Сопротивление личности. Очерк биографии и научной деятельности Степана Тимошенко

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ T-INVARIANT, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА T-INVARIANT. 18+

Восьмой очерк из серии «Создатели» посвя­щен Степану Тимошенко, выда­ю­ще­му­ся уче­но­му-меха­ни­ку, инже­не­ру, одно­му из созда­те­лей тео­рии сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов. В про­ек­те «Создатели» сов­мест­но с RASA (Russian-American Science Association) T-invariant при под­держ­ке Richard Lounsbery Foundation про­дол­жа­ет пуб­ли­ка­цию серии био­гра­фи­че­ских очер­ков о выход­цах из Российской импе­рии, внес­ших зна­чи­тель­ный вклад в миро­вую нау­ку и тех­но­ло­гии, о тех, кому мы обя­за­ны нашей новой реальностью.

В США уро­жен­ца Конотопского уез­да Степана Тимошенко счи­та­ют бук­валь­но отцом при­клад­ной меха­ни­ки. А в России и Украине, где уче­ный напи­сал свои важ­ней­шие рабо­ты, его фами­лия мало кому извест­на. Между тем Тимошенко сумел сде­лать впе­чат­ля­ю­щую науч­ную карье­ру и на родине, и в эми­гра­ции. А попут­но стать соос­но­ва­те­лем Украинской ака­де­мии наук. Это исто­рия о том, как доре­во­лю­ци­он­ный сту­дент мог постро­ить целую желез­но­до­рож­ную стан­цию. Как про­фес­со­ра бежа­ли в Стамбул в гряз­ном и мок­ром паро­ход­ном трю­ме. Как эми­гран­ты из Российской импе­рии меня­ли облик юго­слав­ских уни­вер­си­те­тов и аме­ри­кан­ских кор­по­ра­ций. А еще о брюзг­ли­вом про­фес­со­ре, кото­ро­му ниче­го нико­гда не нра­ви­лось, и кото­ро­го, несмот­ря на это, все любили.

Степан Прокофьевич Тимошенко родил­ся 22 декаб­ря 1878 года в селе Шпотовка, Конотопского уез­да, Черниговской губер­нии. Первые 20 лет его жиз­ни напо­ми­на­ют клас­си­че­скую био­гра­фию рубе­жа XIX и XX веков. Старый запу­щен­ный сад, кото­рый маль­чик иссле­ду­ет на лет­них кани­ку­лах, рус­ская клас­си­че­ская лите­ра­ту­ра, учи­те­ля, одно­класс­ни­ки, зара­бо­ток част­ны­ми уро­ка­ми, поступ­ле­ние в Петербург, рево­лю­ци­он­ные круж­ки, сту­ден­че­ские волнения.

Все это с тре­мя, но очень важ­ны­ми отли­чи­я­ми. Во-пер­вых, его отец, Прокофий Тимошенко был не дво­ря­ни­ном, а раз­бо­га­тев­шим зем­ле­ме­ром. Имение он купил, хозяй­ство дер­жал в образ­цо­вом поряд­ке. Молодой чело­век хоро­шо знал кре­стьян и их не иде­а­ли­зи­ро­вал. Он потом будет вспо­ми­нать, что не верил в воз­мож­ность соци­а­лиз­ма в деревне и пото­му не сочув­ство­вал эсерам.

Второй аспект – язы­ко­вой. Тимошенко был укра­ин­цем, в семье гово­ри­ли на сур­жи­ке. Его бра­тья потом ста­ли дея­те­ля­ми Рады и укра­ин­ско­го пра­ви­тель­ства в изгна­нии. Сам же Тимошенко дол­го пере­жи­вал из-за «непра­виль­но­го», как ему каза­лось, укра­ин­ско­го акцен­та. И даже став одним из созда­те­лей Украинской ака­де­мии наук, всю жизнь упор­но счи­тал себя русским.

Третье отли­чие – полу­чен­ное обра­зо­ва­ние. Тимошенко закон­чил не гим­на­зию, а реаль­ное учи­ли­ще. Не учил ни латы­ни, ни гре­че­ско­го, ни англий­ско­го, но осва­и­вал инже­нер­ные нау­ки. Ему как инже­не­ру это потом очень помог­ло, а язы­ков здо­ро­во не хва­та­ло. И он всю жизнь наго­нял это отста­ва­ние, дол­го и тяже­ло осва­и­вая то немец­кий, то английский.

Ровенское реаль­ное учи­ли­ще. Источник.

Степан Тимошенко оста­вил после себя объ­е­ми­стую и доволь­но бес­хит­рост­ную авто­био­гра­фию, назван­ную про­сто «Воспоминания». Конечно, как любые мему­а­ры, кни­га несет в себе несколь­ко иска­жен­ную опти­ку. И уже свое дет­ство ака­де­мик опи­сы­ва­ет гла­за­ми буду­ще­го инже­не­ра и преподавателя.

Например, мы видим, что вся­кие тех­ни­че­ские при­спо­соб­ле­ния увле­ка­ли его с ран­не­го воз­рас­та. Скажем, в куче пес­ка он стро­ил не толь­ко зам­ки, как все дру­гие дети, но и желез­ные дороги.

Сильнейшим дет­ским впе­чат­ле­ни­ем была паро­вая моло­тил­ка, кото­рую отец каж­дый год одал­жи­вал у сосе­да-поме­щи­ка. И все три неде­ли, кото­рые маши­на рабо­та­ла, Степа не отхо­дил от нее ни на шаг.

Наконец – самое яркое дет­ское инже­нер­ное вос­по­ми­на­ние. Отец купил сосед­нее име­ние, где пере­стра­и­вать нуж­но было бук­валь­но все. Степану уже испол­ни­лось 14 лет, бла­го­да­ря реаль­но­му учи­ли­щу он умел чер­тить и рисо­вать. И Прокофий Тимошенко пред­ло­жил сыну участ­во­вать в про­ек­ти­ро­ва­нии и строительстве.

Степан изу­чал все чер­те­жи домов и все новые зда­ния, попа­дав­ши­е­ся ему на гла­за. И даже ино­гда во вре­мя скуч­ных уро­ков рисо­вал буду­щие укра­ше­ния и про­ек­ти­ро­вал крыль­цо. В кон­це кон­цов он даже скле­ил макет дома из картона.

Это вос­по­ми­на­ния Тимошенко-инже­не­ра. А как пре­по­да­ва­тель он дол­го и немно­го зануд­но опи­сы­ва­ет мето­ди­ки всех сво­их учи­те­лей: от моло­до­го чело­ве­ка, гото­вив­ше­го его к поступ­ле­нию в учи­ли­ще, до петер­бург­ских профессоров.

Как сам он не любил и счи­тал бес­по­лез­ны­ми дол­гие класс­ные заня­тия. Как жест­кий и тре­бо­ва­тель­ный учи­тель мате­ма­ти­ки про­бу­дил инте­рес к этой нау­ке. Как сам буду­щий уче­ный открыл в себе любовь к пре­по­да­ва­нию – под­тя­ги­вая това­ри­щей, кото­рым туго дава­лась мате­ма­ти­ка. Ради это­го он даже при­хо­дил в шко­лу порань­ше, до нача­ла уроков.

Во всей стране на путей­ских инже­не­ров учи­ли тогда в одном един­ствен­ном месте – в Институте инже­не­ров путей сооб­ще­ния в Санкт-Петербурге. Конкурс состав­лял 5 чело­век на место, но Тимошенко успеш­но поступил.

Дореволюционное выс­шее обра­зо­ва­ние силь­но отли­ча­лось от всех совре­мен­ных прак­тик, что рос­сий­ских, что запад­ных. От сту­ден­та не тре­бо­ва­ли стро­гой посе­ща­е­мо­сти, пре­по­да­ва­те­ли не име­ли над собой учеб­но­го пла­на и уста­нов­лен­ной про­грам­мы. Так что огром­ную роль играл чело­ве­че­ский фактор.

Скажем, буду­щий ака­де­мик, позна­ко­мив­шись с мане­рой пре­по­да­ва­ния про­фес­со­ров, решил слу­шать лек­ции толь­ко по меха­ни­ке и химии, а все осталь­ные пред­ме­ты учить по книж­кам. Уже тогда он отме­тил, что всем кур­сам не хва­та­ло «раци­о­наль­но постав­лен­ных прак­ти­че­ских занятий».

Чем же зани­ма­лись сту­ден­ты, игно­ри­ро­вав­шие лек­ции? Первую поло­ви­ну дня, до откры­тия чер­теж­ных залов, они сиде­ли в буфе­те и чита­ли газе­ты. Буфет был не уни­вер­си­тет­ской струк­ту­рой, а эле­мен­том сту­ден­че­ско­го само­управ­ле­ния. И дохо­ды от бутер­бро­дов шли на фор­ми­ро­ва­ние биб­лио­те­ки. Отнюдь не инже­нер­ной: там было мно­го бел­ле­три­сти­ки, книг по социо­ло­гии и эко­но­ми­ке, мас­са марк­сист­ской литературы.

