Вслед за отменой грантов, выданных Национальными институтами здравоохранения США (NIH), ту же процедуру начал Национальный научный фонд (NSF). Изменило грантовую политику и DOE, министерство энергетики США — ещё один крупный грантодатель. Вслед за биологами и медиками о кризисе сообщают математики, климатологи, инженеры. Одни лаборатории закрывают проекты, другие переходят в режим экономии. Новые требования по снижению косвенных затрат в грантах грозят оставить университеты без средств. Тем временем европейские исследовательские центры открывают грантовые программы в надежде переманить американских учёных. T-invariant продолжает рассказывать, как новая политика меняет науку в США и что это значит для учёных.
Ранее в T-invariant
- Администрация Трампа системно подрывает биомедицинские исследования
- Евгений Шахнович: «Если Гарвард прогнётся, появится что-то вроде советского парткома»
- «Этот мост сожгли». Почему молодым учёным из России, Украины и Беларуси не нашлось места в США?
- Американский биолог Сергей Миркин: «Люди не верят, что сегодня такое происходит в США»
- Если планы DOGE реализуют, научному лидерству США придёт конец». Американский учёный — о реформе Маска в области здравоохранения
- Константин Сонин: «И Путин, и Трамп считают, что прав тот, кто сильнее»
К 20 мая 2025 года новая американская администрация аннулировала около 2900 ранее выданных научных грантов на общую сумму 8,5 миллиардов долларов. Сами грантодатели не предоставляют подробных отчётов, собрать данные пытается волонтёрский проект Grant Watch. Согласно его последним отчётам, NIH остановил более 1500 грантов на 7,5 миллиардов долларов, из которых 2,49 миллиарда не были выделены и израсходованы. В то же время NSF отменил 1379 грантов на 1 миллиард долларов.
Член руководящего совета NSF, социолог Алондра Нельсон 13 мая заявила о своем увольнении в знак несогласия с новой политикой. Фактически теперь Национальный научный совет играет чисто номинальную роль, объяснила она. Одобрять или не одобрять финансирование заявки на грант, которую подробно исследовали учёные-эксперты, сейчас решает человек из DOGE — Департамента государственной эффективности.
В беседе с Science профессор Нельсон выразила надежду, что за её демонстративной отставкой последуют и другие. А если нет, то её жест станет хотя бы поводом для обсуждения. «Я надеюсь, что моё решение уйти с должности и моя готовность публично говорить об этом привлекут внимание к серьёзным проблемам управления, с которыми сейчас сталкивается NSF», — заявила Нельсон.
Проблема в том, что открыто говорить решаются немногие. Другая недавняя публикация Science подробно описывает страх, сковавший исследователей и управленцев от науки в новой трамповской реальности. «Учёных заставили чувствовать, что они не могут открыть рот из-за опасения потерять все, что у них осталось», — рассказала журналистам директор Центра науки и демократии в Союзе обеспокоенных учёных Джен Джонс.
Главные новости о жизни учёных во время войны, видео и инфографика — в телеграм-канале T-invariant. Подпишитесь, чтобы не пропустить.
Сама Джонс — активистка и говорить не боится, а вот учёные, занимающиеся преимущественно наукой, теперь всё чаще избегают публичности. Американский геофизический союз пытался собрать истории исследователей, пострадавших от сокращения финансирования, чтобы представить их членам Конгресса. И столкнулся с тем, что многие учёные отказались говорить.
Равенство и дезинформация
Впрочем, отдельные истории об отмене грантов всё-таки всплывают в СМИ. Например, газета The Diamondback, связанная с Мэрилендским университетом, написала о 14 отмененных грантах NSF и пообщалась с некоторыми исследователями, оставшимися без финансирования.
