоже вступить в Совет Европы.
T-i: Если государство-член ЕС нарушает права человека в части, в которой его законодательство делегировано, оно может не отвечать за нарушения конвенции?
ДК: В идеале нет: доктрина здесь восходит ко времени югославских войн. Но на практике да — и вот почему. Если государство само внедряет европейское регулирование в свою собственную правовую систему с нарушениями прав человека, то оно будет отвечать, потому что появляются национальные нормы, которые противоречат конвенции. Но Европейский союз сам по себе тоже занимается активным нормотворчеством и является и европейским законодателем и правоприменителем во множестве важнейших сфер. Да и Европейский суд в Люксембурге тоже играет здесь важную роль. Таким образом, даже без участия государств-членов возможны ситуации нарушения Евросоюзом широкого набора прав, содержащихся в конвенции. И здесь возникает интересная ситуация, когда государства могут ссылаться на то, что определенная отрасль -– это больше не их компетенция, а у Европейского союза совсем другое понимание хорошей практики в сфере прав человека, применяемой на всем европейском правовом пространстве.
Самый ужасающий пример — это отнюдь не визы для россиян, а то, что происходит в Средиземном море. Все страны-члены обязаны спасать тонущих, никто не имеет права выдворять мигрантов с каким бы то ни было гражданством в те зоны, где им грозит опасность, где их могут мучить и убивать. И ЕСПЧ по этому поводу вынес множество решений. Это касается также и международных вод.
Начало подобной интерпретации конвенции было положено в 2012 году делом Хирси против Италии, в котором было сказано, что права, защищенные конвенцией, следует применять к любому человеку, поднятому из моря за пределами территориальных вод какой-либо из стран-участниц конвенции на корабль, который ходит под ее флагом. В результате в реальной ситуации итальянский капитан, выловивший мигрантов в Средиземном море и привезший их в Ливию, нарушает и европейскую конвенцию, и итальянскую конституцию, и итальянское уголовное право и, скорее всего, проведет несколько лет в тюрьме. Это пример отнюдь не гипотетический: в итальянских тюрьмах сидят такие капитаны.
А Европейский союз основал европейское агентство Frontex, которое только тем и занимается, что организует массовые выдворения на море, нарушая уголовное право всех стран-членов, имеющих к нему выход, всю практику ЕСПЧ и положения конвенции.
Естественно, этого недостаточно, поэтому комиссия нанимает ливийских, тунисских, мавританских и прочих боевиков, прокси, подобных вагнеровцам в России, вооружает их, снабжает военными катерами и данными геолокации с дронов и самолетов Frontex для того, чтобы страны-члены ЕС формально не нарушали права человека. На это тратятся миллиарды евро из европейского бюджета, наполняющегося взносами этих самых стран. Есть у тебя виза и паспорт или нет, тебя все равно утопят или передадут ливийским пиратам на службе Евросоюза, дабы те наполняли пыточные, тюрьмы и концлагеря, построенные на европейские деньги.
Еврокомиссия может начать дело против Эстонии, потому что та, условно, не ставит визу в паспорт россиянам на неправовых основаниях, но дает миллиарды в год агентству, которое существует в значительной степени для реализации политики, принципиально и абсолютно противоречащей европейским стандартам прав человека.
В Средиземном море за последние восемь лет, только по подтвержденным данным, утонули более 30 тысяч человек. Сотни тысяч были похищены. Это случилось потому, что Европейский союз никого не спасает, а платит наемникам за перехват лодок вне зависимости от того, был ли подан сигнал SOS. И, естественно, сами эти пираты никогда ничего не патрулируют. Перехват начинается, как только с дрона, оперируемого европейской компанией, сигнал приходит во Frontex, а агентство делится им с прокси.
Вся эта убийственная машина, не позволяющая правам человека существовать в регионе даже на бумаге, зависит только от правовой аномалии, позволяющей Еврокомиссии и другим институциям ЕС делать самим или делегировать своим прокси то, что напрямую запрещено Конвенцией и национальным правом. Так что, когда мы ожидаем от Комиссии защиты европейского права на польско-белорусской или эстонско-российской границе, то в контексте созданной ею же концепции абсолютного бесправия для определенных категорий людей мы, возможно, слишком многого ждем. Работы Александры Анците-Епифановой проливают свет на то, как это организовано на восточных границах ЕС.
Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.
T-i: У нас есть пример Польши, Литвы и Латвии, которые легализовали в своем собственном законодательстве выдворение и жестокость по отношению к мигрантам на «зеленой границе» вопреки международным обязательствам и нарушают конвенцию на своей территории.
ДК: Польша, Литва и Латвия не могут это сделать легально, потому что европейское право все равно обладает верховенством в сфере собственной компетенции на территории всех государств-членов. Само существование этих законов и их применение на практике всего лишь говорит о том, что в этих странах нет нормально функционирующей юридической системы, где судьи могли бы давать всю силу европейскому праву, как требуют того договоры. Европейские нормы, которые входят в противоречие с национальными законами и обладают прямым действием, — а на границе их предостаточно — берут верх над национальным законодательством.
Судья в самом захолустном суде в Бяловеже или Хайнувке просто обязан автоматически вынести решение, которое гарантировало бы неприменение польского законодательства, что бы там ни было написано, в той части, в которой оно противоречит европейскому праву. Основной его постулат (идет ли речь о визах или праве искать убежище) гласит: любой случай должен рассматриваться индивидуально. И если кто-то строит на границе забор или выталкивает людей в лес и пытает их, или выделяет деньги для найма пиратов и преступников для работы в концлагере за пределами европейской территории, тот в равной степени его систематически нарушает.
А Европейский суд по правам человека в Страсбурге — еще один уровень защиты, практику которого обязаны учитывать все польские, литовские и латвийские судьи. Он не делает секрета из того, что пушбэки — нарушение конвенции. В этом и заключается разница между восточной границей Евросоюза и Средиземноморьем, где преступления совершают часто под чужим флагом, намеренно затрудняя правовую квалификацию, как мы объясняем с доктором Ганти. В Восточной Европе таких юридических изысков на границах нет — налицо банальное беззаконие и бездействие судов. В Польше оно осложняется еще и тем, что большая часть судей была назначена с нарушениями все той же конвенции вкупе с правом ЕС.
Весь контекст второй статьи договора о Европейском союзе, где речь идет о ценностях, подразумевает, что все государства-члены. с одной стороны, а ЕС с другой — работают во имя демократии, верховенства права, защиты прав человека. А в Польше «Право и справедливость» в эпоху своего правления «угнало» Национальный совет, который назначал судей с откровенным нарушением конституции, без соблюдения базовых норм независимости и юридической обоснованности. И тысячи судей на данный момент — так называемые неосудьи, ряженые, включая так называемого председателя Верховного суда. Многие из них поименно названы Страсбургским судом самозванцами. То есть обычный человек, видя перед собой кого-то в мантии под польским гербом, не может быть уверен, что это настоящий судья, а принятые им решения имеют юридическую силу.
T-i: В мае лидеры девяти европейских государств по инициативе Дании и Италии подписали открытое письмо с призывом пересмотреть трактовку Европейской конвенции по правам человека в сфере миграции. Польша, Латвия и Эстония выступили в их числе, чтобы ограничить полномочия ЕСПЧ в части, касающейся пушбэков. В Европейском суде уже идут разбирательства против Латвии, Литвы и Польши в связи с нарушениями запрета на коллективные выдворения, пытки, произвольные задержания, отказе в доступе к правосудию, совершенных после начала миграционного кризиса весной-летом 2021 года. Как вы считаете, подписанты смогут чего-то этим добиться?
ДК: Это абсолютно популистский и, с точки зрения правового государства, очень странный ход. Он логичен разве что с точки зрения советского права, когда Верховный совет трактовал законы. Вся сущность ЕСПЧ в его независимости от государств-членов Совета Европы. Если они просят суд не обращать внимания на беззаконие, которое они учиняют, чтобы официально соответствовать стандартам конвенции, весь смысл его существования ускользает. Практика суда кристально ясна: есть многочисленные решения против Греции, Италии, других южных стран Евросоюза.
Если нельзя оттолкнуть лодку в море, стараясь лишить людей права на убежище, то вполне очевидно, что Латвия не должна никого бросать или, хуже, избивать в 20-градусный мороз в лесу. С помощью этой инициативы правительства стараются добиться одного: развязать руки своим пограничникам, полицейским и военным, чтобы им было легче мучить и убивать людей. Я не представляю себе откровенных и осмысленных аргументов в пользу пыток, убийств и произвола.