Сам Тимошенко при­зна­вал­ся, что про­бо­вал читать «Капитал», но «нико­гда у меня не хва­та­ло ни энер­гии, ни вре­ме­ни пол­но­стью одо­леть это объ­е­ми­стое про­из­ве­де­ние». Он был левых взгля­дов, как и боль­шин­ство сту­ден­тов, но в поли­ти­че­ских орга­ни­за­ци­ях не состо­ял. Народники его не устра­и­ва­ли, пото­му что он хоро­шо знал кре­стьян. А от их глав­ных кон­ку­рен­тов, марк­си­стов, Тимошенко отвра­ща­ли обра­ще­ния к рабо­чим, в кото­рых воз­буж­да­лась нена­висть к вла­дель­цам пред­при­я­тий и бур­жу­а­зии. Спустя почти 70 лет, поста­рев­ший про­фес­сор за мему­а­ра­ми искренне попы­та­ет­ся понять при­чи­ны тоталь­но­го увле­че­ния левы­ми иде­я­ми сво­их одно­каш­ни­ков. Вспомнит, как еще в учи­ли­ще нико­му не нра­ви­лись обя­за­тель­ное посе­ще­ние церк­ви и воен­ная гим­на­сти­ка. Что в юнке­ра все­гда ухо­ди­ли лени­вые реа­ли­сты, не наде­ю­щи­е­ся на уни­вер­си­тет­ское обра­зо­ва­ние, и все это вызы­ва­ло некую непри­язнь офи­це­ров. А непо­сред­ствен­ное зна­ком­ство с тем, как бед­но и неспра­вед­ли­во устро­е­на жизнь кре­стьян, вызы­ва­ли общее стрем­ле­ние к соци­аль­ной справедливости.

«Меня инте­ре­со­ва­ла борь­ба за демо­кра­ти­че­ские нача­ла, за поли­ти­че­ские сво­бо­ды, а вве­де­ние соци­а­лиз­ма каза­лось мне делом отда­лен­но­го буду­ще­го. Пока что я счи­тал необ­хо­ди­мым под­дер­жи­вать инте­ре­сы сла­бых, насколь­ко это было воз­мож­но в рам­ках суще­ству­ю­ще­го строя», – резю­ми­ро­вал уче­ный. И види­мо при­мер­но так мыс­ли­ли мно­гие моло­дые люди того поколения.

Очень важ­ной частью инже­нер­но­го обра­зо­ва­ния в доре­во­лю­ци­он­ной России была лет­няя прак­ти­ка. Страна тогда быст­ро покры­ва­лась сетью желез­ных дорог. А гра­мот­ных путей­цев не хва­та­ло. Так что сту­ден­ту-чет­ве­ро­курс­ни­ку вполне мог­ли пору­чить спро­ек­ти­ро­вать целый вокзал.
Именно так про­хо­ди­ла прак­ти­ка Тимошенко летом 1899 и летом 1900 годов. Он участ­во­вал в построй­ке Волчанск-Купянской желез­ной доро­ги в Харьковской обла­сти и спро­ек­ти­ро­вал, напри­мер, Купянский вок­зал. Оба эти топо­ни­ма мы хоро­шо зна­ем из хро­ник пол­но­мас­штаб­но­го втор­же­ния России на тер­ри­то­рию Украины. Но тогда там не было вой­ны, а была про­сто доволь­но нищая и глу­хая сель­ская местность.

Станция Моначиновка, кото­рую стро­ил Тимошенко

За два года недо­учив­ший­ся сту­дент на одной из стан­ций про­ло­жил водо­про­вод и воз­вел при­вок­заль­ные построй­ки. Спроектировал вок­зал и воз­вел паро­воз­ные депо. И пол­ве­ка спу­стя, став уже аме­ри­кан­ским про­фес­со­ром, Тимошенко будет жалеть, что у его сту­ден­тов нет таких возможностей.

Ученый

В России в то вре­мя дей­ство­ва­ла все­об­щая воин­ская повин­ность. Тимошенко решил чест­но отбыть поло­жен­ный год и зара­нее отно­сил­ся к это­му вре­ме­ни, как к вычерк­ну­то­му из жиз­ни. Главное, отслу­жить в Петербурге, что­бы не терять свя­зи с инсти­ту­том. Так моло­дой инже­нер попал в Лейб-гвар­дии Саперный батальон.

Со вре­ме­нем он при­шел к выво­ду, что год этот тоже был полез­ным опы­том. «Прежде все­го здесь я про­вел год с людь­ми мое­го воз­рас­та, глав­ным обра­зом выход­ца­ми из дере­вень, в усло­ви­ях равен­ства. Это совсем не то, что встре­чать­ся с кре­стья­на­ми сво­е­го села, будучи сыном поме­щи­ка», — будет вспо­ми­нать он.

Сближению с сослу­жив­ца­ми спо­соб­ство­ва­ли две вещи: укра­ин­ство и любовь к пре­по­да­ва­нию. Как в любой гвар­дей­ской части, офи­це­ры в основ­ном заня­ты были сво­и­ми свет­ски­ми дела­ми, а все функ­ци­о­ни­ро­ва­ние бата­льо­на дер­жа­лось на унтерах.
Ротный фельд­фе­бель и несколь­ко подо­бран­ных им унтер-офи­це­ров были укра­ин­ца­ми. Но их, в отли­чие от петер­бург­ских сту­ден­тов укра­ин­ско­го про­ис­хож­де­ния, еще не кос­ну­лось увле­че­нии наци­о­наль­ной куль­ту­рой. Тимошенко вспо­ми­на­ет, как при­гла­сил тро­их унте­ров на спек­такль «Запорожец за Дунаем».

«Спектакль, и тан­цы мало­рос­сий­ские, и мало­рос­сий­ский раз­го­вор кру­гом — все это про­из­ве­ло на моих воен­ных при­я­те­лей оше­лом­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние», — вспо­ми­нал потом инже­нер. — «Они счи­та­ли, что мало­рос­сий­ский язык — это язык мужи­ков. А тут вдруг сту­ден­ты и наряд­ные дамы гово­рят на этом язы­ке и тан­цу­ют гопа­ка, как у них дома в деревне. Но поют гораз­до луч­ше, чем в деревне. Сколько раз­го­во­ров было после это­го спек­так­ля в казарме!»

Кроме того, Тимошенко решил гото­вить унте­ров и наи­бо­лее гра­мот­ных сол­дат к поступ­ле­нию после служ­бы в шко­лу десят­ни­ков – учеб­ное заве­де­ние, гото­вив­шее масте­ров и бри­га­ди­ров для строек.

А еще за вре­мя служ­бы инже­нер спро­ек­ти­ро­вал мост из лег­ких жер­дей и про­во­ло­ки, кото­рый мог­ли пере­но­сить два сол­да­та. Тимошенко при­зна­ет­ся, что про­изо­шло это «от нече­го делать». Но мост имел боль­шой успех и был даже пре­зен­то­ван генералу.
После армии инже­нер устро­ил­ся сна­ча­ла в лабо­ра­то­рию путей­ско­го инсти­ту­та, где зани­мал­ся испы­та­ни­я­ми цемен­та, а потом – испы­та­ни­ем рель­сов. Затем попал лабо­ран­том в Петербургский Политехникум. Там ему пред­сто­я­ло уже рабо­тать с людь­ми — вести у сту­ден­тов прак­ти­че­ские заня­тия в меха­ни­че­ской лаборатории.

К тому момен­ту Тимошенка при­шел к твер­до­му убеж­де­нию, что мате­ма­ти­ку инже­не­рам нуж­но пре­по­да­вать совсем не так, как мате­ма­ти­кам. Что важ­но дать прак­ти­че­ские при­ло­же­ния всех зна­ний. А это­му даже хоро­шие мате­ма­ти­ки зача­стую не учат.

С таким под­хо­дом моло­дой уче­ный начал сочи­нять зада­чи, из кото­рых соста­вил впо­след­ствии став­ший зна­ме­ни­тым и пере­ве­ден­ный на раз­ные язы­ки задач­ник. Полвека спу­стя в Стэнфорде он будет исполь­зо­вать на сво­их заня­ти­ях тогдаш­ние петер­бург­ские примеры.

Россия про­иг­ры­ва­ла вой­ну Японии. Неумолимо надви­га­лась пер­вая рево­лю­ция. Волновались сту­ден­ты, вузы пре­кра­ща­ли заня­тия. А Тимошенко исполь­зо­вал обра­зо­вав­шу­ю­ся пау­зу, что­бы посе­тить Геттингенский уни­вер­си­тет. Знакомство с немец­кой инже­нер­ной шко­лой надол­го сде­ла­ет его убеж­ден­ным гер­ма­но­фи­лом. Ему нра­ви­лось, что маши­ны для лабо­ра­то­рий поку­па­ют не «про запас», как в России, а с чет­ким пони­ма­ни­ем, для чего это надо. Нравилось, что про­фес­со­ра не повто­ря­ют год за годом одни и те же лек­ции, а допол­ня­ют их по мере раз­ви­тия нау­ки. Нравились откры­тость и демо­кра­тизм в вузах.

В пору рево­лю­ци­он­ных собы­тий Тимошенко опуб­ли­ко­вал свою первую науч­ную рабо­ту «О явле­ни­ях резо­нан­са в валах». А еще под­го­то­вил тео­ре­ти­че­скую базу и экс­пе­ри­мен­ты для буду­щей дис­сер­та­ции о боко­вой устой­чи­во­сти дву­тав­ро­вой балки.

В 1906 году, пока все вузы еще были закры­ты из-за рево­лю­ции, моло­дой уче­ный при­нял уча­стие в кон­кур­се на заня­тие кафед­ры сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов в Киевским Политехникуме. И выиг­рал. Притом, что Тимошенко было все­го 28 лет и при всем опы­те лабо­ра­тор­ных заня­тий со сту­ден­та­ми, он ни разу еще не про­чел им ни еди­ной лекции.

Тем не менее, успех моло­до­го про­фес­со­ра в Киеве был оше­ло­ми­тель­ный. Обязан этим он был доволь­но оче­вид­но­му, на совре­мен­ный взгляд, ново­вве­де­нию. Идея состо­я­ла в том, что­бы парал­лель­но с лек­ци­он­ным кур­сом сопро­ма­та шли заня­тия в лабо­ра­то­рии. И сту­ден­ты мог­ли немед­лен­но про­ве­рить все новые фор­му­лы в деле, с исполь­зо­ва­ни­ем при­ня­тых в инже­нер­ной прак­ти­ке упро­ща­ю­щих допу­ще­ний. До Тимошенко до это­го никто поче­му-то не доду­мал­ся. Даже под­хо­дя­щих при­бо­ров в лабо­ра­то­рии не было, уче­но­му при­шлось кон­стру­и­ро­вать их самому.