Профессор информационного колледжа Кэти Шилтон работала над созданием инструмента модерации контента для онлайн-групп и форумов. Инструмент должен был помечать посты и комментарии, потенциально нарушающие правила. Например, содержащие ответы на домашние задания или распространяющие дезинформацию. Теперь Шилтон заявили, что её работа больше не соответствует приоритетам агентства NSF.
«Это все, что нам сообщили, поэтому нам остается только строить предположения», — комментирует профессор Шилтон. Она подозревает, что грант на её проект был отменён, потому что работа связана с дезинформацией. Представители новой американской администрации не раз публично называли борьбу с дезинформацией в сети новой цензурой.
Ещё несколько профессоров сообщили The Diamondback, что, по их мнению, их гранты были отменены из-за использования в формулировках заявок слов «разнообразие, равенство и инклюзивность». Например, Скотт Уолперт с кафедры математики исследовал, как улучшить успеваемость студентов по математике. Слова «разнообразие», «равенство» и «инклюзивность» встречались в заявке его отмененного гранта около 30 раз. «Это фактически запрещённые слова», — заявил Уолперт.
На сайте NSF утверждается, что никаких запретных слов для грантов нет. Но приоритетам фонда теперь не соответствуют гранты, «посвящённые разнообразию, равенству и инклюзивности (DEI), климатической справедливости, а также дезинформации».
Доцент Юрий Дворкин, специалист в сфере вычислительных наук в институте Хопкинса, занимается оптимизацией энергетических сетей. И его работа напрямую связана с «зелёной» энергетикой. Как только появился список из первых 533 отмененных грантов NSF, Дворкин решил проанализировать их по своим профильным запросам: «климат», «устойчивое развитие», «чистая энергетика», «ветряная энергетика» и т.п.
«Я нашёл 28 грантов, но 16 из них были скорее не научные, а образовательные», — Дворкин включает демонстрацию экрана с результатами анализа. Там все чётко сгруппировано: инжиниринговые гранты, гранты в сфере биологических наук. В названии каждого есть слова типа «равноправие», «справедливость», «система ценностей», «борьба с несправедливостью».
«То есть, несмотря на всю риторику, касающуюся климата, эти гранты отменили не за климат, а за равноправие и справедливость. Сейчас, когда отменили уже около 1400 грантов, тенденция сохранилась за исключением Гарварда, где большое количество научных грантов и даже в вычислительных науках были отменены под предлогом секвестра федеральных грантов этому конкретному университету, — констатирует Дворкин. — Что плохо, порезали гранты в категории «карьера» для поддержки молодых учёных. И в академическом сообществе обычно ресурсы для молодых учёных стараются не трогать. Отменили и грант для докторантов».
Издание The Hechinger Report проанализировало отменённые гранты NSF и пришло к выводу, что три четверти отмен касаются образования. Причём, если смотреть третью волну сокращений, которая была в начале мая и затронула 330 грантов, почти все из них (кроме двух) «были направлены на усилия по содействию равенству путём увеличения участия женщин и чернокожих и испаноязычных студентов в областях STEM».
DEI долгие годы были частью академической политики в США. NSF даже финансировал издание специального научного журнала ADVANCE Journal: Individual and Institutional Transformation for Social Justice. Журнал публиковал только работы, связанные с «институциональной трансформацией, касающейся инклюзивности, равенства и справедливости в высшем образовании». Грант на издание журнала был рассчитан ещё на три года. Но одним из первых пошёл под нож.
«Мы теряем не только наш журнал, но и десятилетия борьбы и прогресса в деле равноправного отношения к женщинам в академических точных науках», — утверждают редакторы журнала.
В ответ на ситуацию с наукой в США некоторые правительства, организации и институты запустили программы по привлечению талантливых учёных из США. Издание Nature составило подробный гид по таким инициативам.
Неопределённость и экономия
«Самое неприятное не то, что сейчас делается в американской науке, а как оно делается, — объясняет Юрий Дворкин. Создаётся неопределённость, которая сильно бьёт по научным процессам. Университет не знает, сколько у него будет денег. Приходится принимать консервативные решения. Например, я в этом году мог бы взять двух аспирантов, но взял только одного. В этом смысле Трамп атакует не столько науку, сколько научный процесс».
