Ольга Зиновьева, вдова Александра Зиновьева, призвала уничтожить Институт философии РАН. Не первый раз. Но сегодня ее призыв звучит особенно громко и может привести если не к закрытию Института, то к серьезным изменениям в его работе. T-invariant поговорил о будущем Института философии с Николаем Плотниковым, профессором Рурского университета в Бохуме, Борисом Межуевым, доцентом философского факультета МГУ, и двумя философами, которые дали комментарии на условиях анонимности.
15 января 2024 года в ТАСС прошла пресс-конференция на тему: «Суверенитет российской философии. Западники против славянофилов в Институте философии РАН». В ней, в частности, приняли участие: президент Биографического института Александра Зиновьева, председатель Зиновьевского клуба Ольга Зиновьева и бывший- ведущий научный сотрудник Института философии РАН (2016-2023) Анатолий Черняев.
Ольга Зиновьева, вдова философа и диссидента Александра Зиновьева говорила жестко даже по нынешним временам, назвала Институт философии «страшным гнойником — прибежищем негодяев и предателей» и потребовала проверить на лояльность всех сотрудников с помощью детектора лжи. Другие участники пресс-конференции ее поддержали. Однако важно не только, что было сказано, а еще и где. Место проведения — пресс-центр ТАСС — задолго до войны стал площадкой, аффилированной с позицией власти. Именно поэтому маргинальная риторика, прозвучавшая в таком знаковом месте, показалась многим российским философам и экспертам началом серьезной кампании против Института философии РАН.
Призывы к разгрому Института философии начались еще до пресс-конференции и были связаны с увольнением 21 декабря 2023 года Анатолия Черняева. 22 декабря 2021 года приказом Министерства науки и высшего образования Черняев был назначен ВРИО директора Института философии РАН, 28 декабря решение было отменено, но сотрудником института он оставался до последнего времени.
В декабре 2023 года Александр Дугин писал: «Если мы не покончим с ИФ РАН сейчас, ИФ РАН покончит с нами завтра». Каким образом ИФ РАН может с кем-то «покончить», Дугин не уточняет. Его поддержали публицист Алексей Чадаев и заведующий кафедрой философии института культуры Владимир Варава, который призвал к созданию нового института философии, «поскольку в Институте философии не философы, а исключительно работники философии, обрабатывающие западную философию…» (Четырежды повторенный корень «философ» в одном коротком предложении, будем считать запальчивостью автора).
Ольга Зиновьева по образованию философ. Как сообщается в ее биографии на сайте Зиновьев.info, Ольга Зиновьева защитила диплом в 1972 году на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова. (Тема диплома «Проблема человека: от Паскаля до Руссо», научный руководитель — профессор Геннадий Майоров). Но сегодня главное, чем она занимается, — это наследие и память Александра Зиновьева. Во многом именно ее усилия привели к тому, что «Президент РФ Владимир Путин подписал указ о праздновании в 2022 году в России столетия со дня рождения философа Александра Зиновьева». (ТАСС 21 октября 2021 года) Празднования растянулись на целых два года. Пресс-конференция, посвященная итогам, состоялась 20 декабря 2023 года в пресс-центре ТАСС и особого внимания не привлекла (по состоянию на 1 февраля 2024 на Youtube 677 просмотров).
Причина того, что празднования столетия Александра Зиновьева прошли довольно скромно, ясна: 24 февраля 2022 года началось широкомасштабное вторжение РФ в Украину и властям стало не до философа. Ольгу Зиновьеву такое положение дел, вероятно, не удовлетворило, и на пресс-конференции 15 января на той же площадке, что 20 декабря, она обвинила Институт философии РАН во всех смертных грехах и предложила проверить всех сотрудников института на детекторе лжи
На что ВРИО директора Института философии РАН Абдусалам Гусейнов среагировал с юмором: «Это очень хорошее предложение. Надо, действительно, такой детектор создать и пропустить все население. Ну, или во всяком случае всех философов».
А что думают об этом коллеги Гусейнова в России и вне России? T-invariant обратился к философам с просьбой прокомментировать сложившуюся вокруг ИФ РАН ситуацию.
Комментарии Николая Плотникова, профессора культурной и интеллектуальной истории России Рурского университета (Бохум)
Николай Плотников. Ruhr-Universität Bochum (RUB)
Плотников — редактор книги эссе «Перед лицом катастрофы», о которой весьма неодобрительно отозвались Зиновьева и участники пресс-конференции 15 января. Депутат Госдумы Андрей Луговой написал обращение в Генпрокуратуру, в котором попросил проверить сборник «Перед лицом катастрофы» «на дискредитацию армии». Санкции последовали: Роскомнадзор в числе прочего, заблокировал страницу с рецензией на книгу на сайте T-invariant.