Пришлось напи­сать и учеб­ник. И к 1911 году вышла кни­га, кото­рую при­ня­ли в боль­шин­стве рос­сий­ских учеб­ных заве­де­ний. Спустя деся­ти­ле­тия, Тимошенко пере­ра­бо­та­ет этот курс и издаст его на англий­ском. Появятся пере­во­ды и на дру­гие языки.
В 1909 году моло­до­го пре­по­да­ва­те­ля избра­ли дека­ном инже­нер­но-стро­и­тель­но­го отде­ле­ния. Два года спу­стя его и двух дру­гих дека­нов уво­лят по поли­ти­че­ским моти­вам – из-за студентов-евреев.

Антисемитизм в Российской импе­рии был уста­нов­лен зако­но­да­тель­но, в част­но­сти, име­лись кво­ты на зачис­ле­ние евре­ев в вузы. Для Киевского Политехникума кво­та состав­ля­ла 15%. После рево­лю­ции инсти­тут начал игно­ри­ро­вать это огра­ни­че­ние и набрал гораз­до боль­ше еврей­ских сту­ден­тов. Теперь мини­стер­ство наста­и­ва­ло на их отчис­ле­нии. Тимошенко, кото­рый отно­сил­ся к евре­ям с неким предубеж­де­ни­ем, тем не менее, отка­зал­ся их отчис­лять. Все это кон­чи­лось уволь­не­ни­ем его и еще дво­их столь же упор­ных дека­нов и ухо­дом в отстав­ку сра­зу 40% про­фес­су­ры в знак протеста.

Такое уволь­не­ние озна­ча­ло пора­же­нии в пра­вах. Государственные вузы и госу­дар­ствен­ные пред­при­я­тия нанять Тимошенко боль­ше не мог­ли. Но у уче­но­го как раз вышел учеб­ник. Кроме того, он полу­чил первую свою пре­мию — име­ни Журавского, к кото­рой при­ла­га­лись 2,5 тыся­чи золо­тых руб­лей. А в каче­стве допол­ни­тель­ных источ­ни­ков денег опаль­ный декан вел в инсти­ту­тах заня­тия с поча­со­вой опла­той и высту­пал кон­суль­тан­том при стро­и­тель­стве дредноутов.

Примерно в это же вре­мя состо­я­лось судь­бо­нос­ное зна­ком­ство. Почасовые заня­тия Тимошенко вел в Петербурге. Жил на Аптекарском Острове и подру­жил­ся с австрий­ским физи­ком Паулем Эренфестом. Тот рас­ска­зы­вал ново­му това­ри­щу о новей­ших тече­ни­ях в физи­ке: кван­то­вой тео­рии, тео­рии отно­си­тель­но­сти. Они встре­ча­лись по утрам в бота­ни­че­ском саду, бесе­до­ва­ли и рисо­ва­ли необ­хо­ди­мые чер­те­жи палоч­кой на снегу.

Вскоре австри­ец отча­ял­ся полу­чить про­фес­сор­ское место в Петербурге и уехал. А потом име­на дво­их уче­ных навсе­гда объ­еди­ни­лись в исто­рии нау­ки – в тео­рии изги­ба балок Тимошенко-Эренфеста. Она опи­сы­ва­ет пове­де­ние балок с уче­том сдви­го­вой дефор­ма­ции и пово­ро­та попе­реч­ных сечений.

Часто о вто­ром соав­то­ре забы­ва­ют и назы­ва­ют модель про­сто «тео­ри­ей Тимошенко», при­чем не толь­ко на пост­со­вет­ском про­стран­стве. Доказательству роли Эренфеста и попыт­кам понять, поче­му его имя про­па­ло, посвя­ще­но целое науч­ное рас­сле­до­ва­ние.

Изгиб бал­ки по Тимошенко-Эренфесту

В янва­ре 1913 года опа­ла кон­чи­лась. Тимошенко стал про­фес­со­ром в Путейском и Электротехническом инсти­ту­тах в Петербурге. Началась вой­на. Мобилизация выяви­ла мно­гие про­бле­мы, в том чис­ле и тех­ни­че­ские. И инже­не­ра при­влек­ли к реше­нию одной из них — уси­ле­нию проч­но­сти желез­но­до­рож­ных путей на направ­ле­ни­ях, кото­рые рань­ше счи­та­лись вто­ро­сте­пен­ны­ми, а теперь не выдер­жи­ва­ли тяже­лых воин­ских эшелонов.

Тем не менее, как и в годы пер­вой рево­лю­ции Тимошенко не при­ни­мал близ­ко к серд­цу боль­шие поли­ти­че­ские собы­тия. Пока мас­со­вое смер­то­убий­ство на фрон­тах Первой Мировой навсе­гда меня­ло при­выч­ный мир, про­фес­сор читал лек­ции и при­ни­мал экза­ме­ны, отды­хал в Крыму и в Финляндии. В сво­их вос­по­ми­на­ни­ях он дол­го и с мно­же­ством подроб­но­стей опи­шет все свои отпус­ка и пеше­ход­ные маршруты.
Еще за вре­мя вой­ны Тимошенко напи­сал кни­гу о дефор­ма­ци­ях стерж­ней и пла­сти­нок, кото­рая долж­на была соста­вить вто­рой том кур­са тео­рии упругости.

Приближалась рево­лю­ция, игно­ри­ро­вать кото­рую было уже невозможно.

Академик

1919-й год, Новороссийск, тыл уже начав­шей отсту­пать Добровольческой армии, ливень. Два ака­де­ми­ка: Владимир Вернадский и Степан Тимошенко - на при­вок­заль­ной пло­ща­ди, заня­той бежен­ца­ми. У самых счаст­ли­вых есть палат­ки, боль­шин­ство про­сто мок­нет. Академики в про­ме­жу­точ­ном поло­же­нии – у них нет пала­ток, но есть зон­ти­ки. Раскрыв их и сло­жив чемо­да­ны под дере­вом, уче­ные обду­мы­ва­ют свое отча­ян­ное положение.

Вдруг появ­ля­ет­ся некий моло­дой чело­век и окли­ка­ет Тимошенко по име­ни. Оказывается, это его быв­ший слу­ша­тель. Он зовет про­фес­со­ров в какую-ту квар­ти­ру, где живет с груп­пой моло­дых людей, сопро­вож­дав­ших какой-то поезд с воен­ным иму­ще­ством и застряв­ших в Новороссийске. Живут ком­му­ной, все ски­ды­ва­ют­ся, заку­па­ют­ся на база­ре, и квар­тир­ная хозяй­ка им гото­вит. Тимошенко и Вернадского при­ни­ма­ют в ком­му­ну, и так они живут три дня в ожи­да­нии нуж­но­го парохода.

Из мно­же­ство подоб­ных слу­чай­ных встреч с людь­ми, кото­рые пом­ни­ли его и люби­ли как пре­по­да­ва­те­ля, скла­ды­ва­лась одис­сея Тимошенко в годы Гражданской вой­ны и сра­зу после нее.

Революция заста­ла его в сто­ли­це. «Походивши в пер­вые дни рево­лю­ции по ули­цам Петербурга, я навсе­гда поте­рял инте­рес и дове­рие к кра­соч­ным опи­са­ни­ям герой­ских выступ­ле­ний вос­став­ше­го наро­да», — вспо­ми­нал Тимошенко.

Летом 1917 года он порань­ше отпра­вил семью отды­хать в Крым, а потом решил пере­пра­вить их в Киев к отцу. Не из идей­ных сооб­ра­же­ний, а из чисто быто­вых: понят­но было, что зима в Петербурге пред­сто­ит тяже­лая, а с про­дук­та­ми в Украине луч­ше. Сам Тимошенко уез­жал уже в кон­це 1917 года, едва втис­нув­шись в вагон, наби­тый дезер­ти­ра­ми, воз­вра­щав­ши­ми­ся с вин­тов­ка­ми в свои дерев­ни делить поме­щи­чью землю.
Многих мини­стров, выбран­ных Украинской Радой, Тимошенко знал лич­но, как дру­зей сво­их двух бра­тьев. Те, в отли­чие от уче­но­го, очень инте­ре­со­ва­лись и поли­ти­кой, и наци­о­наль­ным укра­ин­ским воз­рож­де­ни­ем, мно­го обща­лись с мест­ной интел­ли­ген­ци­ей и после рево­лю­ции ока­за­лись в самой гуще обще­ствен­ной жизни.

Самого Тимошенко в эту жизнь занес­ло про­тив его воли. Просто ста­ло понят­но, что в Петербург сей­час воз­вра­щать­ся нель­зя. Зато Киевский Политехнический инсти­тут сра­зу после рево­лю­ции пред­ло­жил вер­нуть­ся всем пре­по­да­ва­те­лям, уво­лен­ным в 1911 году. И Тимошенко сно­ва занял кафед­ру сопро­тив­ле­ния материалов.

А потом волей слу­чая ока­зал­ся еще и одним из созда­те­лей Украинской Академии наук. Если смот­реть фор­маль­но, то он как нель­зя луч­ше соот­вет­ство­вал всем кри­те­ри­ям: боль­шой уче­ный, укра­и­нец, чело­век, успев­ший пора­бо­тать дека­ном в Киеве. Но на прак­ти­ке воз­ник­ли про­бле­мы, посколь­ку соб­ствен­ное укра­ин­ство Тимошенко упор­но отрицал.

Будучи при­гла­шен­ным в соот­вет­ству­ю­щую комис­сию, уче­ный с поро­га заявил пред­се­да­те­лю сове­та мини­стров Николаю Василенко, что он «про­тив­ник само­сто­я­тель­ной Украины и даже про­тив­ник вве­де­ния укра­ин­ско­го язы­ка в сель­ских шко­лах». Василенко дипло­ма­тич­но отве­тил, что в обла­сти меха­ни­ки это не так принципиально.