За свою лабораторию учёный спокоен. Во-первых, вычислительные науки меньше экспериментальных страдают от действий новой администрации. Во-вторых, то, что он делает, необходимо для развития искусственного интеллекта, которое провозгласили одной из целей страны. А все дата-центры надо снабжать электроэнергией. Но хаос и паника этой весной не обошли стороной и Дворкина.
«У меня были гранты NSF, Министерства энергетики, Минобороны и частные гранты. В апреле примерно на месяц замерло всё. То есть деньги не заморозили, их можно было тратить, но менеджеры не выходили на связь и не давали никаких ориентировок и комментариев. Это касалось не только NSF, но и всех остальных грантов, даже частных, — рассказывает учёный. — Ведь частные гранты либо нацелены на инновации, либо филантропические, чтобы компенсировать то, чего государство не делает. И они хотели разобраться, куда повернет новая администрация и что надо будет компенсировать. Продолжалось это весь апрель, а в мае все постепенно вернулось в норму».
Один грант Юрий получил уже при Трампе — от Министерства энергетики. Но в Школе инжиниринга три четверти зарплаты профессора не зависят от грантов. А вот другим коллегам по университету пришлось плохо. Так, в Школе общественного здравоохранения 100% зарплаты профессора — гранты. В результате сокращения NHI и USAID сотрудники потеряли большие суммы.
«Я не знаю пока людей, которым отменили гранты. Но знаю случаи, когда грант уже одобрен, заявителей поздравили, а деньги в университет до сих пор так и не пришли. Но такие задержки бывали и раньше», — рассказывает Александр Галкин, который возглавляет лабораторию в Медицинском колледже Корнеллского университета и изучает митохондрии.
Эта сфера исследований финансируется в основном через NIH. А там сокращения начались раньше. Но, по словам учёного, пока его коллеги по университету страдают не столько от отмены грантов, сколько от опасений за будущее.
«Медицинский колледж обособлен от Корнеллского университета. Но у нас было общее внеочередное онлайн-совещание с вице-президентом университета. Там сказали, что пока ничего никому не отменили. Но после этого начался разговор о том, что некоторые расходы нужно «поставить на паузу»», — рассказывает Галкин. Под сокращения попали дорогостоящие поездки, праздники на рабочем месте и пирожки с кофе, которые раньше ставили на столы во время больших лекций. Также введён временный запрет на контракты с внешними консультантами.
«Ещё университет поставил на паузу покупку любых инструментов дороже 10000 долларов. Хотя вообще-то это деньги мои, они на счету моей лаборатории, — продолжает Галкин. — Найм тоже заморожен. Администрация Трампа уволила многих людей из Национальных институтов здравоохранения, включая отличных учёных. Возможно они бы нашли себя в академии, но нанять их сейчас не получится.
Разрешается нанимать только лаборантов и технических работников, без которых не обойтись. Но даже это непросто. Сейчас Галкин бьется за вакансию техника, который должен ухаживать за лабораторными мышами. Он написал подробное обоснование, получил отказ и сейчас делает ещё одну попытку.
Свою лепту в общих хаос вносит и ужесточение миграционной политики. В лаборатории есть аспирант из Эквадора и постдок из Мексики. Они уже получили письма из международного отдела университета с просьбой уточнить визовые детали.
«Мы пообещали, что, если их будут депортировать, укроем в подвале. “Это не смешно” — был ответ, — рассказывает Галкин. — Если резюмировать, никто ничего хорошего не ожидает. Но и ничего плохого пока тоже не случилось. Понятно, что в университетах будут сокращения. Если сократят часть департамента DEI, этого никто не заметит. Или секретарей, которые занимаются в основном посылкой электронных писем друг другу. А если решат срезать на 10% финансирования каким-нибудь лабораториям?»