Николай Плотников согласился ответить на вопросы корреспондента T-invariant
T-i: Как вы думаете, чем закончится для ИФ РАН эта атака?
Николай Плотников: Это достаточно неблагодарное занятие — гадать и выстраивать какие-то сценарии. То есть сценарий, который реализуется, как раз очень прост. Существует одна или несколько идеологических групп, которые пытаются захватить административный контроль над академическим институтом философии, над ИФ РАНом, и причем делают это уже не в первый раз. В 21 году были попытки, потом они продолжились уже в 22 году. И сейчас мы имеем дело с третьей или даже четвертой попыткой такой атаки на институт, которая связана с очевидной стратегией оккупации академических структур такими идеологическими группами, как дугинцы, «Царьград», Зиновьевский клуб и еще небольшие группы маргинальных z-философов дилетантов, вроде адептов секты «Великого исправления имен». Эта их активность является отчасти реакцией на укрепление академических структур, на их внутреннее обновление, которое стало происходить в последнее время, на процессы интернационализации философских исследований. Это внутреннее обновление укрепляло научный и общественный авторитет этих академических структур. Конечно, процесс институциональных трансформаций был далек от завершения, но он происходил и становился все более заметен. А представители идеологических групп оттеснялись этим процессом во все большую маргинальность, они обнаруживали полную свою несостоятельность перед лицом профессионализирующихся философских исследований, в том числе и в области истории философии в России. В этой ситуации ими была избрана тактика торпедирования этого процесса научного развития, а вместе с тем, идеологической кампании, целью которой стал захват административных позиций, чтобы с их помощью выстраивать под себя всю грантовую политику.
Об этом сами субъекты этой идеологической кампании говорят без всякого стеснения. На пресс-конференции 15 января главный месседж свелся к тому, что нужно получить президентский грант. Этот грант следует выделить Зиновьевскому клубу на очередное увековечение наследия А. Зиновьева, значение которого раздуто уже до такой степени, что затмевает фигуры Аристотеля или Канта, не говоря уже о Витгенштейне. Собственно, цель и заключается в том, чтобы заткнуть всех, кто задает разные неудобные вопросы о том, а заслуживает ли творчество яркого публициста, но вполне заурядного философа А. Зиновьева того, чтобы быть превращенным в национальную святыню, именем которой клянутся пионеры? А под шумок этой идеологической кампании может быть за государственный счет и удастся реализовать личный проект вдовы по маркетизации наследия ее покойного мужа.
Идеологическое оформление этого проекта увековечения сугубо вторично. Сейчас он прикрывается некой риторикой, которая встраивается в общую политическую линию антизападничества, хотя Зиновьев именно благодаря своему пребыванию на Западе (став политическим эмигрантом) и приобрел известность советского инакомыслящего и был удостоен западных премий за свои яркие антикоммунистические памфлеты. Но сейчас об этом предпочитают не вспоминать, чтобы на волне антизападной риторики захватить доступ к ресурсам. Никаких других оснований я здесь не вижу. Это типичный рейдерский захват.
Вопрос в том, удастся ли им все это, включая доступ к административному контролю над институтом? Вполне возможно. Институции слишком слабы и неавтономны, чтобы сопротивляться внешнему вторжению, когда оно задействует идеологические и медийные ресурсы государства. Поэтому, конечно, прогноз печальный.
T-i: Возможно, это была для них не просто риторика. Можно предположить, что они все это утверждают искренне?
НП: Ну что значит искренне? Я не понимаю эту постановку вопроса. Есть люди в этой группе, которые действуют из обиды, из мести или жажды наживы. И это все, конечно, очень искренние чувства. И возмущение, в которое они себя вгоняют на пресс-конференции, обличая академических философов, наверное, тоже искреннее. Вряд ли в этом приходится сомневаться. Но то, что они при этом используют советскую — по существу ждановскую — риторику, вряд ли можно отнести на счет их искренности. Это просто неумелая попытка идеологической речи, которая все время срывается на истерический визг.
T-i: После выступлений Зиновьевой создается впечатление, что сейчас вернулись 1930-40-е и идет поиск врагов народа. Это так?