Несмотря на скеп­ти­че­ский настрой в отно­ше­нии укра­ин­ской неза­ви­си­мо­сти, Тимошенко с инте­ре­сом погру­зил­ся в про­цесс созда­ния ака­де­мии. На этой поч­ве они тогда креп­ко сдру­жи­лись с Владимиром Вернадским. Тимошенко даже из эми­гра­ции про­дол­жит ему писать.
Вместе с ними над созда­ни­ем ака­де­мии рабо­та­ли быв­ший рек­тор Харьковского уни­вер­си­те­та гео­лог Павел Тутковский и исто­рик Дмитрий Багалей. Чуть поз­же при­со­еди­ни­лись восто­ко­вед Агафангел Крымский, эко­но­мист и вид­ный марк­сист Михаил Туган-Барановский, исто­рик Федор Тарнавский. В нояб­ре 1918 года ака­де­мия была созда­на, а чле­ны комис­сии ста­ли пер­вы­ми ака­де­ми­ка­ми. Тимошенко воз­гла­вил Институт тех­ни­че­ский меха­ни­ки, кото­рый сей­час носит его имя.

Пало Гетманство, уста­но­ви­лась власть Директории. Но Тимошенко настоль­ко не чув­ство­вал поли­ти­че­ско­го момен­та, что упор­но отка­зы­вал­ся пере­хо­дить на укра­ин­ский язык. Его вызвал член пра­ви­тель­ства, отчи­тал и при­гро­зил уво­лить уче­но­го из создан­ной им Академии. Тимошенко пишет: «Не пом­ню, что я отве­тил чле­ну Директории, но знаю, что в Академии я про­дол­жал гово­рить по-рус­ски и делал это не из упор­ства, а пото­му что не знал лите­ра­тур­но­го укра­ин­ско­го языка».

Власть Директории ока­за­лось недол­гой и вооб­ще 1919-й год запом­нил­ся мно­го­крат­ным пере­хо­дом Киева из рук в руки. Если не счи­тать мел­ких эпи­зо­дов, когда город зани­ма­ли нена­дол­го раз­ные силы, то с нача­ла фев­ра­ля до кон­ца авгу­ста в нем пра­ви­ли крас­ные, а потом взя­ла под кон­троль Добровольческая армия.

В этом водо­во­ро­те собы­тий Тимошенко то ходил на поклон к боль­ше­вист­ско­му мини­стру, что­бы полу­чить бюд­жет для ака­де­мии, то пря­тал­ся в деревне, что­бы ухо­дя­щие крас­ные не забра­ли его, пра­пор­щи­ка запа­са, к себе в армию силой.

Власть белых была уче­но­му гораз­до при­ят­нее и понят­нее. Да и отве­ча­ли за нау­ку его ста­рые зна­ко­мые. Но если крас­ные гото­вы были при­зна­вать укра­ин­ские учре­жде­ния, то бор­цы за «еди­ную и неде­ли­мую Россию» из Добровольческой армии – нет.

Несколько меся­цев про­шло в без­ре­зуль­тат­ных попыт­ках упро­чить поло­же­ние ака­де­мии. А потом к Киеву опять подо­шли красные.

«В слу­чае заня­тия Киева боль­ше­ви­ка­ми мое поло­же­ние как пра­пор­щи­ка запа­са, укло­нив­ше­го­ся от боль­ше­вист­ско­го при­зы­ва, ста­но­ви­лось очень опас­ным», — рас­су­дил уче­ный и один, без семьи, отпра­вил­ся в Ростов-на-Дону искать рабо­ту при пра­ви­тель­стве Добровольческой армии. Тогда он еще верил в побе­ду Белого движения.

Но власть рас­сы­па­лась, а вме­сте с ней и нала­жен­ные меха­низ­мы жиз­ни. И это ста­ло замет­но уже в доро­ге. Так, на одной стан­ции поезд оста­но­вил­ся, пас­са­жи­рам объ­яви­ли, что кон­чи­лось топ­ли­во и отпра­ви­ли ломать забо­ры и тащить их к паро­во­зу. Потом маши­нист, про­вод­ни­ки и кон­дук­то­ры обло­жи­ли пас­са­жи­ров данью и заяви­ли, что пока те не собе­рут для них опре­де­лен­ную сум­му, поезд даль­ше не пойдет.
В Ростове Тимошенко повстре­чал зна­ко­мо­го по Петербургу и быст­ро вошел в Военно-инже­нер­ный Совет при пра­ви­тель­стве Юга России. Получил воен­ную фор­му, удо­сто­ве­ре­ния и кон­сер­вы со скла­да. В общем, как-то упро­чил свое поло­же­ние, но ненадолго.

Добровольческая армия отсту­па­ла под уда­ра­ми боль­ше­ви­ков. Пришлось оста­вить Ростов и отсту­пить в Екатеринодар. Вместе с арми­ей ухо­ди­ла и интел­ли­ген­ция: уче­ные, пре­по­да­ва­те­ли. А сре­ди них и Тимошенко с Вернадским.

Было орга­ни­зо­ва­но общее собра­ние про­фес­со­ров, что­бы решить, что делать даль­ше: ждать боль­ше­ви­ков или уез­жать? Тимошенко твер­до выбрал вто­рое. Тем более, что Югославия объ­яви­ла о готов­но­сти при­нять бежен­цев из России. Вместе с уче­ным-меха­ни­кой, Георгием Пио-Ульским, Тимошенко даже ходил на ауди­ен­цию в серб­ское посольство.

«Я очень поду­мы­ваю об отъ­ез­де. Очень тяже­ло под боль­ше­ви­ка­ми. Хочется на боль­шой про­стор: 2 года не зна­ешь, что дела­ет­ся на Западе и в миро­вой лите­ра­ту­ре. Это очень чув­ству­ет Тимош[енко]», — напи­сал в те дни в сво­ем днев­ни­ке Вернадский.
А даль­ше дво­их дру­зей-ака­де­ми­ков жда­ла та самая поезд­ка в Новороссийск. Ливень, ожи­да­ние паро­хо­да, слу­чай­ный попут­чик и жизнь в стран­ной коммуне.

Пароход при­шел через четы­ре дня, ака­де­ми­ки добра­лись до Ялты, где Вернадский решил зази­мо­вать на сво­ей даче в надеж­де, что дела Белого дви­же­ния попра­вят­ся. А Тимошенко поехал в Севастополь, стре­мясь попасть на эва­ку­а­ци­он­ный рейс в Константинополь.

Но сде­лать это было непро­сто. Город тогда был окку­пи­ро­ван интер­вен­та­ми из Франции. И фран­цуз­ские чинов­ни­ки реша­ли, кого пус­кать на паро­хо­ды. Тимошенко едва не впал в отча­я­ние, но помог случай.

«Когда‑то, еще до вой­ны, Общество фран­цуз­ских инже­не­ров при­су­ди­ло мне почет­ный отзыв за тру­ды по стро­и­тель­ной меха­ни­ке и выда­ло соот­вет­ству­ю­щее удо­сто­ве­ре­ние за под­пи­сью мини­стра. Это удо­сто­ве­ре­ние у меня сохра­ни­лось, и я предъ­явил его кон­су­лу. Эффект был неожи­дан­ный. Консул пере­ме­нил тон и выдал раз­ре­ше­ние на паро­ход­ное место не толь­ко мне, но и моим спут­ни­кам и их семьям. Это был, кажет­ся, един­ствен­ный слу­чай в моей жиз­ни, когда доку­мент об ака­де­ми­че­ском отли­чии имел прак­ти­че­скую поль­зу», — вспо­ми­нал ученый.

А даль­ше малень­кий гру­зо­вой паро­хо­дик, на ско­рую руку пере­де­лан­ный под пере­воз­ку пас­са­жи­ров, шел в Константинополь целых три неде­ли. Вместе с Тимошенко плы­ли дру­гой укра­ин­ский ака­де­мик Тарановский с семьей и инже­нер, быв­ший уче­ник, Яков Хлытчиев. Каждый ютил­ся, как мог. Жене Хлытчиева нашли место в каю­те, а ему само­му достал­ся гамак в трю­ме. Когда похо­ло­да­ло, пар стал кон­ден­си­ро­вать­ся под потол­ком, отту­да лил насто­я­щий дождь, и инже­не­ру при­шлось закры­вать­ся зон­ти­ком. Тарановский с семьей рас­по­ло­жил­ся на каких-то ящи­ках. А Тимошенко соору­дил себе кро­вать из двух поле­ньев и доски.

Эмигранты схо­дят с паро­хо­да, при­шед­ше­го в Стамбул. 1921 год

Эмигрант

В Константинополе бежен­цев отпра­ви­ли на каран­тин на Халки — один из Принцевых ост­ро­вов в Мраморном море. Жизнь начи­на­лась с чисто­го листа. Каждому выда­ли мис­ку и круж­ку, опре­де­ли­ли в дома, про­стор­ные, но без мебе­ли. Пришлось спать на меш­ках с соло­мой и выста­и­вать дол­гие оче­ре­ди за бес­плат­ной кашей. Зато в оче­ре­ди мож­но было пере­ки­нуть­ся парой слов с каким-нибудь про­фес­со­ром или полковником.
Карантин кон­чил­ся. Тарановский про­дал свои гим­на­зи­че­скую и уни­вер­си­тет­скую золо­тые меда­ли, что­бы купить биле­ты, ака­де­ми­ки сели в вагон тре­тье­го клас­са и отпра­ви­лись в Белград.