Косвенные затраты
Главная причина экономии в университетах не столько отмена самих грантов, сколько новый подход к так называемым косвенным затратам.
«Система работает так: лаборатория получает 100% суммы гранта, а колледж например, плюс 70% на косвенные расходы, — объясняет Александр Галкин. — В больших колледжах этот процент побольше, в маленьких – поменьше. Подразумевается, что деньги будут тратить на нас же: на помещения, инфраструктуру, расходные материалы, электронные микроскопы. Хотя давно обсуждалось, что 70% это слишком много. Это просто какой-то кусок бюджета университета, так же как плата за обучение, или оплата медицинских услуг, если колледж медицинский и в нём есть клиника».
Актуальные видео о науке во время войны, интервью, подкасты и стримы со знаменитыми учёными — на YouTube-канале T-invariant. Станьте нашим подписчиком!
NIH ещё 7 февраля заявил о резком сокращении косвенных расходов: отныне они не должны превышать 15% от суммы гранта. В апреле аналогичные требования выдвинуло Министерство энергетики, а в начале мая — и NSF.
«Целью финансирования колледжей и университетов является поддержка научных исследований, а не оплата административных расходов и модернизации объектов», — заявил министр энергетики Крис Райт. Он добавил, что ограничения помогут сэкономить 405 миллионов долларов в год.
После заявления NIH группа университетов решила оспорить новые правила в суде. К ним присоединились генпрокуроры ряда штатов и общественные группы по защите биомедицинских прав.
В апреле вузы объединились в новом иске уже к Минэнерго. Заявителями числятся Университет Рочестера, Университет Брауна, Калифорнийский технологический институт, Корнеллский университет, Иллинойсский университет, Массачусетский технологический институт, Мичиганский университет, Мичиганский государственный университет и Принстонский университет. Только для Университета Рочестера решение министерства означает потерю около 25 миллионов долларов ежегодного финансирования.
Возглавляет группу истцов Ассоциация американских университетов. На своем сайте она открыла раздел вопросов и ответов, посвященных косвенным расходам. Там объясняется, что эти расходы идут на «современные исследовательские лаборатории; высокоскоростную обработку данных; защиту национальной безопасности (например, экспортный контроль); безопасность пациентов; радиационную безопасность и утилизацию опасных отходов; персонал, необходимый для поддержки основных административных и нормативных работ, обслуживающий персонал и другие виды деятельности, необходимые для поддержки исследований». Ассоциация утверждает, что оплата косвенных расходов — составляющая «успешного партнёрства университетов и федерального правительства, выросшего из Второй мировой войны». «Университеты — а не федеральное правительство — берут на себя риск создания необходимой инфраструктуры для поддержки этих исследований в ожидании того, что их исследовательский состав успешно поборется за федеральные исследовательские гранты, и, таким образом, университету будет возмещена часть связанных с этим расходов на инфраструктуру», — заявляет Ассоциация.
«Эти ограничения в 15% необоснованны, — заявила в беседе с Science конгрессвумен от Калифорнии Зои Лофгрен, главный демократ в научном комитете Палаты представителей США. — Они подорвут способность исследовательских университетов проводить критически важные исследования от имени федерального правительства. Эта администрация, похоже, предполагает, что “косвенный” означает “ненужный” — это просто неправда».
Но это и не полная правда. Компенсация косвенных расходов действительно была важной частью послевоенной научной системы США, но далеко не сразу достигла трети от общей суммы грантов. К нынешней дискуссии группа учёных во главе с профессором Массачусетского технологического института Пьером Азулаем подготовила исследование «Возмещение косвенных затрат в инновационной политике США: История, факты и пути реформирования».