НП: В произносимую ими идеологическую речь исторически и семантически зашит шлейф реакций на нее, который знаком каждому человеку, родившемуся в СССР. Наверное, только совсем молодое поколение слушает с изумлением этот поток озлобленно-обиженного сознания и не понимает его месседж. Но эта речь вовсе и не обращается к людям, к обществу, с тем, чтобы к чему-то призвать и что-то объяснить. Она обращается лишь к власти, как своего рода панегирик, адресующий ей свои вполне меркантильные пожелания.
Но надо сказать, со стороны власти тоже существует некий запрос на форму идеологической речи, в которой могла бы быть артикулирована картина всемирного заговора, с помощью которой власть стремится управлять обществом. Т.е. власть тоже стремится к кристаллизации дискурса, который бы убедительно и долгосрочно оправдывал бы властную стратегию, связанную с ведением войны, с изоляцией от мировой экономики, от интернациональной науки и образования и от глобального культурного обмена. Власть ищет какие-то дискурсивные рамки. И мы видим, что эти дискурсивные рамки все время сдвигаются в сторону самой оголтелой пропаганды так называемых «традиционных ценностей». Хотя, в общем-то, сам дискурс этих ценностей при этом, конечно, нетрадиционный. Это отдельная тема, об этом стоило бы специально поговорить. Потому что ценности не могут быть традиционными. Это просто противоречие в определении. Существуют либо традиции, либо ценности. А традиционные ценности — это такое деревянное железо, с точки зрения логики, если под ценностями понимать некие субъективные предпочтения.
Будет ли эта рамка найдена в области тех дискурсивных шумов, которые производит Зиновьевский клуб, или Дугин, или «Царьград», или победит какая-то более радикальная изоляционистская позиция — трудно предугадать. Рамка эта ситуативна и будет нащупываться методом проб и ошибок, как в свое время Сталин боролся — сначала с левым уклоном, потом с правым уклоном, потом на два фронта и так далее… Нужно было найти какой-то стабилизирующий дискурс, который в итоге был найден в философии диамата или марксизма-ленинизма-сталинизма, которую проповедовали Митин, Юдин и другие руководители Института философии в 30-е годы. Наверное, можно сказать, что по идеологической функции философия Митина и философия зиновьевского клуба — весьма схожие явления.
В самом Институте философии, насколько я могу судить, высказались даже с некоторой иронией по поводу этой пресс-конференции ТАСС и ее четырех персонажей. И в самом деле, такое впечатление, что мы видим, как будто вдруг ожили персонажи сатирических романов Зиновьева и стали производить типичный для них бессвязный идеологический новояз.
T-i: Кажется, изданный вами сборник «Перед лицом катастрофы» сыграл во всем этом определенную роль…
НП: Упыри всегда боятся яркого света. Поэтому их начинает корежить от прямого и рационального высказывания. Интересно, что никакой содержательной критики в адрес сборника из этой идеологической среды услышать не удалось, только ругань и требования запретить. К предметному разговору никто из нынешних радетелей самобытности оказался не готов. Но можно сказать, что сборник самим своим появлением выполнил важную функцию публичного эксперимента, тем, что показал, с одной стороны, полную интеллектуальную несостоятельность партии войны. А с другой — продемонстрировал огромную солидарность с авторами сборника, которая хотя и не может сейчас проявить себя публично, но, тем не менее, достаточно ясно показывает очень высокую степень неприятия изоляционистского дискурса, который сейчас навязывается обществу в России.
Доцент философского факультета МГУ Борис Межуев прокомментировал T-invariant пресс-конференцию 15 января и ситуацию вокруг ИФ РАН
Борис Межуев. БИЗНЕС Online
Борис Межуев: Мы наблюдаем конфликт не философский, а чисто аппаратный. В 2021 году, когда произошел рейдерский захват, благодаря возмущению философского сообщества, которое практически полностью выступило против назначения Черняева директором ИФ РАН, институт был спасен и возвращен под руководство Абдусаламу Абдулкеримовичу Гусейнову, который был его директором с 2006 по 2015 год. Попытка захвата института, оскорбительные для его руководства статьи, в первую очередь, на сайтах «Царьграда» и «Зиновьевского клуба» были блокированы, по-видимому, людьми из администрации президента, возможно, из правительства. Часть политической элиты посчитала, что российскому государству не следует ссориться с определенным цехом научного знания, потому что эта ссора была не с отдельными людьми в институте, — оскорбили целую область знания, во всяком случае его академическое представительство. В 2021 году сообщество философов проявило корпоративную солидарность. ИФ РАН поддержали и несколько видных политиков, включая Жириновского. В том числе ИФ РАН поддержал также и.о. декана философского факультета МГУ Алексей Павлович Козырев, человек довольно консервативный. Уже тогда было понятно, что, если произойдет смена руководства и к управлению придут примерно те люди, которых мы видели на пресс-конференции в ТАСС, значительная часть специалистов со степенями в философии вынуждена будет перейти в другую сферу знания или покинуть Россию. С тех пор ситуация поменялась. Сейчас, в первую очередь, стоит вопрос об аппаратной силе тех людей, которые тогда спасли институт.