И сно­ва Тимошенко вез­де встре­чал уче­ни­ков или чита­те­лей сво­их учеб­ни­ков, помо­гав­ших спра­вить­ся с труд­но­стя­ми эми­гра­ции. В Белграде таким неожи­дан­ным почи­та­те­лем ока­зал­ся про­фес­сор Арновлевич, еще до рево­лю­ции купив­ший учеб­ник Тимошенко и гото­вя­щий по нему свои лек­ции. Он пред­ло­жил эми­гран­ту оста­но­вить­ся в доме сво­ей сестры.

Та же исто­рия повто­ри­лась под Загребом, где уче­ный снял ком­на­ту. Стоило сыну хозяй­ки услы­шать его фами­лию, он рас­ска­зал, как в рус­ском пле­ну учил по его книж­ке сопро­тив­ле­ние мате­ри­а­лов. Тут же хозя­е­ва пере­се­ли­ли Тимошенко в луч­шие комнаты.
В Загребском уни­вер­си­те­те рек­тор, как ока­за­лось, дав­но знал о науч­ных рабо­тах рус­ско­го инже­не­ра. И когда выяс­ни­лось, что перед ним сидит их автор, эми­гран­ту тут же было пред­ло­же­но занять кафед­ру сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов. С нача­лом семест­ра мож­но было при­сту­пать к занятиям.

В про­ме­жут­ке меж­ду при­бы­ти­ем в Югославию и нача­лом пре­по­да­ва­ния Тимошенко сде­лал два важ­ных дела. Он напи­сал рабо­ту об уси­ле­нии кра­ев отвер­стий в метал­ли­че­ских листах и съез­дил в Киев за женой и детьми.

Произошло это апре­ле 1920 года, когда газе­ты напи­са­ли, что поль­ские вой­ска подо­шли к Киеву. Он тут же поехал в Варшаву, добил­ся визы и выехал в охва­чен­ную вой­ной Украину.

«В Киеве, на вок­за­ле, было совсем пусто. Извозчиков не суще­ство­ва­ло, и я заша­гал на Гоголевскую ули­цу с моим необре­ме­ни­тель­ным бага­жом. В доме толь­ко нача­ли вста­вать. Мой при­езд был пол­ной неожи­дан­но­стью — за семь меся­цев мое­го отсут­ствия не было ника­ких вестей обо мне. Из киев­лян, уехав­ших в Ростов и Крым семь меся­цев тому назад, я вер­нул­ся домой пер­вым», — вспо­ми­нал ученый.

Перезимовать семье помог­ла ака­де­мия. Политехнический Институт выпла­чи­вал супру­ге его жало­ва­ние и помо­гал про­дук­та­ми. Но ака­де­ми­ки сами пре­бы­ва­ли в доволь­но жал­ком состо­я­нии. Тимошенко при­сут­ство­вал на одном засе­да­нии и был пора­жен обу­вью одно­го из извест­ных мате­ма­ти­ков: подош­ва сапо­га совер­шен­но ото­рва­лась, и тот под­вя­зал ее вере­воч­ка­ми. «Костюмы мно­гих ака­де­ми­ков при­шли в пол­ную вет­хость, и я во френ­че, выдан­ном мне англи­ча­на­ми в Ростове, казал­ся наряд­но оде­тым», — писал об этом Тимошенко.

Родные уез­жать не хоте­ли. Все сно­ва дума­ли, что при поля­ках жизнь нала­дит­ся. Но уче­ный был настой­чив и ока­зал­ся прав. Киевские поля­ки и сами уже вовсю эва­ку­и­ро­ва­лись. Местных в эва­ку­а­ци­он­ный поезд брать не хоте­ли. И тут опять помог­ла слу­чай­ная встреча.

«Эвакуацией рас­по­ря­жал­ся инже­нер, быв­ший мно­го лет тому назад моим уче­ни­ком. Он меня узнал, рас­крыл один из товар­ных ваго­нов и всех нас туда впу­стил. Поезд тро­нул­ся. Оказалось поз­же, что это был послед­ний поезд, про­рвав­ший­ся из Киева, наша послед­няя воз­мож­ность поки­нуть Россию», — вспо­ми­нал Тимошенко. — «Но еха­ли мы недол­го и опять оста­но­ви­лись, не доез­жая до стан­ции Буча, где мы про­во­ди­ли лето в 1907 году. Тут нам все было зна­ко­мо, но вид был необыч­ный: сле­ва горе­ла зна­ко­мая нам дерев­ня, спра­ва шли по боль­шой доро­ге, отсту­па­ю­щие поль­ские войска».

Путь был труд­ный. Академик с семьей спал на соло­ме сре­ди каких-то сель­ско­хо­зяй­ствен­ных машин. Поезд мно­го раз оста­нав­ли­вал­ся. И одна­жды, напри­мер, пас­са­жи­рам при­шлось выстро­ить­ся цепью и вед­ра­ми напол­нять паро­воз водой из колод­ца – водо­кач­ка была разрушена.

Тем не менее, Тимошенко с женой и детьми дое­ха­ли успеш­но, и в Загребе потек­ла уже поряд­ком поза­бы­тая мир­ная жизнь. Дети ходи­ли в шко­лу, отец читал лек­ции. Хорватский язык он осва­и­вал по газе­там – тут помо­га­ло зна­ние рус­ско­го и цер­ков­но-сла­вян­ско­го. Конечно, в лек­ци­ях по-преж­не­му про­ска­ки­ва­ло мно­го рус­ских слов, но слу­ша­те­ли быст­ро привыкли.

Впервые после вой­ны Тимошенко съез­дил в науч­ную коман­ди­ров­ку. Побывал в Германии, Франции и Англии, где позна­ко­мил­ся с моло­дым совет­ским физи­ком Петром Капицей.

Два года спу­стя уче­ный неожи­дан­но полу­чил пись­мо из Америки от быв­ше­го уче­ни­ка по Петербургскому поли­тех­ни­ку­му. Он рабо­тал в ком­па­нии, зани­мав­шей­ся устра­не­ни­ем виб­ра­ций в маши­нах. И пред­ла­гал сво­е­му про­фес­со­ру пере­езд и жало­ва­ние 75 дол­ла­ров в неделю.

Вопрос был непро­стой. С одной сто­ро­ны, Тимошенко нра­ви­лось пре­по­да­вать, ему нра­вил­ся кли­мат в Загребе, про­фес­со­ра и сту­ден­ты. И он пре­крас­но пони­мал, что от все­го это­го при­дет­ся отка­зать­ся. Но про­фес­сор­ско­го жало­ва­ния хва­та­ло лишь на самое необ­хо­ди­мое. Он не мог купить себе ни одеж­ды, ни мебе­ли, не гово­ря уже о соб­ствен­ном жилье. Были и амби­ции ино­го рода, хоте­лось пере­ве­сти и издать свои кни­ги на евро­пей­ских языках.

В общем, уче­ный попы­тал­ся уси­деть на двух сту­льях. Семестр как раз кон­чал­ся, и он дого­во­рил­ся, что место в уни­вер­си­те­те сохра­нят за ним до осе­ни. Тимошенко решил пора­бо­тать три меся­ца в Америке, а потом уже решить, что делать дальше.

Промышленный инженер

Соединенные Штаты уче­но­му сра­зу не понра­ви­лись, при­чем почти по всем пара­мет­рам. Если судить по пись­мам и вос­по­ми­на­ни­ям, не нра­ви­лись Тимошенко уче­ные, инже­не­ры и рабо­чие, биб­лио­те­ки и уни­вер­си­те­ты, уро­вень жиз­ни и досуг, аме­ри­кан­цы и еврей­ские эмигранты.
Не нра­ви­лось отсут­ствие при­выч­ной дистан­ции меж­ду физи­че­ским и умствен­ным тру­дом. Он с воз­му­ще­ни­ем писал, что моло­то­бо­ец на заво­де может зара­ба­ты­вать боль­ше инже­не­ра, что про­фес­сор в уни­вер­си­те­те сам тас­ка­ет тяже­лые желе­зя­ки для экс­пе­ри­мен­тов, а не пору­ча­ет это спе­ци­аль­но­му чело­ве­ку. Что про­фес­со­ра и инже­не­ры под­ра­ба­ты­ва­ют, а не зани­ма­ют­ся нау­кой, что сту­ден­ты дерутся.

Радовала лишь одна вещь, о кото­рой он вско­ре напи­сал ака­де­ми­ку Вернадскому: «Нет узко­го “наци­о­на­лиз­ма”, с кото­рым Вы вез­де встре­ча­е­тесь в Европе и кото­рый осо­бен­но непри­я­тен был для меня в малень­ких сла­вян­ских стра­нах вро­де Югославии или Чехословакии».
Зато Тимошенко крайне раз­дра­жа­ли аме­ри­кан­ские инже­нер­ные соору­же­ния. Нью-йорк­ско­му над­зем­но­му мет­ро посвя­щен в его вос­по­ми­на­ни­ях отдель­ный гнев­ный пас­саж: «Внешний вид их был без­об­ра­зен. Конструкции пора­жа­ли сво­ей тех­ни­че­ской без­гра­мот­но­стью и были, по мое­му мне­нию, опас­ны для дви­же­ния. При про­хож­де­нии поез­дов и осо­бен­но при их тор­мо­же­нии на стан­ци­ях рас­ка­чи­ва­ния этих кон­струк­ций дости­га­ли совер­шен­но недо­пу­сти­мых пре­де­лов. О без­гра­мот­но­сти аме­ри­кан­ских инже­не­ров я уже рань­ше соста­вил себе неко­то­рое пред­став­ле­ние, изу­чая про­ва­лив­ший­ся мост в Квебеке. Но все же не пред­по­ла­гал, что над­зем­ная желез­ная доро­га Нью Йорка постро­е­на настоль­ко безграмотно».

Критика рез­кая, но уче­ный опре­де­лен­но имел на нее пра­во. Именно он со вре­ме­нем создаст в США пол­но­цен­ную инже­нер­ную школу.