Из него можно узнать, что в годы Второй мировой войны, когда формировалась система грантов, действовал принцип: «ни доходов, ни потерь». То есть исследователи должны были покрывать свои реальные издержки на научную работу, но не зарабатывать дополнительных денег в университетские бюджеты. Первые годы в NIH действовало ограничение косвенных расходов в 8% от прямых затрат на грант. По просьбам университетов в 1958 его подняли до 15%, а в 1963 — до 20%. В NSF сначала тоже было ограничение в 15%. В 1966 году Конгресс отменил верхний предел и ввёл переговорную систему ставок: каждый университет начал согласовывать свою ставку косвенных расходов индивидуально с агентством. Тем временем косвенные расходы неуклонно росли. Если посмотреть исторические материалы на сайте NIH, то 1970 по 1988 год они выросли с 20,6% до 30,7% от прямых. Не раз университеты ловили на злоупотреблениях. Самый известный скандал привел в 1991 году к отставке президента Стэнфорда. В ходе проверки выяснилось, что университет включил в косвенные затраты по грантам антикварный комод и амортизацию яхты.
Но хотя косвенные расходы далеко не всегда были такими большими, университеты бьются в суде за их нынешний уровень.
Сейчас Александр Галкин готовит заявку на новый грант. И, согласно политике Корнелла, всё равно обязан прописать 70% косвенных расходов. Бюджет составляется специальным офисом по поддержке грантов, и все цифры косвенных расходов определяются там.
При этом в негосударственных американских грантах и близко нет подобных сумм. Косвенные расходы там либо не предусмотрены вовсе, либо не превышают 20%. Сейчас некоторые коллеги Галкина ищут альтернативное финансирование от благотворительных организаций.
«Довольно много денег даёт, например, American Heart Association (американская кардиологическая ассоциация) или Alzheimer’s Association (общество изучения болезни Альцгеймера), — рассказывает он. — Но они не покрывают таких косвенных затрат. Так что для университета такой грант бесполезен, университеты хотят, чтобы лаборатории получали федеральное финансирование».
Меньше студентов и денег
«После Второй Мировой войны, когда начиналась Холодная война и США выбирали модель финансирования науки, и в том числе “военной” тематики, они приняли решение создать NSF и финансировать университетские исследования через большие гранты. В то время, как СССР выбрали другой путь — прямое бюджетное финансирование оборонных задач через конкретные институты, создание монополий и пр. Политика Ванивара Буша, строившего эту систему, имела весьма долгосрочное влияние на организацию и результаты американской науки», — рассказывает профессор Мария Юдкевич, исследовательница высшего образования из Хайфского университета.
Благодаря этому на начало второй половины 20 века пришлась волна создания исследовательских университетов в США. В большинстве случаев уже существовавшие университеты превращались в исследовательские.
Говорить о конце этой системы явно преждевременно. По подсчётам Nature, правительство США остается крупнейшим источником финансирования академических НИОКР в мире: в 2025 финансовом году на федеральные НИОКР выделен бюджет в размере 201,9 миллиарда долларов США. Конечно, не все эти гранты предназначены для университетов. По итогам 2023 года они составили 59,7 миллиарда долларов. И отмененные сейчас гранты на 2,8 миллиарда долларов составляют менее 5% от этой суммы.
Тем временем «научное убежище» американским учёным предложил французский университет Экс-Марсель. Принять собираются 15 исследователей. На первом этапе университет получил 298 заявок, 242 из них соответствуют требованиям и сейчас рассматриваются. Среди подателей 135 американцев, 45 человек с двумя гражданствами и 17 французских подданных.
К инициативе присоединился ещё один французский университет, CentraleSupélec, входящий в состав Высшей школы инженерии Университета Париж-Сакле. Он выделил три миллиона евро на приём американских учёных. «На данном этапе Инженерная школа рассматривает несколько заявок, но мы пока не раскрываем деталей», — сообщила T-invariant спикер университета Клэр Флинн.