T-i: То есть то, что мы сейчас наблюдаем — это не плановая регулярная пиар-кампания Дугина, а ход ва-банк, который может иметь для ИФ РАН реальные последствия?
БМ: Я думаю, что все решится в ближайшие недели.
T-i: Вы считаете, что в 2021 году до погрома ИФ РАН дело не дошло, потому что не было радикальных настроений в администрации президента. А что сейчас? Каков может быть исход?
БМ: Очевидно, что грядет новая каденция президента Путина. Вероятно, появятся новые люди в администрации, в правительстве. Будет ли среди них человек, который сделает ставку на Малофеева, или придут люди, которые посчитают, что с интеллектуальным классом не нужно совсем ссориться, его нужно интегрировать, а не просто сапогом мять, мне неизвестно.
T-i: Если сейчас позиция Дугина возьмет верх, это будет означать перелом в политике и смену элит?
БМ: В тактическом плане, может, что-то и изменится. В стратегическом я не стал бы радикализировать эту ситуацию. Скорее всего, произойдет слияние структур. Скажут, что, институт — уникальное явление, ничего подобного в мировой практике нет. Так же было в свое время с Институтом международного рабочего движения (ИМРД АН СССР). Он был по символической значимости не менее важен, чем Институт философии. ИМРД, который тогда уже назывался ИСПРАН, слили с другими учреждением — с Институтом социологии. Здание уничтожили. Так может произойти и с ИФ РАН.
T-i: Есть ли шанс и сейчас отстоять институт?
БМ: У института сильное лобби: Андрей Вадимович Смирнов, президент РФО — вполне лояльный неоппозиционный человек, у него большой вес в Академии наук и сильное влияние в философском сообществе. Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов тоже очень влиятелен в академической среде. Они могут, несмотря на вал обвинений, отстоять институционально ИФ РАН. Проблема заключается в том, что помимо чисто аппаратных реакций нужны и публичные, необходимость которых, к сожалению, люди, мыслящие чисто аппаратно, не осознают. Они не чувствуют, что на вал идеологических обвинений сейчас надо отвечать. Нужно искать концептуальные формы защиты от дугинизма как от идеологии, искать от этой философии противоядие. Я считаю, что, даже если аппаратно представители Института философии отобьют его от этой компании, это не будет решением проблем. Бюджетная единица окажется в их руках, а духовно все равно победят дугинцы. Поскольку никто из института: ни Гусейнов, ни Смирнов — им не возражает, не дает серьезного, убедительного ответа.
T-i: Теоретически, возможно ли развитие российской философской школы в отрыве от Европы?
БМ: Естественно, философия не может существовать в духовной изоляции, потому что культура существует только в коммуникации. Бахтин нам доказал, что культуры существуют на границе, в том числе на границе цивилизаций. Но, к сожалению, мягкого перехода на разумные формы культурного взаимодействия России с Европой не произошло. А без диалога, в том числе с Европой, культурного развития у нас не будет, потому что Россия всегда развивается через культурные импульсы, пришедшие от Европы. Все наши литературные и художественные стили идут от Запада. Это нормально. Такова природа нашей культуры: псевдоморфоз, мы вносим в заимствованные стили свое содержание, в том числе сопротивляясь влиянию. Поэтому никакой философии, самобытной и посконно-домотканной в России быть не может. Она все равно будет находиться в диалоге с западной, также и восточной, конечно, но западной в первую очередь. Но построить такую псевдоморфозную форму философии, как это сделал марксизм в свое время или русское гегельянство, а потом русское шеллингианство, культурно преобразить западное влияние в собственное национально-культурное развитие, к сожалению, наши постсоветские философы пока не смогли. Может быть, смогут в будущем
T-i: Что же, по-вашему, нужно было делать?
БМ: ИФ РАН к этому относился предельно беспечно. Нельзя было игнорировать Дугина. С ним нужно было спорить.
T-i: Как вы себе это представляете?