Компания, куда при­гла­си­ли рабо­тать Тимошенко, рас­по­ла­га­лась в Филадельфии. Оказалась она кро­шеч­ной – все­го пять ком­нат. В ней зани­ма­лись новы­ми дви­га­те­ля­ми для воен­но­го фло­та, и инже­нер при­сту­пил к рас­че­там колен­ча­тых валов.

«Здесь инже­нер­ной нау­кой никто не инте­ре­со­вал­ся и при­дет­ся жить в пол­ном науч­ном оди­но­че­стве», — вспом­нит он потом свои сомне­ния тех пер­вых аме­ри­кан­ских меся­цев. — «Америка мне опре­де­лен­но не нра­ви­лась. Оставаясь в Загребе, я был бли­же к науч­ным цен­трам. Я мог ино­гда участ­во­вать в науч­ных съез­дах. Мог печа­тать свои рабо­ты в наи­луч­ших евро­пей­ских изда­ни­ях. Но, обра­ща­ясь к мате­ри­аль­ной сто­роне дела, кар­ти­на пред­став­ля­лась ина­че. В Югославии я жил в пол­ной нищете».

Это и реши­ло дело. Тимошенко напи­сал в Загреб два пись­ма. Одно в уни­вер­си­тет, что не вер­нет­ся. И вто­рое жене, что­бы бра­ла млад­шую дочь и при­ез­жа­ла. Старшая дочь и сын оста­лись в Европе и посту­пи­ли в Берлинский поли­тех­ни­че­ский инсти­тут. Ученый твер­до решил дать им хоро­шее инже­нер­ное обра­зо­ва­ние, и был абсо­лют­но уве­рен, что в США его нет.

Несмотря на это, он все силь­нее ску­чал по пре­по­да­ва­тель­ской рабо­те и меч­тал устро­ить­ся в какой-нибудь из аме­ри­кан­ских вузов, о чем тоже писал Вернадскому. Как толь­ко в 1923 году у его фир­мы нача­лись финан­со­вые про­бле­мы, Тимошенко пер­вым делом напи­сал пись­ма в несколь­ко уни­вер­си­те­тов. Но те его даже отве­том не удостоили.

Зато отве­ти­ла одна из круп­ней­ших про­мыш­лен­ных ком­па­ний — «Вестингауз». Она гото­ви­лась рас­ши­рять иссле­до­ва­тель­ский отдел, в кото­ром уже рабо­та­ли несколь­ко рос­сий­ских имми­гран­тов, дав­ших Тимошенко самые лест­ные характеристики.

И вот уже новое место рабо­ты в Питтсбурге. На этот раз Тимошенко мог уви­деть, как устро­е­на изнут­ри боль­шая аме­ри­кан­ская ком­па­ния. Больше все­го его пора­зи­ло, что инже­не­ры сиде­ли в том, что мы бы сей­час назва­ли «опен-офи­сом». «Американцы совер­шен­но не пони­ма­ют, что для умствен­но­го тру­да необ­хо­ди­мы тиши­на и неко­то­рый ком­форт», — кон­ста­ти­ро­вал он.

Зато в «Вестингаузе» было мно­го таких же, как он, эми­гран­тов. С ними Тимошенко по боль­шей части и общал­ся, устра­и­вал пешие про­гул­ки в обе­ден­ный пере­рыв. Настроение было так себе. Российские инже­не­ры не очень раз­би­ра­лись в элек­тро­ма­ши­нах, на кото­рых спе­ци­а­ли­зи­ро­ва­лась ком­па­ния, испы­ты­ва­ли по это­му пово­ду син­дром само­зван­ца и боя­лись, что их уво­лят. Но прак­ти­ка пока­за­ла, что фун­да­мен­таль­ная инже­нер­ная под­го­тов­ка поз­во­ли­ла каж­до­му из них сде­лать хоро­шую карье­ру в США.

Цех заво­да «Вестингауз» в Питтсбурге. 1920-ые годы

Близким дру­гом Тимошенко стал изоб­ре­та­тель кине­ско­па и один из отцов теле­ви­де­ния Владимир Зворыкин. Такой же имми­грант, он рабо­тал в «Вестингаузе» и учил­ся в док­то­ран­ту­ре в Питтсбургском уни­вер­си­те­те. Зворыкин часто под­во­зил ново­го дру­га на завод и с заво­да на сво­ей машине.

Тимошенко сра­зу пока­зал, что для ком­па­нии он цен­ное при­об­ре­те­ние. Изобрел и улуч­шил несколь­ко мел­ких изме­ри­тель­ных при­бо­ров. Решил ряд слож­ных инже­нер­ных задач. И вско­ре стал кон­суль­ти­ро­вать самые раз­ные тех­ни­че­ские отде­лы «Вестингауза» в сфе­ре сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов. Если в серий­ной машине что-нибудь лома­лось, и инже­не­рам нуж­но было точ­но опре­де­лить при­чи­ну и не допу­стить новых поло­мок, обра­ща­лись имен­но к нему.

Тут уче­ный впер­вые обра­тил вни­ма­ние на один из суще­ствен­ных плю­сов инже­нер­но­го дела в США — науч­ные резуль­та­ты, достиг­ну­тые в иссле­до­ва­тель­ских отде­лах боль­ших кор­по­ра­ций, гораз­до быст­рее нахо­ди­ли свое вопло­ще­ние на про­из­вод­стве. «Эта связь нау­ки и тех­ни­ки нала­жи­ва­лась, по моим наблю­де­ни­ям, в Америке успеш­нее, чем в Европе», — при­знал Тимошенко.

Не про­шло и года на новом месте, как эми­гран­ту при­шлось сно­ва попро­бо­вать себя в роли лек­то­ра. К нему обра­ти­лась груп­па моло­дых инже­не­ров ком­па­нии, желав­ших про­слу­шать курс тео­рии упру­го­сти. Набралось 25 слу­ша­те­лей. Времени днем на это не было. Поэтому Тимошенко учил их по вече­рам, наско­ро пере­ку­сы­вал дома и воз­вра­щал­ся на завод. «Так, веро­ят­но, впер­вые на тер­ри­то­рии Соединенных Штатов, был про­чи­тан курс тео­рии упру­го­сти», — отме­ча­ет он.

Потом эти внут­рен­ние завод­ские лек­ции пре­вра­ти­лись в посто­ян­но дей­ству­ю­щий семи­нар. Там уже читал докла­ды не толь­ко сам Тимошенко, но и дру­гие инже­не­ры, рас­ска­зы­вая о раз­ных раз­де­лах механики.

В нача­ле 1924 года глав­ный инже­нер-меха­ник заво­да, Итон, решил еще плот­нее под­клю­чить ново­го сотруд­ни­ка к обу­че­нию моло­дых кол­лег. Компания каж­дый год нани­ма­ла око­ло 300 выпуск­ни­ков аме­ри­кан­ских инже­нер­ных вузов. И пер­вые пол­го­да они учи­лись, про­во­дя по 2-3 неде­ли в раз­ных завод­ских цехах. Потом их рас­пре­де­ля­ли по про­из­вод­ству, но при­мер­но каж­дый пятый решал про­дол­жать обра­зо­ва­ние внут­ри «Вестингауза». Они сда­ва­ли спе­ци­аль­ный экза­мен и мог­ли посту­пить в одну из внут­рен­них школ: меха­ни­ки или электротехники.

В пер­вой Тимошенко и попро­си­ли про­честь курс сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов. Он оче­ред­ной раз кон­ста­ти­ро­вал плохую тео­ре­ти­че­скую под­го­тов­ку аме­ри­кан­ских выпуск­ни­ков. И про­чи­тал им курс, кото­рый в цар­ской России обыч­но слу­ша­ли второкурсники.

Каждый тео­ре­ти­че­ский отдел кур­са сопро­вож­дал­ся в соот­вет­ствие с наме­чен­ным еще в киев­ский пери­од под­хо­дом реше­ни­ем при­клад­ных задач. Эти лек­ции потом соста­ви­ли первую поло­ви­ну новой аме­ри­кан­ской кни­ги Тимошенко «Applied Elasticity».

Компания была заин­те­ре­со­ва­на в том, что­бы тру­ды ее иссле­до­ва­те­лей обсуж­да­лись на меж­ду­на­род­ных науч­ных и инже­нер­ных кон­грес­сах. Так Тимошенко попал летом 1924 года в Торонто и про­вел несколь­ко дней на тер­ри­то­рии уни­вер­си­те­та. Атмосфера там цари­ла бри­тан­ская, участ­ни­ки кон­грес­са были по боль­шей части евро­пей­ца­ми. И уче­ный вер­нул­ся в боль­шой тос­ке по уни­вер­си­тет­ской работе.

Положение имми­гран­та в «Вестингаузе» было проч­ным. Денег хва­та­ло не толь­ко на жизнь, не толь­ко на уче­бу детей в Германии, но даже на посыл­ки род­ствен­ни­кам в СССР. А Тимошенко писал одно за дру­гим отча­ян­ные пись­ма Вернадскому. «Здешние лабо­ра­то­рии ни с рус­ски­ми, ни даже с Загребом срав­нить нель­зя. Страна уди­ви­тель­ная! Живут люди с мате­ри­аль­ным ком­фор­том и обхо­дят­ся без газе­ты, без теат­ра, без поря­доч­но­го книж­но­го мага­зи­на, без биб­лио­тек!! Чтобы добыть поря­доч­ную науч­ную кни­гу, нуж­но писать само­му в Европу», — сето­вал он в переписке.

Компания во мно­гом гото­ва была пой­ти Тимошенко навстре­чу. В 1926 году его отпра­ви­ли в поезд­ку по уни­вер­си­те­там и лабо­ра­то­ри­ям Европы. Он побы­вал в Великобритании, Германии, Швейцарии и Франции, поучаст­во­вал за эти несколь­ко меся­цев в двух науч­ных конгрессах.