Брюссельский свободный университет обещал принять 12 американских постдоков. А Фонд Эльзы Крёнер-Фрезениус (Германия) решил в этом году выделить 10 миллионов евро немецким университетам на приём учёных из США.
«Мы стремимся поддержать медицинские исследования из категории close to the patient (то есть, на стыке наук и клиники). Посмотрим, насколько привлекательной для немецких университетов окажется эта программа и как изменится ситуация с наукой в США. Однако мы планируем, что она продлится несколько лет», — рассказал T-Invariant гендиректор фонда профессор Михаэль Мадея.
Европейский исследовательский совет выделил на привлечение американских учёных в 2025-2027 годах сразу 500 миллионов евро. На эти деньги запускается программа «Выбери Европу для науки». Исследователям предлагают гранты до 2,5 миллионов евро. Плюс до двух миллионв евро на то, чтобы перевезти лабораторию и обосноваться на новом месте. Американские учёные действительно стали чаще получать приглашения от европейских коллег.
«Мне их тоже присылают, — говорит Юрий Дворкин. — В Европе есть три хороших университета в моей сфере. Но деньги там предлагают маленькие — гораздо меньше, чем в США. Вторая причина, по которой лично я бы не поехал, — это антисемитизм. В самих европейских университетах он не чувствуется, но в городах был сильно осуществим ещё до 7 октября».
«Эти 500 миллионов — совсем небольшая сумма для серьёзных учёных. Даже в небольшой лаборатории один-два гранта на 4-5 лет от NIH составляют 2-5 миллионов, — рассказывает Александр Галкин. — Вряд ли это позволит переманить в Европу состоявшихся учёных, у которых большая лаборатория, несколько больших грантов и контакты внутри местной системы. А вот начинающие завлабы, может быть, поедут. Этот переход из постдока на факультет всегда был непростым этапом. А сейчас на фоне сокращений финансирования в США молодым станет ещё труднее».
Мария Юдкевич с интересом следит за европейскими инициативами, но пока не видит оснований для каких-то значительных изменений. «Те американские профессора, у которых постоянная позиция в сильном исследовательском университете, должны иметь очень веские основания и очень привлекательные условия, чтобы от них отказаться. Не так много мест, где они могут получить сопоставимые условия», — рассуждает она.
Экономисты Эндрю Филдхаус и Карел Мертенс, исследующие влияние НИОКР на экономику, в 2023 году сопоставили общее финансирование самых крупных научных агентств США и последующий экономический рост. Они пришли к выводу, что каждый грантовый доллар приводит к росту ВВП на 1,4-2,1 доллара. На фоне отмены грантов Филдхаус уже несколько раз предупреждал в СМИ, что любые сокращения финансирования науки обернутся убытками. Фундаментальная наука лежит в основе экономического роста Америки, уверен он.
«В долларовом выражении экономическая отдача действительно очень высока», — говорит Филдхаус. — После Второй мировой войны государственные инвестиции в НИОКР довольно стабильно обеспечивают около 20–25% всего роста производительности в частном секторе США». Речь, впрочем, именно о фундаментальной науке. Влияние на экономику грантов, направленных на DEI, учёный не изучал.
В упомянутом выше исследовании Пьера Азулая из Массачусетского технологического института пришли к выводу, что некоторые сферы пострадают сильнее других. Сокращение косвенных затрат непропорционально ударит по медицинским исследовательским центрам, разрабатывающим лекарства.
«Все учреждения, непосредственно ответственные за выдачу патентов на различные лекарственные препараты с 2005 года, имеют (эффективные и согласованные) ставки косвенных издержек, по крайней мере в два раза превышающие 15%, и в связи с предлагаемым изменением столкнутся со значительным сокращением финансирования», — считают исследователи.
Таким образом, попытка изменить систему финансирования науки, регулировать содержательную сторону исследований и влиять на кадровую политику университетов может дорого обойтись всем гражданам США, вне зависимости от того, за кого они голосовали и имеют ли они отношение к науке.