T-i: Мы с вами все время говорим о правах человека как сфере, которая подвергается максимальному давлению во всем мире.
ДК: Мне кажется, сама идея правового государства подвергается еще большему давлению. Идея о том, что необходимы сдержки и противовесы, что вся власть в государстве и юридической системе не должна быть сконцентрирована в одних руках — классический подход, детально проработанный Брайаном Таманаха, Джанлуиджи Паломбеллой, Мартином Кригером и многими другими ведущими теоретиками. В Европейском союзе на данный момент госпожа фон дер Ляйен обладает намного большими фактическими полномочиями, нежели любой другой председатель Европейской комиссии до нее. Или посмотрите на Трампа в Америке, на цели, которых стараются достичь государства-члены ЕС в разных отраслях. А если нет правового государства, то нет прав человека.
T-i: Чувствуете ли вы давление в своей дисциплине как исследователь?
ДК: Я работаю в Центрально-Европейском университете, который вынужден был перебазироваться из Венгрии в Австрию как раз из-за прямого давления национального правительства. В Будапеште остались архив, библиотека и один исследовательский институт, который не занимается преподаванием. Я прикреплен к этому институту. А он, в свою очередь, теперь является подразделением австрийского университета. Все перерегистрировано. Ведущему частному университету, аккредитованному в США, который просуществовал в Венгрии почти 30 лет, пришлось буквально спасаться бегством в соседнее государство. Когда был основан Европейский союз, никто не предполагал, что такое будет возможно. Мы слышали историю New School of Social Research в Нью-Йорке («университета в изгнании», трудоустроившего ученых, преследуемых в Европе нацистской Германией. — T-invariant). Но что не нужно пересекать океан, а достаточно просто сесть на поезд, который идет 2 часа 20 минут от Будапешта до Вены, и климат, в котором действуют институты высшего образования, настолько разнится — это, конечно, дикость.
Европейская комиссия выиграла дело в Суде справедливости в Люксембурге против Венгрии об атаке на Центрально-Европейский университет. Но дело было организовано с целью победить в суде, а не спасти сам университет. Ускоренный процесс не запросили, и к моменту вынесения решения ЦЕУ уже больше года учил студентов в Вене. И Орбан, естественно, не изменил своей позиции: правительство сильно заинтересовано в разрушении высшего образования и любого инакомыслия. Разрушению подверглась и местная Академия наук, знаменитое и уважаемое в прошлом учреждение,и абсолютное большинство национальных университетов. Для ЦЕУ, несколько программ которого находятся в первых десятках мировых рейтингов, возвращение в Венгрию невозможно. Но это, конечно, экстремальный случай.
T-i: Да, Венгрия считается «больным человеком Европы» в плане верховенства права, и против нее все же было выиграно не одно дело в Европейском суде. В том числе ее оштрафовали за несоблюдение миграционных правил ЕС.
ДК: В этом и состоит парадокс борьбы за права человека в Евросоюзе. В одной работе, которую я написал с двумя коллегами из Принстона и ЦЕУ, я назвал это losing by winning: поражение через победы. Еврокомиссия старается побеждать в суде, но ей абсолютно безразлично, какой результат эта победа принесет на практике и принесет ли вообще. В большинстве случаев она никак не влияет на жизнь обычных людей. И судьба Центрально-Европейского университета — ярчайшая тому иллюстрация. Я сейчас нахожусь в огромном кампусе, который был построен для нескольких тысяч студентов, и у нас здесь около семи профессоров осталось официально, хотя большинство моих коллег все равно большую часть времени проводят в Вене, потому что там студенты. И получается, что это фактическое поражение Евросоюза: все наши аудитории пусты. Но если вы прочтете пресс-релиз Еврокомиссии, которая выиграла дело, то там все проблемы разрешены.
То же касается и всех попыток приостановить европейское финансирование Венгрии. С одной стороны, Евросоюз его ограничивает, с другой — при любом важном голосовании в Европейском совете венгерскому премьер-министру стоит «выйти в туалет», и сразу миллиарды текут на счета местного правительства. То есть, Европейский союз активно финансирует те режимы, которые успешно выступают против его основополагающих ценностей.