В США дея­тель­ность уче­но­го все боль­ше выхо­ди­ла за рам­ки род­но­го заво­да. Он высту­пил с докла­дом в Мичиганском уни­вер­си­те­те. Прочитал лек­цию для узких спе­ци­а­ли­стов и про­фес­со­ров в Массачусетском тех­но­ло­ги­че­ском инсти­ту­те. А вот кон­суль­та­ци­он­ной рабо­ты ста­но­ви­лось все мень­ше. На заво­де ком­па­нии рабо­та­ли уже три выпус­ка внут­рен­ней кор­по­ра­тив­ной шко­лы – инже­не­ры, про­слу­шав­шие курс Тимошенко и реша­ю­щие боль­шин­ство задач, каса­ю­щих­ся проч­но­сти, без посто­рон­ней помощи.

На англий­ском вышел его автор­ский курс сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов, что зна­чи­тель­но упро­сти­ло и пре­по­да­ва­ние. Так что инже­нер даже дого­во­рил­ся с дирек­то­ром инсти­ту­та, что его будут отпус­кать после обе­да писать в спо­кой­ной обста­нов­ке новую кни­гу – про виб­ра­ции в маши­нах. Тимошенко объ­яс­нил началь­ни­ку, что имен­но с этой темой свя­за­ны мно­гие затруд­не­ния инже­не­ров ком­па­нии, и зару­чил­ся его поддержкой.

Теоретическая часть ново­го кур­са была в зна­чи­тель­ной мере взя­та из рус­ско­языч­ных книг Тимошенко. А вот прак­ти­че­ские зада­чи опи­ра­лись на реаль­ные при­ме­ры из завод­ской прак­ти­ки. В 1927 году курс был готов.

Весной того же года уче­ный полу­чил теле­грам­му от дека­на Инженерной шко­лы Мичиганского уни­вер­си­те­та. Там была учре­жде­на осо­бая кафед­ра для иссле­до­ва­тель­ской рабо­ты по меха­ни­ке. И Тимошенко пред­ла­га­лось ее занять. Мечта сбывалась.

На заво­де все­ми сила­ми пыта­лись его удер­жать. Предлагали офи­ци­аль­ное зва­ние завод­ско­го кон­суль­тан­та и пол­ную сво­бо­ду от мест­ных пра­вил. Обещали поезд­ки на любые кон­грес­сы в Европе и Америке. «Все это было очень заман­чи­во. Но я знал, что пока буду на заво­де, покоя не будет и науч­но рабо­тать не смо­гу», — вспо­ми­нал потом ученый.

Но рас­ста­лись с ком­па­ни­ей они хоро­шо. За Тимошенко сохра­ни­ли долж­ность при­ез­жа­ю­ще­го кон­суль­тан­та. Он дол­жен был наве­щать завод раз в месяц и два дня обсуж­дать вопро­сы меха­ни­ки с завод­ски­ми инженерами.

Отец-основатель

Стоит ли писать, что в аме­ри­кан­ском уни­вер­си­те­те Тимошенко тоже сра­зу очень мно­гое не понра­ви­лось. Его удив­ля­ло раз­де­ле­ние тру­да, при кото­ром вся адми­ни­стра­тив­ная рабо­та вплоть до при­гла­ше­ния новых про­фес­со­ров ведет­ся уни­вер­си­тет­ской адми­ни­стра­ци­ей — людь­ми, зача­стую не име­ю­щи­ми пря­мо­го отно­ше­ния к нау­ке и преподаванию.

Угнетало, что про­фес­со­ра обя­за­ны с 9 утра до 5 попо­лу­дни сидеть в сво­их каби­не­тах. И что пре­по­да­ва­те­ли инже­нер­ных спе­ци­аль­но­стей обыч­но исполь­зу­ют это вре­мя для выпол­не­ния сто­рон­них зака­зов. Но боль­ше все­го раз­дра­жал невы­со­кий соци­аль­ный ста­тус профессора.

Он при­вык к евро­пей­ско­му под­хо­ду, когда про­фес­сор — желан­ное и высо­ко­опла­чи­ва­е­мое зва­ние. А в Америке в те годы хоро­шие прак­ти­ки, будь то врач, будь то инже­нер, совер­шен­но не рва­лись пре­по­да­вать. Вскоре Тимошенко убе­дил­ся, что инже­не­ры в уни­вер­си­те­те гораз­до мень­шие про­фес­си­о­на­лы, чем их кол­ле­ги в Исследовательском инсти­ту­те «Вестингауза». Да еще и завистливые.

«С пер­во­го же дня моих заня­тий в уни­вер­си­те­те я почув­ство­вал, что отно­ше­ние ко мне совсем не такое, как на заво­де. На заво­де инже­не­ры обра­ща­лись ко мне за сове­том, за помо­щью. Они были со мной любез­ны, — я не был их кон­ку­рен­том. Совсем иное поло­же­ние было в уни­вер­си­те­те. Здесь я ино­стра­нец, пло­хо гово­ря­щий по-англий­ски, постав­лен­ный в при­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние», — вспо­ми­нал Тимошенко. Действительно, со сво­ей осо­бой кафед­рой он дол­жен был зани­мать­ся со сту­ден­та­ми совсем немно­го часов. А денег полу­чал вдвое боль­ше, чем обыч­ные профессора.

Поразительно, но даже сту­ден­ты отно­си­лись к пре­по­да­ва­те­лям безо вся­ко­го пие­те­та. В какой-то момент уче­ный заме­тил, что сапо­ги его все вре­мя испач­ка­ны. Он заду­мал­ся и понял, что уни­вер­си­тет­ская тер­ри­то­рия гряз­ная, кое-где в гря­зи про­ло­же­ны дере­вян­ные мост­ки. И в этих узких местах сту­ден­ты совер­шен­но не стре­мят­ся усту­пать про­фес­со­ру доро­гу. А сам Тимошенко при встре­че на мост­ках инстинк­тив­но отхо­дит в сто­ро­ну и пач­ка­ет сапо­ги. «Решил изме­нить мое пове­де­ние, не усту­пать доро­ги и идти пря­мо на сту­ден­та. При моем росте и весе этот метод ока­зал­ся удач­ным — сту­ден­ты усту­па­ли доро­гу, и я стал при­хо­дить домой с чистой обу­вью», — напи­шет он потом в мемуарах.

При этом в науч­ном плане сту­ден­ты тоже не бли­ста­ли. В вузы они посту­па­ли с гораз­до мень­шей мате­ма­ти­че­ской под­го­тов­кой, чем их евро­пей­ские сверст­ни­ки. И отно­си­лись к уче­бе праг­ма­тич­но. Вывод фор­му­лы не инте­ре­сен, если мож­но загля­нуть в спра­воч­ник и сра­зу полу­чить гото­вое решение.

К самой уче­бе отно­ше­ние тоже быто­ва­ло праг­ма­ти­че­ское. Почти любую карье­ру мож­но было сде­лать без уче­ной сте­пе­ни. Поэтому никто осо­бо не стре­мил­ся стать док­то­ром инже­нер­ных наук. Тимошенко решил пере­ло­мить эту ситу­а­цию. И если уж сту­ден­ты выби­ра­ют сра­зу идти на завод, то поче­му бы не при­влечь к рас­ши­рен­ной учеб­ной про­грам­ме уже дей­ству­ю­щих завод­ских инже­не­ров. Воспользовавшись свя­зя­ми в «Вестингаузе», уче­ный создал схе­му, при кото­рой неко­то­рые моло­дые сотруд­ни­ки ком­па­нии по окон­ча­нии внут­рен­ней завод­ской шко­лы мог­ли учить­ся на док­тор­скую сте­пень в Мичиганском уни­вер­си­те­те под его руководством.

Но посколь­ку от Питтсбурга до Анн-Арбора, где пре­по­да­вал Тимошенко, надо ехать почти 500 км, со вре­ме­нем реше­но было пере­ве­сти инже­не­ров «Вестингауза» в Питтсбургский уни­вер­си­тет. Тимошенко там уже не пре­по­да­вал, но помог раз­ра­бо­тать пра­ви­ла вза­и­мо­дей­ствия вуза и заво­да. Что осо­бен­но при­вле­ка­ло док­то­ран­тов, в каче­стве дис­сер­та­ций засчи­ты­ва­ли науч­ные рабо­ты, выпол­нен­ные в кор­по­ра­тив­ном иссле­до­ва­тель­ском институте.

Зато при Мичиганском уни­вер­си­те­те уче­ный-эми­грант орга­ни­зо­вал лет­нюю шко­лу меха­ни­ки. «Расчет был на то, что моло­дые пре­по­да­ва­те­ли дру­гих аме­ри­кан­ских уни­вер­си­те­тов поже­ла­ют исполь­зо­вать лет­ние кани­ку­лы для про­слу­ши­ва­ния кур­сов, обыч­но тре­бу­е­мых на док­тор­ских экза­ме­нах», — объ­яс­нит он в вос­по­ми­на­ни­ях. Идея ока­за­лась весь­ма вос­тре­бо­ван­ной. Первым же летом — в 1929 году — на уче­бу съе­ха­лись пол­сот­ни уче­ных со всей стра­ны. Расчет Тимошенко был верен: чис­ло инже­не­ров-док­то­ран­тов в Мичиганском уни­вер­си­те­те ста­ло рас­ти. А сам он будет регу­ляр­но читать докла­ды на лет­них шко­лах, даже когда ста­нет про­фес­со­ром Стэнфорда.