БМ: Очень легко. Как историки с Фоменко боролись. Они его вытеснили с поля. Хотя была претензия на то, чтобы назвать Фоменко главным историком, совершившим революцию в науке. Но стали чуть не ежегодно появляться сборники «Историки против Фоменко», и дело было сделано. Вот так же философы должны были бороться с Дугиным. Что тут сложного? Выходит сборник «Дугин и Хайдеггер», в котором говорится о том, что интерпретация Дугиным Хайдеггера неверна с точки зрения аутентичного понимания Хайдеггера, потом сборник «Дугин и традиция», «Дугин и русская философия», наконец «Политическая критика Дугина». И постепенно серьезные люди перестали бы интересоваться Дугиным, появилось бы большое число независимо мыслящих людей, которые бы знали, какими аргументами спорить с поклонниками Дугина. Но философы предпочитали вариться в своем окружении, в котором, разумеется, никому не нужно ничего доказывать, и оттого дугинизм спокойно рос на философской грядке, как неполотый чертополох.
T-i: Вы считаете, что фактически философия Дугина — псевдонаука, и с этой позиции нужно было ее обсуждать?
БМ: Только этим и нужно было заниматься! Провести несколько серьезных разборов всех его книг. Во-первых, он почувствовал бы, что его идеи так или иначе оцениваются цехом. А, с другой стороны, студенты бы не видели в Дугине диссидента, отторгнутого академической средой. Конечно, этим нельзя было бы ограничиться. Надо было искать альтернативу Дугину. Но вместо этого ИФ РАН занял позицию игнорирования, по сути, это та же самая идиотская, взятая с Запада культура отмены. К чему она привела? К понятному желанию отменить отменяющих.
T-i: Неужели до сих пор не было попыток критики и поиска альтернативы?
БМ: Это сделали не очень много людей. Например, Вадим Леонидович Цымбурский, написавший две блистательные рецензии на Дугина. Он предложил серьезную, глубинную альтернативу и либерализму, и евразийству. Я уверен, что это была одна из причин, почему Дугин ушел из геополитики и пошел в сферу философии. Он просто не мог на равных спорить с Цымбурским. Но был, например, такой идейно не близкий мне интеллектуал, как Александр Львович Янов. Я к нему с ноткой иронии относился, он был фигурой немного комической, на мой взгляд. Но это был настоящий интеллектуал, в том числе потому, что он не боялся писать о противниках. Он реально изучал, что говорят Дугин, Кургинян, пытался спорить. Аргументы, которые он находил, мне казались поверхностными. Но, в любом случае, он занимался той работой, которой должен заниматься интеллектуал: пытался оценивать критически, осмысливать, подвергать критической рефлексии несимпатичные ему убеждения.
T-i: А в других гуманитарных сферах?
БМ: Те же самые процессы происходили и в литературе. Посмотрите, какая ситуация в Z-поэзии. Я не могу как специалист оценить литературную значимость произведений этого направления, но, с точки зрения социологической, я вижу огромный карьерный взлет людей, выбравших этот жанр. Мы не знаем точно, насколько они талантливы, но мы точно знаем, насколько они политически востребованы. И многими из них движет идея консервативного реванша, то есть та же самая идея — «отменить отменяющих». Вот в отечественной истории такого не наблюдалось. По-моему, там не было никаких особых «отменяющих». Там с самого начала среди специалистов был очень сильный патриотический компонент. Посмотрите на «Отечественную историю»: с одной стороны, это хороший профессиональный журнал, с другой стороны, люди, которые возглавляют его, правоверные «патриоты» в сегодняшнем российском понимании этого слова. Поэтому у историков нет«отторгнутых», но поэтому нет и ресентимента. А в философии, увы, усилиями некоторых моих друзей и коллег создавалось впечатление такой «башни из слоновой кости», только парадоксальным образом выставленной на всеобщее обозрение, как в старой программе «За стеклом». Ну, и с той стороны этого стекла копились злоба и раздражение, вот они и выплеснулись наружу при первом удобном случае. Теперь «обиженные» хотят создать своего рода Z-философию, ну, и, понятное дело, добиться почета и признания, как без этого. У кого-то возможно, планы помасштабнее: Дугин готов поставить Генона вместо Маркса, Эволу вместо Энгельса, а себя, вероятно, утвердить в роли Ленина будущей русской философии. Пока первая жертва, им выбранная, — Институт философии. Я думаю, дойдет и до философского факультета МГУ. Собственно, Дугин это говорит, что еще есть люди, которые не до конца поняли высшее значение специальной военной операции, при этом продолжают заниматься каким-то Кантом, который давно уже никому не нужен, потому что он, хоть и жил на территории Российской Федерации, душой и телом принадлежал проклятому Западу. Сейчас многие рассчитывают сделать на таких нехитрых месседжах карьерный взлет.