T-i: Вы чувствуете давление в выборе тем исследований? Например, из-за того, что какие-то темы финансируются, а какие-то нет?
ДК: Я — нет. Но могу себе представить, что многие коллеги сменили темы исследований. И дело не в финансировании. В праве нам особо не нужны никакие гранты. Я могу закрыться в нашей семиэтажной библиотеке, провести там год и написать книгу, за которую мне не будет стыдно. Для этого мне нужно только, чтобы работал чайник на кухне. Если кто-то дает мне миллион или два, я могу нанять блестящих молодых исследователей, ездить с ними на конференции, чтобы обсуждать нашу работу с коллегами — но на сущности моей книги это никак не отразится. Правда, это пока существуют независимые университеты, пока нет безумного администратора, пытающегося навязать исследователям, что и где писать, дабы получать зарплату.
В других отраслях социальных наук ситуация, конечно, иная: там нужны и деньги, и независимость. В Венгрии людей увольняют из государственных университетов даже за то, что они по поводу каких-то событий дают комментарии, которые не нравятся правительству. Например, уволили профессора, что-то сказавшего про Марш гордости, который у нас состоялся вопреки запрету властей в июне. Закрывают курсы по гендерным исследованиям. И я думаю, что в других частях Евросоюза, особенно в государственных вузах, тоже есть давление на академию.
Я проработал двадцать лет в одном из ведущих нидерландских «имперских» университетов и что такое настоящая свобода исследований, понял только в ЦЕУ — частной школе. Мой декан в Нидерландах звонил мне по ночам с требованиями не разговаривать с Financial Times, если я собираюсь «неуважительно» отозваться о еврокомиссарах или не писать «критически» о гражданстве. Впрочем, я не уважаю этого человека, и мне ни на секунду не пришло в голову принять его советы всерьез.
T-i: Какова сейчас в Европе корреляция между юридической практикой, законотворчеством и правоведением? Не увеличивается ли разрыв между ними в связи с ростом популизма и концентрацией власти?
ДК: Это очень зависит от страны. В некоторых странах большинство профессоров являются практикующими адвокатами. В Европейском союзе есть традиция постоянного диалога между судами, практикующими юристами и профессорами. Если я критикую или, наоборот, хвалю какое-то решение Суда справедливости, то я почти уверен, что его авторы примут мое мнение к сведению. Во всех высших судах есть свои библиотеки, в которых обобщены критические отзывы об их работе. Генеральные адвокаты в суде в Люксембурге часто цитируют академические работы. Множество моих работ, как и работ моих друзей и коллег, были процитированы высшим судом на нашем континенте. Поэтому и имеет смысл критиковать: юридическая практика только в выигрыше от этого. Профессора пишут и экспертные мнения для правительств, судов и международных организаций — от этих документов порой многое зависит.
Конечно, можно заниматься и радикальной юридической политикой. У нас есть замечательный коллега Омер Шатц (он сейчас преподает в Science Po в Париже), который послал официальное уведомление прокурору Международного уголовного суда по поводу действий госпожи фон дер Ляйен и высокопоставленных должностных лиц ЕС и государств-членов, вошедших в сговор с целью убить 30 тысяч человек.
Но никто ничего не спешит расследовать, поэтому теперь он решил назвать 122 возможных подозреваемых — всех тех, кто не только убивал или нанимал и содержал убийц и пиратов на деньги европейского бюджета, но и организовал систему бесправного права ЕС на наших границах. Кстати, первое название его йельской диссертации было «Эйхман в Брюсселе». Конечно, такую диссертацию трудно было бы защитить в какой-нибудь европейской школе права.
Я не стал бы ничего писать о бесправии европейского права, если бы не знал, что это может открыть глаза тем, кто над этим не задумывался. Это что-то новое, это то, о чем точно не думали отцы-основатели ЕС, это нужно обсуждать. И рано или поздно, когда общее понимание недопустимости этого явления достигнет определенного уровня, судам, да и нашим законодателям, не останется ничего другого, как изменить эту ситуацию. Ну и, естественно, я, как и Омер Шатц, надеюсь, что все, кто организовал все это, понесут ответственность за свои преступления.