Физический факуль­тет Стэнфордского уни­вер­си­те­та 1930-ые

Еще одну важ­ную для аме­ри­кан­ской инже­нер­ной нау­ки вещь уче­ный начал реа­ли­зо­вы­вать еще в Питтсбурге. Он решил орга­ни­зо­вать Секцию при­клад­ной меха­ни­ки при Американском обще­стве инже­не­ров-меха­ни­ков для печа­ти и обсуж­де­ния про­филь­ных науч­ных работ. Он сумел зара­зить этой идее глав­но­го инже­не­ра-меха­ни­ка «Вестингауза» Итона. Но с само­го нача­ла реше­но было не замы­кать­ся в рам­ках одной кор­по­ра­ции и при­гла­сить пред­ста­ви­те­лей «Дженерал Электрикс».

И опять Тимошенко нащу­пал то, чего не хва­та­ло аме­ри­кан­ской инже­нер­ной нау­ке. Секция при­клад­ной меха­ни­ки, запу­щен­ная в кон­це 1928 года, быст­ро набра­ла попу­ляр­ность и ста­ла важ­ной пло­щад­кой для науч­ных дис­кус­сий. А ее жур­нал Journal of Applied Mechanics — авто­ри­тет­ней­шим изда­ни­ем в этой области.

Началась Великая Депрессия, но про­фес­сор пере­нес ее бла­го­по­луч­но – с пози­ции сто­рон­не­го наблю­да­те­ля. В уни­вер­си­те­те сокра­ти­ли, а потом и вовсе пере­ста­ли пла­тить зар­пла­ты про­фес­со­рам, но Тимошенко рабо­тал и в «Вестингаузе». По доро­ге в Питтсбург он часто был един­ствен­ным пас­са­жи­ром в спаль­ном вагоне. В раз­гар кри­зи­са уче­ный съез­дил на два кон­грес­са в Европу, путе­ше­ство­вал по Франции и наме­тил там план новой кни­ги «Устойчивость упру­гих систем».

В 1933 году испол­ни­лось шесть лет пре­по­да­ва­ния в Мичиганском уни­вер­си­тет, и Тимошенко полу­чил саб­ба­ти­кал – опла­чи­ва­е­мый полу­го­до­вой отпуск. Он отпра­вил­ся в боль­шое путе­ше­ствие по Старому све­ту и даже уви­дел нацист­ский митинг в Германии. «По ули­цам мар­ши­ро­ва­ли в воен­ном поряд­ке какие-то люди и дети, оче­вид­но школь­ни­ки. Везде мас­са фла­гов пар­тии Наци. Это напо­ми­на­ло демон­стра­ции вре­мен боль­ше­ви­ков в Петербурге», — отме­тит он потом в воспоминаниях.

Осенью 1934 года Тимошенко при­гла­си­ли в Калифорнийский уни­вер­си­тет на месяц в каче­стве сто­рон­не­го лек­то­ра. А с 1935-го ста­ли звать насо­всем. Почти одно­вре­мен­но его нача­ли при­гла­шать и в Стэнфордский уни­вер­си­тет. Ученый выбрал Стэнфорд.

Переселившись на дру­гой конец стра­ны, уче­ный, к боль­шой радо­сти, изба­вил­ся от рабо­ты кон­суль­тан­том. К тому же и стэн­форд­ские сту­ден­ты ему нра­ви­лись боль­ше. Более вос­пи­тан­ные, не такие гру­бые, из обес­пе­чен­ных семей.

Начало Второй Мировой вой­ны заста­ло уче­но­го в оче­ред­ной поезд­ке по Европе. Но в Америке дела шли по-преж­не­му. И в сво­бод­ное от лек­ций вре­мя Тимошенко писал новую кни­гу — по ста­ти­ке соору­же­ний. «Американские кни­ги по это­му вопро­су каза­лись мне мало­удо­вле­тво­ри­тель­ны­ми, — объ­яс­нял он. — Американские авто­ры учи­ли “как” нуж­но вести рас­чет, но вопрос “поче­му” этот рас­чет при­во­дит к нуж­ным резуль­та­там, оста­вал­ся невыясненным».

Война охва­ти­ла весь Старый свет. Но до кон­ца 1941 года и напа­де­ния на Перл-Харбор в аме­ри­кан­ских уни­вер­си­те­тах она совсем не чув­ство­ва­лось. Потом клас­сы поре­де­ли. Все здо­ро­вые и не име­ю­щие отсро­чек сту­ден­ты были при­зва­ны в армию.

Разворачивались воен­но-про­мыш­лен­ные про­грам­мы. Тимошенко то читал докла­ды по спе­ци­аль­ным отде­лам тео­рии упру­го­сти для инже­не­ров-авиа­стро­и­те­лей в Лос-Анжелесе, то кон­суль­ти­ро­вал мор­ское ведом­ство в Вашингтоне. Потом читал вечер­ние лек­ции для инже­не­ров обо­рон­ной про­мыш­лен­но­сти. Ученому испол­ни­лось 65 лет, но вопре­ки при­ня­тым пра­ви­лам его оста­ви­ли в университете.

В 1946-м моби­ли­зо­ван­ные сту­ден­ты нача­ли воз­вра­щать­ся. А инже­нер­ная нау­ка США сто­я­ла на поро­ге боль­ших пере­мен. Выделялись госу­дар­ствен­ные сред­ства на раз­ви­тие инже­нер­но­го обра­зо­ва­ния. Тогда по ини­ци­а­ти­ве Тимошенко в Стэнфорде появи­лось отде­ле­ние иссле­до­ва­тель­ской меха­ни­ки. В сле­ду­ю­щей поезд­ке по Европе уче­ный иссле­до­вал меха­ни­че­ские лабо­ра­то­рии повер­жен­ной Германии и пере­ма­ни­вал луч­ших про­фес­со­ров рабо­тать в Америку.

Занятий в уни­вер­си­те­те у Тимошенко ста­но­ви­лось все мень­ше. В новом отде­ле­нии он читал толь­ко два кур­са: «Механические свой­ства стро­и­тель­ных мате­ри­а­лов» и «Историю сопро­тив­ле­ния мате­ри­а­лов». Вторая область посте­пен­но ста­но­ви­лось глав­ной сфе­рой его науч­но­го интереса.

Все сво­бод­ное от пре­по­да­ва­ния вре­мя он посвя­щал сво­ей исто­ри­че­ской кни­ге, кото­рая вый­дет в 1953 году. А во всех поезд­ках по Европе ску­пал у буки­ни­стов ста­рин­ные тома, посвя­щен­ные механике.

В 1955-м Тимошенко нако­нец-то вышел на пен­сию. Хотя ему было уже 75 лет, уни­вер­си­тет­ская адми­ни­стра­ция уго­ва­ри­ва­ла про­длить кон­тракт. Но про­фес­сор отка­зал­ся. «Все кур­сы, кото­рые я читал, уже были отпе­ча­та­ны. И повто­рять на лек­ци­ях то, что сту­дент мог про­честь в кни­ге, не пред­став­ля­ло ника­ко­го инте­ре­са», — объ­яс­нял он.

В 1957 году Американское обще­ство инже­не­ров-меха­ни­ков учре­ди­ло медаль име­ни Степана (точ­нее, в англий­ском вари­ан­те — Стивена) Тимошенко. Ее еже­год­но вру­ча­ют за выда­ю­щи­е­ся дости­же­ния в обла­сти при­клад­ной меха­ни­ки. И пер­вым лау­ре­а­том стал, что зако­но­мер­но, сам Тимошенко. В удо­сто­ве­ре­нии к меда­ли объ­яс­ня­лось, что уче­ный был «лиде­ром новой эры при­клад­ной механики».

Медаль Тимошенко

Пожилой про­фес­сор полу­чал в те годы мно­же­ство почет­ных наград и зва­ний. Вплоть до избра­ния (сра­зу после поезд­ки в СССР) ино­стран­ным чле­ном Академии Наук СССР. «О том, что я когда‑то был выбран в Академию еще доре­во­лю­ци­он­ным ее соста­вом, теперь не упо­ми­на­лось», — сар­ка­сти­че­ски заме­тил Тимошенко.

Ученый овдо­вел еще в 1946 году. Его дочь – Анна Тимошенко-Герцельт жила в Вуппертале, и отстав­ной про­фес­сор наве­щал ее каж­дое лето.

А в 1964 году он сло­мал ногу в Швейцарии и не стал воз­вра­щать­ся в США, а пере­брал­ся в Германию к доче­ри. Он умер у нее на руках 29 мая 1972-го. За год до это­го про­фес­сор сумел под­го­то­вить и выпу­стить свою послед­нюю кни­гу — «Механика материалов».

Свои «Воспоминания» Тимошенко опуб­ли­ко­вал в 1963 году. Там он чест­но при­знал­ся, что до сих пор не уве­рен, пра­виль­но ли он сде­лал, что пере­ехал в США.

«Занявшись под­го­тов­кой инже­не­ров, год­ных для тео­ре­ти­че­ско­го иссле­до­ва­ния тех­ни­че­ских задач, я напи­сал ряд кур­сов, кото­рые нашли широ­кое рас­про­стра­не­ние. Но ново­го я в Америке сде­лал мало. Произошло ли это пото­му, что мно­го был занят прак­ти­че­ски­ми рабо­та­ми или пото­му, что мне уже было око­ло соро­ка пяти лет и начал ста­реть, я не знаю», — кон­ста­ти­ро­вал ученый.

Автор тек­ста: НИКИТА АРОНОВ

Список лите­ра­ту­ры:

1) Тимошенко Степан Прокофьевич. Воспоминания, Париж 1963.

2) Isaac Elishakoff. Who developed the so-called Timoshenko beam theory?, Mathematics and Mechanics of Solids, August 12, 2019

3) Вернадский В. И. Дневники 1917-1921. Киев, 1994.

4) «Разбросанные по всей Америке…»: из писем С. П. Тимошенко В. И. Вернадскому. Публикация М. Ю. Сорокиной

5) Stephen Timoshenko — path-breaking professor of applied mechanics, Stanford

Никита Аронов  7.04.2024

математика, механика, университеты