Два философа дали свои комментарии T-invariant на условиях анонимности
Первый философ был краток:
«Про оргвыводы. Этого никто не знает. Единственное, что совершенно ясно: Зиновьевский клуб — самодеятельная организация, и как таковая предписывающей силы она не имеет. Собственно, в этом ее проблема. Эти люди хотели бы влиять на что-то (не очень понятно, почему они выбрали знаменем именно Зиновьева; кстати, как ветеран войны он вряд ли был бы на их стороне), но дело выглядит так, что у них не очень получается. Хотя, как мы знаем, туда входят записные пропагандисты с федерального ТВ.
Я разделяю иронию Гусейнова. Считаю, что мадам Зиновьевой можно присвоить Оскар за блестящее исполнение роли фурии советского разлива. Удивительно, как люди такого плана мгновенно переходят в разряд литературных персонажей: Зиновьева — книг своего мужа, Дугин — сатиры Мамлеева. Для философии в России это не означает ровным счетом ничего.
Все это к философии не имеет никакого отношения. Это идеологическая вылазка, которая связана с попыткой захвата и присвоения новых возможностей, сферы влияния, возможно, также институциональных структур. Это дикая охота. Игра без правил. Не могу прокомментировать ближайшие и отдаленные цели этой группы, потому что они мне неизвестны. Но ясно, что двигателем здесь выступают прагматизм и цинизм, а не высокие — «патриотические» — идеалы. Мне кажется, что своими тусклыми и убогими в профессиональном отношении речами эти люди сами себе наносят непоправимый ущерб».
Второй философ остановился на проблемах самого Института философии, которые сделали его уязвимым: «Раньше они говорили о смене руководства. Сейчас они говорят об уничтожении ИФ РАН. Гусейнов уже два года — временно исполняющий обязанности директора. И это не просто фигура речи: ВРИО, который на самом деле директор. Нет. По возрасту ему это очень трудно. Мы видим, как он прямо на глазах теряет силы. Но за эти два года, и это беда института, институт не смог найти человека на место директора, который бы удовлетворил министерство. Предлагали и внешнюю кандидатуру, но министерство и ее не приняло. В то же время министерство тоже искало людей — одного, второго, третьего. И так на протяжении и 22-го и 23-го года. Возможных кандидатов вызывали чуть ли не в администрацию президента для беседы, и все они отказывались, потому что понимали, что вообще-то Институт философии — это неподъемное дело. Тем более это неподъемное дело под те задачи, которые, судя по всему, им ставят. Я не исключаю, что в связи с этим и Зиновьева, и другие сменили повестку: раз никто не берется за директорство в этом институте, давайте ИФ РАН сметем и и создадим другую организацию. При этом философия трактуется как идеология, и не просто идеология, а национальная идеология. Хотя, если мы посмотрим, каково возможное содержание этой «национальной идеологии» помимо, конечно же, мирового господства под прикрытием слов о многополярности мира и традиционных ценностях, там же ничего нет».
Прогнозы неутешительные: «Какие могут быть прогнозы, если институт или сотрудники института не являются субъектами в этом процессе. Они являются субъектами только как научные сотрудники в своей профессиональной деятельности. Но они совершенно бессубъектны в этом общественно-политическом процессе. И наоборот, так называемые «озабоченные граждане», они, оказывается, приобретают свойства субъектности или агентности. Они своими действиями могут влиять на принятие политических решений… Мы видим, что государственные решения принимаются таким, смешно сказать, демократическим образом, под влиянием общества, так сказать. А на самом деле под влиянием групп или лиц, которые приватизируют общественный интерес. Единственная, может быть, надежда, что министерство не в восторге от того, что на них давят. Фальков – министр науки и высшего образования — все-таки ответственно относится к делу, он понимает, что происходит. И он, мне кажется, хочет институт сохранить. И даже в администрации президента нет такой задачи — разгромить институт полностью. Они, наверное, хотели бы его каким-то образом пристегнуть к своим задачам, но не ценой разрушения».
Текст: Марина Штейнберг, Евгения Вежлян, Редакция T-invariant
Евгения Вежлян, Марина Штейнберг, Редакция T-invariant 2.02.2024